По имеющимся материалам, эта находка и по сей день нигде в мире не превзойдена.

Теперь в Росси малахита стало достаточно. Ещё и по другому случаю находка состоялась вовремя. В 1837 году приключился пожар в Зимнем дворце. Надо было восстанавливать царскую резиденцию. И, подготовленный подношением Демидова, Николай I принимает предложение архитектора А. П. Брюллова восстановить сгоревший яшмовый зал зодчего Монферрана с заменой в облицовке колонн яшмы на малахит.

Пятьдесят тысяч рублей стоило казне изготовление на Екатеринбургской и Петергофской гранильных фабриках малахитовых пластинок для отделки колонн, других деталей этого зала из меднорудянского малахита. Хватило этого малахита и на огромную вазу, посланную в подарок Николаем I Фридриху-Вильгельму III в Берлин, где она и поныне хранится в Берлинском музее. Хватило и на множество ваз, столешниц, других всяких поделок, что сейчас хранятся в Эрмитаже и иных знаменитейших музеях мира, вызывая восторженное изумление и поклонение и искусствоведов, и знатоков камня.

Искусствовед А. Н. Воронихина: «В камнерезном искусстве того периода столешницы из различных цветных камней, отличающиеся красотой и яркостью, занимали значительное место. Но такого богатства сочетаний цвета, оттенков и рисунков, как это можно наблюдать в малахите, не встречается ни в одном камне. Столешницы начала девятнадцатого века выполнены сочно и живописно. Цвет и оттенки камня звучат в них в полную силу…»

Академик А. Е. Ферсман: «Надо посетить залы Эрмитажа, окинуть взором его вазы и чаши, надо в малахитовом зале Зимнего дворца научиться ценить этот кричащий вычурный камень, надо посмотреть эти достижения русской техники и искусства, чтобы сказать, что можно сделать из русского камня…»

Максимальная добыча малахита пришлась на годы, когда в России творили талантливые зодчие Монферран, Брюллов, Гальберг, Штакеншнейдер. Малахит хорошо пришелся к нарядной парадности барокко и изысканной витиеватости рококо — господствовавших тогда стилей архитектуры и искусства. И даровитые мастера широко применяли этот камень для архитектурной отделки и для изделий прикладного искусства. Вазы Гальберга и Штакеншнейдера, столешницы Монферрана, малахитовые колонны Брюллова, выполненные руками мастеровых Екатеринбурга и Петергофа, — сегодня национальная гордость России.

А еще малахит в старые годы шел на изготовление очень прочной зеленой краски. Наш современник ужасается: малахитом красили крыши. Действительно, посмотрев на сплошную зеленую бесчисленность крыш старого Полевского, можно ужаснуться: сколько же здесь размазано малахитовых шкатулок и эрмитажных ваз! Но не стоит уж слишком сокрушаться. Для приготовления краски использовали предки наши не поделочный малахит, а крошку от поделок из малахита, либо вовсе уж бросовый камень.

С годами запасы малахита на Урале уменьшались и к началу XX века практически истощились. Стали строго учитываться даже небольшие находки малахита. Администрация Меднорудянского рудника принимала в начале 1900-х годов чрезвычайные меры для предотвращения хищений малахита. Вся территория рудника была обнесена высоким забором. Вход и выход возможен стал для всех только через проходную, где проходящих подвергали досмотру и обыску. Руды, в которых мог быть малахит, подавались в специальное помещение, где глинистая порода старательно промывалась, а обнаруженные куски плотного малахита протирались и отправлялись в браковочный зал.

С уменьшением запасов малахита резко уменьшился и поток изделий малахитовой промышленности.

Это положение сохранилось и до сих пор. В любом сегодняшнем уральском ювелирном либо сувенирном магазине навалом экзотического чароита и сибирского тоже нефрита, есть изделия из яшмы, агата, родонита, змеевик пошел в ход, а малахита практически не бывает, разве что африканский завезут.

Видимо, кардинально положение может измениться только с открытием на Урале новых малахитовых залежей. Возможно ли это? Что говорят специалисты?

