У нас чуть-чуть не весна: небо такое безоблачное, такое голубое; в окно заглядывает веселое солнце, которому я рад, как муха, всю зиму проспавшая мертвым сном и теперь начинающая понемногу оживать и расправлять свои помятые крылья... А когда же придет в самом деле теплая, зеленая, благоухающая весна, с ее синими ночами, мерцающими звездами и с соловьиными песнями? Ах, если бы она поскорей пришла! Но ведь у Вас нет сада, - слышите ли Вы меня? у Вас сада нет! Счастливцы Домб-ровские 3, я им завидую: у них и тенистый сад, и пруд, и прочие блага... Ну-с, хорошо. А если я приеду весною в Ваш край, - как тогда и что тогда? От имения Домбров-ских до Вашего 20 верст; такое пространство неудобно обратить в место прогулки, на котором было бы отрадно встретиться с знакомым (эпитет я хотел поставить здесь другой, да уж так и быть, если он подвернулся) человеком; следовательно, мне останется приехать к Вам с утренним визитом, пожать Вашу ручку, при первой встрече, потом на прощанье - и засим отправиться в наш богоспасаемый град... Помилуйте! Ведь это из рук вон! О подобной... гм... гм... как бы это поточнее выразиться?.. просто о подобной штуке я не хочу и думать, но только говорить.

В среду на нашей сцене шел "Гамлет". Можете себе представить, что из него сделали! Какой-то Горев вздумал, вероятно, удивить воронежскую публику - и удивил! Впрочем, семинаристы, обитатели поднебесного райка, остались довольны, ну, а на всех угодить трудно - дело понятное... Мой адрес по почте: Ив. Сав. Н. в книжный магазин; больше ничего. Повторяю: все получаемые на мое имя письма остаются неприкосновенными, где бы я ни был. Пишите!

Прочитав это письмо, я мгновенно подумал: какие мы с Вами дети; не так ли? Напишем друг другу по нескольку строк и воображаем, что это для нас как бы праздник! Для меня действительно праздник, тем более что в последние дни я порядочно поболел, стало быть,поскучал и прочее... Если Вы приедете в Воронеж, не знаю, как у меня достанет смелости Вам показаться: сух, как гриб, тонок, как спичка, - короче: гадок до последней степени. Впрочем, об этом после.

У меня к Вам просьба: ради Христа, избавьте меня от громких выражений в своих письмах: они режут мой слух, точно так же как режет глаза прописная буква, употребляемая Вами при слове: Вы. Я пишу прописную потому, что уважаю в лице Вашем женщину, ну, а для меня-то эти прописные... Ах, господи! что это за Русь! одолели нас 10 000 китайских церемоний! До свидания! больше писать негде. Не браните же меня за откровенность.

Всею душою преданный Вам

Н.

P. S. Истории Испании и Португалии нет. Об Испании лучше посылаемой Вам мною книги я не знаю.

77. Н. А. МАТВЕЕВОЙ

Воронеж. 1861 г., 25 февраля.

