Спускаясь в лифте, он заглядывает в нее. Черная бархатная сумочка пуста.

— Ты мог погубить мою жизнь, — говорит она, сидя на уголке дивана с подушечкой на коленях и держа в руке бутылочку водки из бара. Ноги в блестящих черных чулках покоятся на кофейном столике. Ногти на ногах у нее тоже красные. — И я не могу допустить, чтобы такое сошло тебе с рук.

— Прости. Я ведь не специально сделал то, что сделал. — Он вытаскивает стул из-за стола и садится рядом.

— Если я не смогу проделать с тобой все, что положено, меня точно понизят. Могу поспорить, что вернут работать в дешевых универмагах. Нет ничего хуже лотерейных билетов.

— Так чем же ты все-таки занимаешься? Работаешь в службе безопасности?

— Как посмотреть…

— Если это поможет, то кольцо оставь себе. Ты же видишь, это не дешевая бижутерия, оно стоит приличных денег. Но мне оно теперь ни к чему.

Она надевает бриллиант на палец, оценивает в свете лампы:

— Потрясная штуковина. Ты всегда такой торопливый?

— Только при ловле блох, — отвечает он, и ее реакция становится великим событием в его личной истории: женщина смеется в ответ на шутку Дэнни Флетта.

— Сам знаю, что повел себя, как идиот, — продолжает он, — но когда я увидел тебя в лифте, то решил, что это судьба. И что отныне у меня все будет хорошо.

— Так и должно было случиться. Могло случиться. Если бы ты умел понимать намеки. Тебе известна истина: люди приезжают в Вегас, чтобы играть?

— Когда я тебя увидел, у меня на душе стало так хорошо… Понимаешь, мне всю жизнь не давало покоя… я никому про это не говорил. Понимаешь, я не боюсь умереть. Я боюсь умереть, не оставив после себя никого, кто пожалел бы о том, что меня не стало. Наверное, именно это я и надеялся найти в тебе… что ты окажешься той, кому меня будет не хватать.

— Господи, сжалься надо мной. Ты и в самом деле полный болван. Сама не знаю, сколько еще смогу тебя выносить. — Она забирается с ногами на его кровать. — Сколько у тебя денег?

— Нисколько. — Он обшаривает карманы и находит два десятицентовика.

— Тебе нужно немного больше. Я не могу дать тебе их, потому что тогда они будут не твои. Иначе ничего не сработает. Деньги должны быть твоими. — Она обводит взглядом комнату в поисках чего-то, известного только ей, потом смотрит на кольцо. На ее губах мелькает улыбка. — Но я могу у тебя кое-что купить, так ведь? Тогда это не будет против правил.

Она достает из сумочки доллар.

— Держи. Твое желание исполнилось. Кольцо теперь мое.

— Оно и было твоим. Там, куда я отправлюсь, мне деньги не нужны.

Она засовывает сложенный доллар в нагрудный карман его нового костюма.

— Он мне не нужен, честно.

— Нужен, уж поверь мне. — Она ослабляет ему галстук, расстегивает рубашку. — Но сперва тебе надо стать везучим. Очень-очень везучим.

Когда она проснулась, он сидел, глядя на нее.

— Твои глаза… — произносит он, с трудом пытаясь осознать очевидное. — У всех тех женщин вчера в казино… у них были твои глаза.

— Да, само собой, — подтверждает она.

— Это были твои подруги, да? Они не подпускали меня к тебе?

Она зарывается лицом в подушку, маскируя зевком раздражение.

— Я люблю тебя, — говорит он.

— А меня все любят, — слышит он приглушенный подушкой ответ.

Сегодня день красного платья. Дэнни понятия не имеет, откуда она его достала — он не видел у нее чемодана, — но это его не волнует. Черное ей подходило. В белом она смотрелась замечательно. Но ее цвет — красный.

Когда они входят в казино, она берет его под руку, и ему страстно хочется, чтобы Гейл и Маккриди оказались здесь и увидели это. И Гарнер тоже. И Мэйуэвер. И все парни. Господи, разве они не померли бы от зависти?!

