— Этот мир, которого мы так страстно желали, не находится ли он здесь, перед нашими глазами? Каждое мгновение нужно уметь им наслаждаться, как редким плодом и постигать его истинную ценность. Но люди только и думают о том, чтобы нарушить гармонию, как если бы они ее не выносили. Почему, Амени?

— Я… я не знаю, Твое Величество.

— А ты никогда не задавал себе этот вопрос?

— У меня не было на это времени. И к тому же есть Фараон, чтобы отвечать на вопросы.

— Серраманна говорил со мной, — сказал Рамзес.

— Говорил… О чем?

— О странном визите в твой кабинет.

Амени не смутился:

— О чем идет речь?

— Ты не мог бы мне сказать это сам?

Писец на минутку задумался:

— Я думаю о капитане баржи, он не договаривался о встрече со мной, а самовольно ворвался в кабинет. Конечно, я обычно не принимаю таких людей! Его речь была бессвязной, он говорил о докерах и задержке погрузки… Я его выдворил с помощью охранника.

— Ты видел его в первый раз?

— И в последний! Но… почему ты спрашиваешь?

Взгляд Рамзеса стал таким же проницательным, как взгляд Сета; глаза Фараона сверкали гневом, пронзая сумерки.

— Ты мне когда-нибудь лгал, Амени?

— Никогда, Твое Величество! И никогда не солгу. Пусть мои слова будут иметь силу клятвы жизнью Фараона!

Несколько томительных секунд Амени почти не дышал. Он знал, что Рамзес судит его и сейчас вынесет свой приговор. Правая рука Фараона легла на плечо писца, который сразу же ощутил благотворное воздействие его магнетизма.

— Я верю тебе, Амени.

— В чем же меня обвиняли?

— В организации хищения ценностей, которые предназначались храмам, и в обогащении.

Амени был близок к обмороку.

— Меня, в обогащении?

— У нас много работы. Мир кажется в пределах досягаемости, но тем не менее нужно немедленно созвать военный совет.

Сетау упал в объятия Амени, Серраманна бормотал извинения:

— Ну конечно, раз сам Фараон тебя окончательно оправдал!

— Вы… Вы могли подумать, что я виновен? — удивился личный писец царя, с серьезным видом наблюдавший эту сцену.

— Я предал нашу дружбу, — признал Сетау, — но я думал только о безопасности Рамзеса.

— В таком случае, — согласился Амени, — ты поступил правильно. И если у тебя появятся другие подозрения, действуй в том же духе. Наш первостепенный долг — защищать Фараона.

— Кто-то пытался очернить Амени в глазах Фараона, — напомнил Серраманна. — Кто-то, чью подпольную торговлю уничтожил Сетау.

— Я хочу знать все подробности, — потребовал Амени.

Сетау и Серраманна рассказали об этапах своего расследования.

— Главарь шайки выдал себя за меня, — сделал вывод Амени, — он воспользовался капитаном баржи, которого кобра отправила на тот свет. С помощью ложной информации он бросил подозрение на меня и мою службу. Достаточно было посещения другого капитана, чтобы убедить вас в моей виновности. С моим устранением управление страной было бы ослаблено.

Рамзес нарушил свое молчание:

— Чернить моих приближенных — значит порочить управление страны, за которое я отвечаю. Кто-то пытается ослабить Египет в тот момент, когда осложнены отношения с Хеттской империей. Это не простое дело о краже, и даже больше, это гангрена, и ее нужно как можно быстрее уничтожить.

— Мы найдем моряка, который приходил ко мне, — сказал Амени.

— Я займусь этим, — подтвердил Серраманна. — Этот человек приведет нас к своему настоящему хозяину.

— Я отдаю себя в распоряжение Серраманна, — предложил Сетау. — Я в долгу у Амени.

— Только без ошибок, — потребовал Рамзес, — я хочу видеть главаря.

— А если речь идет об Урхи-Тешшубе? — вмешался Серраманна. — Я убежден, что у него только одно желание — отомстить.

— Нет, — возразил Амени, — он недостаточно хорошо знает деятельность египетской администрации, чтобы организовать хищение ценностей.

Урхи-Тешшуб, решивший помещать браку Рамзеса с дочерью Хаттусили, который отстранил его от власти… Царь не отверг предположения начальника своей охраны.