Крупный ученый-минералог, доктор геолого-минералогических наук, профессор Свердловского горного института Г. Н. Вертушков полагает, что:

«…Для возрождения в полном объеме малахитовой промышленности на Урале необходимо найти новые контактово-метасоматические месторождения меди типа Меднорудянска или Гумёшек, в коре выветривания которых будут окисленные медные руды и поделочный малахит. Выход малахита от количества меди в коре выветривания составляет около 1 %, следовательно, в новом месторождении… должны быть запасы меди порядка пятидесяти — ста тысяч тонн. В этом случае камнеобрабатывающая промышленность будет обеспечена запасами малахита в пятьсот — тысячу тонн».

В общем-то это месторождение меди средних размеров, меньше Меднорудянского в три-пять раз. Но его ещё надо найти. А помнится, А. Е. Ферсман говаривал, что руду можно найти там только, где она есть.

Профессор Вертушков полагает, что такая руда на Урале еще есть. Вообще, по его мнению, «…поиски контактово-метасоматических месторождений меди на Урале — одна из важнейших задач не только для обеспечения камнеобрабатывающей промышленности малахитом, но и для обеспечения медной промышленности Урала рудной базой…» Ведь «в прошлых двух столетиях на Урале большая часть меди была получена из того типа месторождений; достаточно указать такие месторождения, как Турьинские рудники, где медные руды добываются более двух столетий. Поиски этого типа месторождений за последние 70–50 лет были прекращены».

Действительно, усилия современных уральских геологов главным образом направлены на отыскание медных руд колчеданного типа (как южноуральские, к примеру) или меднопорфирового. Г. Н. Вертушков полагает, что «забытый» тип месторождений на Урале может быть выявлен, и перспективной для его поисков является огромная площадь в десятки тысяч квадратных километров, опоисковать которую, по его мнению, даже не в состоянии одно поколение геологов. Поэтому поиски сейчас надо сосредоточить на наиболее перспективных участках, и Вертушков указывает их. Это заболоченные площади в районе Нейво-Рудянки — Кировграда и далее на север до Быньгов, район Левихи — Черноисточинска и многие еще места на Урале.

Может быть, он и прав.

Может быть, в скором времени вновь пойдет с рудников «большой уральский малахит», возродя его былую славу.

А что — может и быть.

Но у этой радостной надежды есть еще одна сторона.

Коль пойдет малахит, кто же его обрабатывать станет? Кто возьмет на себя нелегкую ношу носителя традиций непревзойденных уральских камнерезов?

Старые мастера ушли. Недавно умер и Оберюхтин. Умелец, каких поискать. Недаром его приглашали реставрировать малахитовый зал Эрмитажа. Умер и унес с собой секрет зад ел очной мастики — святая святых малахитчиков. Малахит ведь камень хрупкий, часто пористый, с раковинками. Для целостности рисунка эти поры и раковинки мастера заделывают мастикой, в состав которой входят воск, канифоль, толченый малахит, еще кое-что. Так вот, у всех почти что мастеров заплатки быстро тускнели на основном-то фоне, а оберюхтинская годы и годы стоит, и неотличима.

Последние свои годы Оберюхтин прожил почти молча. Он тихо возился со штучными работами в своем закутке на заводе «Уральский самоцвет» и лишь иногда тихо бурчал: «Разве же они камень работают?.. Им лишь стекло резать, а и то б поглядеть — доверил бы… К нему камень пришел… Погляди, что он есть, какого строю… Подумай, как его людям оказать. Нет, он хвать, да сразу — шир-шир пилой. Норму накромсал — и доволен. Одно слово — резун…»

И только немногим близким по духу людям он выговаривался: «Ведь в нашем деле что само важно? А то важно, что не ты рисунок камню даешь, а ты из камня рисунок вынимать. У каждого — от камня свой лик. Ты его и окажи. Ты камень-то огляди сперва. Камень — он блазнить любит. Кажись, уж все ухватил да увидел. Хвать молоток. Ан еще погоди. Околтать всегда успеешь. У молодого рука да глаз скорые да неточные. Чуть-чуть не доглядел — вся красота и ушла в обой. А тогда не поворотишь. Неспешно еще разок огляди, да смекни. Камень — он тоже сурьезный подход чувствует. И тогда уж себя непременно окажет».