— Пожалуйста…

Виктор Михайлович изложил выводы рабочего совещания, и Горбачев поддержал их сразу, решительно:

— Правильно!

Затем началось обсуждение дополнительных мер, в котором приняли участие Рыжков, Шеварднадзе, Яковлев, Язов, Медведев, другие члены политического и государственного руководства, ведь Политбюро и Секретариат собрались в полном составе, как всегда бывает при встречах Генерального секретаря, прибывающего из зарубежной поездки. Помню, по ходу разговора Медведев сказал:

— Поступила шифрограмма из Тбилиси, но я с ней еще не успел познакомиться…

В итоге все сошлись на том, что рекомендации разработаны разумные, они носят профилактический характер и дают время для того, чтобы широко использовать политические методы. Что касается дополнительных предложений, то, подытоживая обмен мнениями, Горбачев сказал:

— Надо, чтобы завтра же утром товарищи Шеварднадзе и Разумовский вылетели в Тбилиси. Разберитесь там в обстановке на месте. Понимаю, дел много, но необходимо лететь. Надо приложить все силы к тому, чтобы политическими средствами разрядить конфликт. Если потребуется, следует встретиться с участниками митинга.

Вне сомнения, Генеральный секретарь принял абсолютно верное, возможно, единственно верное решение. Кстати, Горбачев дал поручение и Чебрикову: завтра же утром собрать рабочее совещание, на котором снова рассмотреть развитие ситуации уже с учетом полученных шифровок.

Помнится, при этом Михаил Сергеевич добавил:

— Как условились, Егор Кузьмич отбывает в отпуск… Итак, подводя итоги, можно с уверенностью сказать: тот поздний вечер седьмого апреля в аэропорту «Внуково-2» высшее политическое руководство страны с участием Генерального секретаря ЦК КПСС четко выработало курс на разрешение конфликта сугубо политическими методами.

Возвращаясь мысленно к событиям, развернувшимся на первом съезде, я вспоминаю, что в тот момент недоумевал: с какой целью начала нагнетаться истерия? Зачем некоторые грузинские депутаты прямо на глазах принялись создавать политическое «тбилисское дело»? Почему антисоветская пресса моментально занялась формированием соответствующего общественного мнения, настраивая его против армии?

Еще и еще раз обязан заявить: утвержденные вечером седьмого апреля рекомендации рабочего совещания были направлены на то, чтобы урегулировать конфликт мирными средствами. А поручения, дополнительно сделанные в тот вечер Горбачевым, были здравыми и дальновидными: они позволяли полностью овладеть ситуацией. Думаю, ни у кого нет сомнений в том, что, если бы утром восьмого апреля Шеварднадзе, как и было предложено ему Горбачевым, прилетел в Тбилиси, ночной трагедии 9 апреля не произошло.

Как уже говорилось, на следующее утро я улетел отдыхать и о дальнейших событиях могу судить лишь по документам, которые изучил весьма внимательно, в сопоставлении.

Согласно предложению Горбачева восьмого апреля в ЦК под председательством Чебрикова состоялось новое совещание, посвященное положению в Грузии. Его состав был тем же, что и накануне, «за исключением т. Лигачева Е.К., уехавшего в отпуск» — так сказано в заключении комиссии Съезда народных депутатов СССР. Кроме того, в совещании приняли участие министр внутренних дел СССР т. Бакатин, а также член Политбюро т. Шеварднадзе. Иными словами, вопреки указанию Горбачева Шеварднадзе не поторопился утром же вылететь в Тбилиси, а остался в Москве. И в этой связи небезынтересно привести текст шифрограммы от Патиашвили, полученной накануне вечером, той самой, о которой упомянул Медведев в аэропорту. Вообще говоря, она была оглашена Лукьяновым на первом Съезде народных депутатов СССР, однако зачитан был не весь текст. Поэтому имеет смысл воспроизвести ее здесь целиком:

«Обстановка в республике в последнее время резко обострилась. Практически выходит из-под контроля. Экстремистские элементы нагнетают националистические настроения, призывают к забастовкам, неподчинению властям, организуют беспорядки, дискредитируют партийные, советские органы. В сложившейся ситуации надо принимать чрезвычайные меры.

