Когда я про себя или здесь перед Вами, милостивые государи, наподобие настоящего дядюшки из немецкой комедии, ворчливо высказываю свое недовольство, жизненный опыт снова напоминает мне, что, желая сойтись с человеком, не следует придавать преувеличенного значения свойствам, которые его и так от нас отчуждают.
Посему выждем и посмотрим, как все это обернется в будущем. Я же тем временем постараюсь выполнить свое обязательство по отношению к Вам, продолжив рассказ об основателях моей коллекции.
Брат моего отца, закончив свою честную офицерскую службу, стал заниматься различными препорученными ему государственными делами, а под конец жизни — даже делами первостатейной важности. Он лично знал почти всех государей того времени и благодаря их подаркам — миниатюрным портретам на эмали — пристрастился к такого рода произведениям искусства. Постепенно он приобрел портреты почти всех почивших и живущих монархов, пользуясь тем, что золотые табакерки и бриллиантовые оправы по прошествии некоторого времени возвращались к ювелирам и торговцам драгоценностями; таким образом он в конце концов оказался владельцем некоего современного ему государственного календаря в портретах.
Часто путешествуя, он стремился всегда иметь при себе свои сокровища, тем более что эта коллекция много места не требовала. Где бы он ее ни показывал, к нему из недр старинной шкатулки летел еще какой-нибудь портрет живого или почившего: ибо одно из свойств узко определенной коллекции заключается в том, что она притягивает к себе все рассеянное по свету и силой сведенной воедино массы даже как бы упраздняет привязанность собственника к отдельной драгоценности.
От портретов (среди которых имелись и вполне законченные композиции, к примеру, портреты принцесс, аллегорически представленных в виде охотниц и нимф) мой дядя перенес свою страсть и на другие миниатюрные картинки этого рода, причем внешняя тонкость выполнения была для него важнее подлинных целей искусства, которые, впрочем, могут быть достигнуты и в такого рода вещах. Вы сами восхищались лучшими экземплярами этого собрания, к которому я лично добавил уже очень немногое и случайное.
И, наконец, если говорить обо мне, теперешнем счастливом обладателе и все же далеко не достаточно умелом хранителе этой хорошо известной и неоднократно прославлявшейся коллекции, то нельзя не отметить, что мои склонности с юных лет были противоположны пристрастиям моего дяди и отца тоже.
Не берусь решать, унаследовал ли я несколько более серьезное направление моего деда или же уклонился от пути моего отца и дяди только из того духа противоречия, который так часто проявляется у детей, но, во всяком случае, если первый желал видеть произведение искусства полностью совпадающим с произведением природы благодаря точному копированию и тщательному выполнению, а второй ценил маленькую дощечку лишь постольку, поскольку ее до бесконечности испещряли мельчайшие точки, и постоянно имел под рукою увеличительное стекло, надеясь с его помощью еще увеличить чудо подобной работы, — то я, в отличие от них, не знал большего удовольствия, чем видеть перед собой наброски, вызывающие во мне живое представление о будущем произведении искусства.
И все же великолепные наброски, которые находились в коллекции моего деда и вполне могли меня научить, что значит четкий и вдохновенный эскиз, хоть и разожгли мою страсть, но не определили ее направления. Меня волновало все, нарисованное смело, таинственно затемненное, исполненное силы. Я умел прочесть и безмерно ценил все, что немногими линиями создавало как бы иероглиф фигуры; с таких-то листов и началась моя коллекция, к собиранию которой я приступил еще юношей и над которой не переставал трудиться уже зрелым человеком.
Это привело меня к несогласию с отцом, дядей и зятем, усугублявшемуся и обострявшемуся еще и тем, что ни один из них не умел перенестись на мою точку зрения или побудить меня приблизиться к их позициям.
Хотя, как было уже сказано, я больше всего ценил вдохновенную руку, в мою коллекцию не могли не попасть и некоторые законченные вещи. Я научился, сам не сознавая, каким образом, ценить удачный переход от вдохновенного наброска к вдохновенному выполнению; научился почитать определенное, хотя и предъявлял к нему одно непременное условие: чтобы и определеннейший штрих был в то же время прочувствованным.