Она настаивает, чтобы он сам выбрал автомат. Опять ее правила.

Автомат проглатывает банкноту.

— Если хочешь знать мое мнение, то это будет напрасная потеря хорошего доллара, — говорит он.

— На это не рассчитывай, — советует она и страстно целует его в губы. Потом подмигивает. — Небольшая дополнительная страховка.

— Боже, ты прекрасна! — говорит он и тянет рукоятку автомата.

А еще прекраснее, когда она злится, решает Дэнни. Она мчится впереди него, сплошной гнев и ярость, она цедит сквозь зубы что-то о дешевых универмагах, лотерейных билетах и слова «через мой труп».

— Все выигрывают. Все. Но ты, ты… Не знаю, сколько мне придется трудиться и сколько на это уйдет времени, но ты так легко не отделаешься. Я тебе не позволю так со мной поступать. — Она почти швыряет его на кровать. — Мне попадалось много неудачников — ты и представить не можешь, сколько, — но такого невезучего у меня еще не было.

Дэнни не отвечает. И только еле заметно улыбается.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

© Michael Libling. If You've Ever Been a Lady. 2006. Печатается с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».

Альберт Коудри

Имитация жизни

Милли Мёрфи радостно приветствовала Эмму Смайт-Денби на пороге своего иглу, пусть и не широко распростертыми объятиями (Эмма не одобряла этих дамских нежностей и поцелуйчиков), но широкой, искренней улыбкой от всей души.

— Значит, ты все-таки успешно пережила свою поездку в Город! — воскликнула она, и Эмма откликнулась ей в тон:

— С трудом!

Согласно недавней, но уже отлетевшей моде на эскимосскую архитектуру гостиная Милли не имела углов и закруглялась в плавную форму купола, изящно отделанного белоснежной искристой субстанцией. Низкая уютная банкетка с подушками из ярко-алого синтешелка кольцом окаймляла всю комнату, не считая, понятно, большой входной двери и другой напротив нее, поменьше, что вела во внутренние апартаменты. За банкеткой в стене таились узкие, но глубокие ниши, не доступные для любопытного постороннего взгляда, где Милли имела обыкновение прятать всяческую чепуху. Старую одежду и наскучившие безделушки, подпорченные или вышедшие из моды вещицы домашнего обихода, а иногда, как не раз бывало, и одного из своих любовников (в случае, если другому ее обожателю вдруг приходило в голову срочно нанести ей пылкий нежданный визит).

Но сегодня Милли предусмотрительно освободила время для Эммы, и потому на круглом столике в центре гостиной красовался самый настоящий серебряный чайник в сопровождении аппетитнейшего пирога с тмином. Так что обе леди поспешили усесться за стол, чтобы насладиться чаепитием и приятной беседой.

— Ну и как? Ты видела этих любовных роботов?! — сразу выпалила Милли без всяких обиняков: бедняжке до сих пор не удалось научиться благовоспитанно уступать другим инициативу в разговоре.

Эмма слегка нахмурилась, нарочито откусила изрядный кусок тминного пирога и принялась неторопливо жевать, предоставив излишне любопытной подруге изнывать от нетерпения. Хотя Эмму так и подмывало деликатно отчитать Милли за бестактность, ей действительно надо было посоветоваться с кем-то, обладающим достаточным опытом в подобных делах. А у Милли подобного опыта было предостаточно и разнообразных сортов, если уж называть такие вещи их вульгарными именами.

— Дорогая, это было просто ужасно, — сказала она наконец, тщательно дожевав свой кусок пирога и запив его несколькими деликатными глотками бергамотового «Эрл Грея». — Ты только представь себе — целая толпа! И мужчины, и женщины впритирку, и все они абсолютно игнорируют друг друга! Просто стоят и глазеют на этих… на эти изделия.

— Да полно тебе, Эмма, — мягко возразила верная подруга. — Некоторые из этих с виду очень даже неплохи. Восхитительное совершенство! Хотела бы я знать, из чего они делают для них кожу? Она кажется даже более естественной, чем… натуральная, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу этим сказать.