Считаем необходимым:

1. Незамедлительно привлечь к уголовной и административной ответственности экстремистов, которые выступают с антисоветскими, антисоциалистическими, антипартийными лозунгами и призывами (правовые основания для этого имеются);

2. С привлечением дополнительных сил МВД и Закавказского военного округа ввести в Тбилиси особое положение (комендантский час);

3. Осуществить силами партийного, советского, хозяйственного актива комплекс политических, организационных и административных мер по стабилизации обстановки;

4. Не допустить в союзных, республиканских средствах массовой информации публикаций, осложняющих ситуацию».

Заканчивалась шифровка следующим образом:

«На первый, второй и четвертый пункты просим согласия».

Когда впоследствии я ознакомился с полным текстом этой телеграммы, то понял, что обстановка в Тбилиси складывалась еще острее, чем мы предполагали днем 7 апреля. Но, видимо, Горбачев и без шифровки хорошо представлял себе возможное развитие событий, поскольку за полгода до этого успешно разрядил ноябрьский кризис в Грузии и был, как говорится, полностью в курсе дела. А потому, не дожидаясь письменных подтверждений, дал указание Шеварднадзе вылететь в Тбилиси, посоветовал встретиться с митингующими.

Однако события разворачивались иначе, и тут я хочу процитировать строки из вышеупомянутого заключения комиссии народных депутатов СССР: «К этому времени (к моменту совещания в ЦК КПСС 8 апреля) была получена шифрограмма от 08.04.89, подписанная Д. Патиашвили, о том, что обстановка в городе стабилизируется и находится под контролем. Между т. Шеварднадзе Э.А. и т. Патиашвили Д.И. состоялся обмен мнениями по телефону. Ссылаясь на стабилизацию положения в ночь с 7-го на 8-е, Д. Патиашвили посчитал прилет товарищей Шеварднадзе Э.А. и Разумовского Г.П. излишним, с чем согласились и участники совещания».

А теперь небезынтересно сравнить сказанное с заключением Комиссии Верховного Совета Грузинской ССР. Согласно ее выводам, 7 апреля в ЦК КП Грузии состоялась встреча с представителями интеллигенции, на которой Д.И. Патиашвили «оценил создавшееся положение как катастрофическое». 8 апреля в Тбилиси прошло собрание партийного актива республики, где Джумбер Ильич отметил, что «в республике создалась чрезвычайно напряженная и взрывоопасная политическая атмосфера. Экстремистски настроенные лидеры призывают к свержению Советской власти, социалистического строя». На активе было принято решение об использовании воинских частей для вытеснения с площади митингующих. Именно утром 8 апреля была проведена демонстрация военной силы — над городом летали вертолеты, по Тбилиси прошли три колонны бронетранспортеров. Вместо ожидаемого эффекта успокоения эта акция вызвала резкое увеличение числа митингующих у Дома правительства[1]9. Иными словами. 8 апреля обстановка в городе продолжала быстро сгущаться.

А в Москву вдруг полетели шифровки, выдержанные в совершенно иных, куда более оптимистических тонах, нежели накануне.

В тот день, 8 апреля, в Москву была направлена шифрограмма, в которой оптимистически утверждалось:

«В целом ЦК КП Грузии, правительство, местные партийные и советские органы владеют ситуацией, принимают необходимые меры по стабилизации обстановки… Каких-либо дополнительных к ранее принятым мерам со стороны ЦК КПСС, Правительства СССР в настоящий момент не требуется».

Эта шифровка была отправлена 8 апреля в 20 часов 50 минут — после нападения бесчинствующих групп молодежи на бронетранспортеры, когда уже были ранены шестеро военнослужащих, когда ситуация стала взрывоопасной…

А наутро, после того как трагедия в Тбилиси уже свершилась, Д.Патиашвили дал телеграмму такого содержания: «8 апреля после 21 часа, несмотря на все принимаемые партийными, советскими и правоохранительными органами меры, обстановка на митинге у здания Дома правительства республики с участием 15 тысяч человек, а также в других, частях города стала накаляться экстремистами до предела и выходить из-под контроля. Лидеры так называемого национально-освободительного движения начали оглашать планы захвата власти в республике…»