— Исполнитель мог действовать по приказу Урхи-Тешшуба, — настаивал Серраманна.

— Конец спорам, — перебил Рамзес, — установите наблюдение и немедленно. А ты, Амени, будешь работать в пристройке дворца.

— Но… почему?

— Потому что ты подозреваешься в воровстве и посажен в тюрьму. Противник должен думать, что его план сработал.

Глава 29

Сильный ледяной ветер, казалось, продувал крепостные стены Хаттусы, укрепленной столицы Хеттской империи. На вершине Анатолийского плато осень внезапно превратилась в зиму. Проливные дожди размыли дороги и препятствовали передвижениям купцов. Зябко поеживаясь, император Хаттусили грелся у очага, попивая горячее вино.

Письмо, которое он получил от Рамзеса, в высшей степени обрадовало его. Больше никогда Хеттская империя и Египет не будут воевать. Хотя применение силы и было иногда полезно, Хаттусили предпочитал дипломатию. Хеттия превратилась в дряхлеющую империю, уставшую от многочисленных сражений; после заключения договора с Рамзесом народ привыкал к миру.

Наконец, вернулась Путухепа. Императрица провела много часов в храме грозы, чтобы испросить совета у оракулов. Красивую и величественную верховную жрицу уважали даже военные.

— Какие новости? — взволнованно спросил Хаттусили.

— Плохие. Ненастье увеличится, температура упадет.

— Зато у меня есть для тебя чудо!

Император помахал папирусом, полученным из Пи-Рамзеса.

— Рамзес дал окончательное согласие?

— Поскольку праздник его возрождения прошел, так как он символически женился на своей дочери, чтобы исполнить обряды, Фараон Египта, наш возлюбленный брат, согласен жениться на нашей дочери. Хеттка — государыня Двух Земель… Никогда бы не подумал, что эта мечта осуществится!

Путухепа улыбнулась:

— Ты смог унизиться перед Рамзесом.

— По твоему совету, дорогая… По твоему мудрому совету. Слова не имеют никакого значения, главное — достичь нашей цели.

— К несчастью, небо ополчилось против нас.

— Погода в конце концов улучшится.

— Оракулы на этот счет дают мрачные прогнозы.

— Если мы будем медлить с отъездом нашей дочери, Рамзес может счесть это хитрой уловкой.

— Что делать, Хаттусили?

— Сказать ему правду и попросить его о помощи. Науке египетских магов нет равных, пусть они усмирят стихии и освободят дорогу. Немедленно напишем нашему возлюбленному брату.

Суровое лицо, порой напряженная походка из-за больных суставов — Ка, старший сын Рамзеса, бродил по огромному некрополю Саккары, где он чувствовал себя свободнее, чем в мире живых. Верховный жрец Птаха редко покидал древний город Мемфис. Его завораживала эпоха пирамид. Ка проводил долгие часы, созерцая трех каменных гигантов: плато Гизы, пирамиды, построенные Хеопсом, Хефреном и Микериносом. Когда солнце достигало зенита, их грани, покрытые белым известняком, отражали свет и освещали погребальные храмы, сады и пустыню. Воплощение первичного камня, возникшего из первозданного океана в первое утро Вселенной, пирамиды были также окаменевшими лучами солнца, которые хранили неизменную энергию. И Ка постиг одну из их истин, каждая пирамида была буквой великой книги мудрости, ее он искал в архивах древних.

Но верховный жрец Мемфиса был озабочен: расположенная недалеко от огромного архитектурного ансамбля Джесера, над которым возвышалась пирамида со ступенями, пирамида царя Унаса требовала восстановительных работ. Датируемый концом пятой династии, насчитывающий более тысячи лет почтенный монумент страдал от серьезных ран. Было совершенно необходимо заменить большое количество блоков.

Здесь, в Саккаре, верховный жрец Ка разговаривал с душами предков. Живя в часовнях — пристанищах вечности, он читал колонки иероглифов, вызывавших в воображении прекрасные дороги потустороннего мира и счастье тех, кто обладал «праведным голосом», потому что они жили в соответствии с Законом Маат. Разбирая эти надписи, Ка возвращал к жизни обитателей могил, продолжавших присутствовать на земле тишины.