Верно, так угодно судьбе, что письма наши не совсем чужды обличительного характера: то Вы сделаете мне замечание, то я с застенчивою робостию предлагаю Вам вопросы: это зачем? это для чего? А ведь я прав. Говорю это не под влиянием эгоистического чувства (по крайней мере в эту минуту), а по бескорыстному и беспристрастному убеждению в действительности моей правоты. Hys зачем, напр., Вы написали эти строки: "Не надоели ли уже Вам мои послания?" Каким образом при Вашем уме сорвались с Ваших уст такие слова?.. Более я не скажу ничего, для того, чтобы вопрос мой заставил Вас несколько подумать... Но как Вы умны! Ваше последнее письмо - просто прелесть, наслаждение. Клянусь богом, - говорю правду! Только это наслаждение раздражает мои нервы, - вот что дурно! Мне мало нескольких строк, брошенных на бумагу, мне нужен бы теперь длинный, длинный устный разговор. А когда сбудется мое желание - бог весть... Я так редко с Вами встречаюсь, так мало*говорю, а если говорю, то такими общими местами, благодаря обстановке, окружающей наши встречи, что от одного воспоминания о них на щеках моих выступает краска стыда, что, надобно заметить, случается со мною не очень часто. Пожалуйста, пишите больше, как можно больше, о чем хотите, о чем бы то ни было: что Вы ни напишете - все выйдет хорошо и все будет для меня дорого. Мне иногда поневоле приходится писать мало, как, напр., теперь, когда я пишу в магазине, положим, в особой комнате, но от этого мне мало легче, потому что меня отрывают от пера ежеминутно. Звон колокольчика окончательно меня бесит; кажется, я сделаюсь больным от его неумолкаемых, не дающих мне покоя, пронзительных звуков... Представьте, у меня теперь 200 человек подписчиков на чтение. Несмотря на г-на В. С., печатавшего в "Развлечении" 1, что "магазин Никитина-поэта" и проч. и проч., несмотря на его чахоточное усилие блеснуть базарным остроумием, с целью уронить во мнении местной публики репутацию моего магазина, он, как видите, назло его беззубых завистников, цветет и крепнет. Mais voila assez! 2 Перейдемте к другому. Вы говорите, что весною мне следует приезжать не к Д[омбровским], а прямо к Вам. Ах, как бы это было хорошо! До какой усталости мы набегались бы с Вами в саду? а потом музыка, песни... окна раззолочены вечернею зарею; Вы разливаете чай, сидя за столом, я хотел было читать какую-то книгу, но заслушался Вас, и книга полетела в сторону... Рай, а не жизнь! Только все это, к сожалению, одни розовые мечты. Вникните в сущность моих слов, и Вы согласитесь, что я говорю правду. Как же я приеду к Вам, когда Вы знаете очень хорошо, что мое знакомство avec votre papa 3 ограничивается несколькими мимолетными встречами, что я едва успел сказать ему 5 - 6 слов; после этого мой приезд в Ваш дом будет похож на неожиданное падение снега из облаков. Д[омбровск]ие - дело другое: и я был у них не один раз, и покойник В. Иван., бывал в моем доме тоже не один раз, короче: я с их домом старый, близкий знакомый, чего никак не смею сказать о Вашем доме. Вот почему меня не тянет особенно в Ваш край. Я уж говорил Вам, что мне было бы грустно переступить Ваш порог за тем только, чтобы сказать: "Честь имею свидетельствовать свое всенижайшее почтение", или что-нибудь в этом роде, и потом переброситься несколькими словами местных новостей, и отправиться восвояси. Помочь моему горю я решительно не вижу средств. Приехать к Вам у меня не достанет смелости... ей-ей, неловко! Ну, войдите в мое положение и скажите: правду ли я говорю? Эта мысль: приехать к Вам преследует меня постоянно и... и... решительно становит в тупик. Как бы это примирить мое желание погостить под Вашею кровлею с глупыми условиями нашей провинциальной жизни, с этими требованиями жителей трущоб и заросших бурьяном пустырей? Наказание, да и только! Придумывайте, как лучше сделать: Вы умнее меня, что и скажу Вам при первом же свидании и что готов подтвердить крестным целованием, так как на слово Вы мне не верите. К Вам или не к Вам - это шекспировское быть или не быть?.. Есть над чем поломать голову!

Ваше предположение насчет того, что сад Д[омбровск]-их может доставить мне много приятных воспоминаний, не совсем верно, если Вы слову воспоминание придаете какое-нибудь особенное значение. Действительно, я был ими всегда радушно принимаем, жил у них как родной, кричал и спорил с ними по моей привычке без всякого опасения, чуть не до забытая приличий, - и только! За все это я, конечно, им очень благодарен, но зачем же на мой счет острить? Грех Вам, Наталия Антоновна, тем более что Вы так добры. Впрочем, я и не думаю, чтобы намек Ваш имел серьезное значение, - Вы просто шутите. Посылаю Вам литературную новость: "Рассказы и Повести" Бестужева 5, только что полученные, и 2 франц. книги "L'esclave blanc" 6, прочтите - стоит. Пожалуйста, назначайте, что Вы желали бы прочитать; на время же распутицы требуйте книг поболее, чтобы у Вас было и другое занятие, кроме танцев и кроме свадебного бала. На последнем желаю Вам веселиться, но не думаю, чтобы там в самом деле Вам было весело. Причина очень простая:

Вы переросли целою головою окружающую Вас толпу знати и незнати... Впрочем, да будет это сказано между нами, что бы не раздразнить гусей. До следующего письма.