Этому также изрядно способствовали собственноручные гравюры различных итальянских мастеров, которые до сих пор хранятся в моей коллекции. Итак, я уже был на хорошей дороге, но повела меня по ней другая, позднее возникшая склонность.
Порядок и полнота были теми двумя качествами, которые я хотел сообщить моей маленькой коллекции; я читал историю искусства, я раскладывал листы соответственно школам, мастерам и годам, я составлял каталоги и в похвалу себе должен заметить, что мне не случалось узнать имя какого-нибудь мастера, жизнь какого-нибудь выдающегося человека без того, чтобы не попытаться раздобыть его работы и не только на словах твердить о его заслугах, но и видеть их перед собой во всей их наглядности.
В таком положении находилась моя коллекция, мои знания и их направление, когда пришло время поступать в университет. Любовь к моей науке, а именно — к медицине, отдаление от всех произведений искусства, новые предметы, новая жизнь оттеснили эту страсть в глубину моего сердца, и я старался только ознакомиться с лучшими изображениями объектов анатомических, физиологических и естественноисторических наук.
Еще до окончания университета произошло событие, имевшее решающее значение для всей моей жизни: я посетил Дрезден. С каким восторгом, более того, в каком опьянении проходил я по святилищу галереи! Как много чаяний здесь стало зримыми! Как много пробелов в моих исторических познаниях здесь восполнилось и как расширился мой взгляд, обнимая великолепное, многоступенное здание искусства! Самодовольное воспоминание о фамильной коллекции, которая однажды станет моею, вызвало во мне приятнейшее чувство; не имея дарования для того, чтобы стать художником, я впал бы в отчаяние, если бы мне, еще до моего рождения, не было предопределено стать любителем-коллекционером.
Какое влияние оказали на меня другие художественные собрания, что я делал, чтобы мои знания не останавливались на мертвой точке, и как эта страсть уживалась со всеми другими моими занятиями, сопровождая меня как некий ангел-хранитель, я не стану Вам рассказывать. Достаточно будет, если я замечу, что все мои остальные способности я направил на свою науку, что практика поглощала почти все мое время, но что эта совершенно противоположная деятельность, по-видимому, только усиливала во мне любовь к искусству и страсть к коллекционерству.
Все остальное Вы, зная меня и мою коллекцию, легко доскажете сами.
Когда умер мой отец и эта сокровищница перешла в мое распоряжение, я был уже достаточно подготовлен, чтобы восполнить обнаруженные мною пробелы, не только из страсти к коллекционерству, но, в известной мере, и из убеждения, присущего мне как знатоку, что они, бесспорно, должны быть восполнены. И ныне я думаю, что иду по правильному пути, ибо мнение многих сведущих людей, с которыми я познакомился, совпадает с моим. Я никогда не был в Италии и все же постоянно стремился по мере возможности направлять свой вкус ко всеобщему. Насколько мне это удалось, судите сами. Не стану отрицать, что кое от чего я мог бы и даже должен был бы очистить свои вкусы. Но приятно ли жить с такими вполне очищенными вкусами?
Впрочем, довольно обо мне на сей раз и навсегда. Пусть уж мой эгоизм находит себе удовлетворение в пределах моей коллекции! Давать и принимать — таков и впредь будет тот лозунг, который никто, имея Вас в виду, не провозгласит с большим чувством, с большим доверием и приязнью, чем тот, который под сим подписывается
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Вы, милостивые государи, еще раз дали убедительнейшее доказательство Вашей дружеской памяти обо мне как присылкой первых номеров «Пропилеев», так и тем, что столь многое дополнительно сообщили мне в рукописи, которая благодаря своему солидному объему сделала для меня Ваши взгляды более ясными и живее воздействующими. Спасибо Вам за любезный и дружественный ответ на призыв в конце моего предыдущего письма, а также за благосклонный прием, которым Вы почтили краткую историю моей коллекции.