Грозный и непобедимый.
Гремите же, пушки лихие!
Томись, моя бедная плоть!
Вы снова сошлись в Святой Софии,
Смерть и Любовь.
Ноябрь 1918, Киев
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Я только лист на дереве заглохшем.
Уныл и нем России сын.
Уж не нальется вешним соком
Душа моя,- она, как дым
Развеянный. Ты, ветер, вей!
Умру, не высказав любви своей.
Уж смерть пришла, но в смерть еще не верю.
Как разгадать – где жизнь? и где конец?
Я мертв? иль снится мне
Восток в огне, зацветший север?
Послушно, Господи, Тебе биенье
Подземных вод, людской крови.
Иное дерево листвой оденешь,
И каждый лист расскажет о любви.
Ведь смерть лишь легкий сон на веждах жизни.
В тебе воскресну, дальний брат.
Что я? что наши дни? что ты, отчизна?Не отцветет Господень сад.
Март 1918. Москва
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
ОДА
(Писано в сентябре 1918 года)
Брожу по площадям унылым, опустелым.
Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва, Еще теплеет бедное тело Твое, Москва.
Вот уж всадники скачут лихо.
Дети твои? или вороны?
Близок час, ты в прах обратишься -
Кто? душа моя? или бренный город?
На север и на юг, на восток и на запад
Длинные дороги, а вдоль них кресты.
Крест один – на нем распята,
Россия, ты!
Гляжу один, и в сердце хилом
Отшумели дни и закатились имена.
Обо всем скажу я – это было,
Только трудно вспоминать.
Что же! Умирали царства и народы.
В зыбкой синеве
Рассыпались золотые звезды,
Отгорал великий свет.
Родина, не ты ли малая песчинка?
О душа моя, летучая звезда,
В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,
И не всё ль равно куда?
Говорят – предел и революция.
Слышать топот вечного Коня.
И в смятеньи бьются
Над последнею страницей Бытия.
Вот и мой конец – я знаю.
Но, дойдя до темной межи,
Славлю я жизнь нескончаемую,
Жизнь, и только жизнь!
Вы сказали – смута, брань и войны,
Вы убили, забыли, ушли.
Но так же глубок и покоен
Сон золотой земли.
И что все волненья, весь ропот,
Всё, что за день смущает вас,
Если солнце ясное и далекое
Замрет, уйдет в урочный час.
Хороните нового Наполеона,
Раздавите малого червя -
Минет год, и травой зеленой
Зазвенят весенние поля.
Так же будут шумные ребята
Играть и расти, расти, как трава,
Так же будут девушки в часы заката
Слушать голос ветра и любви слова.
Сколько, сколько весен было прежде?
И кресты какие позади?
Но с такой же усмешкой нежной
Мать поднесет младенца к груди.
И когда земля навек остынет,
Отцветут зеленые сады,
И когда забудется даже грустное имя
Мертвой звезды, -
Будет жизнь цвести в небесном океане,
Бить струей золотой без конца,
Тихо теплеть в неустанном дыхании
Творца.
Ныне, на исходе рокового года,
Досказав последние слова,
Славлю жизни неизменный облик
И ее высокие права.
Был, отцвел – мгновенная былинка…
Не скорби – кончая жить.
Славлю я вовек непобедимую
Жизнь.
Сентябрь 1918, Москва
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Когда в веках скудеет звук свирельный,
Любовь встает на огненном пути.
Ее встревоженное сердце – пчельник,
И человеку некуда уйти.
К устам припав, высасывают пчелы
Звериное тепло под чудный гуд.
Гляди, как этот мед тяжел и золот -
В нем грусть еще не целовавших губ.
Роясь в семнадцатом огромным роем,
Любовь сошла. В тени балтийских мачт,
Над оловом Фонтанок или Моек
Был вскрик ее, а после женский плач.
О, как сердца в такие ночи бились!
Истории куранты тяжелы.
И кто узнает розовую пыльцу
На хоботке прореявшей пчелы?
Январь 1922
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Нет, не сухих прожилок мрамор синий,
Не роз вскипавших сладкие уста,
Крылатые глаза – твои, Богиня,
И пустота.
В столице Скифии дул ветр осенний,
И лишь музейный крохотный Эол
Узнал твое вторичное рожденье
Из пены толп.
Сановные граниты цепенели,
И разводили черные мосты.
Но ворох зорь на серые шинели
Метнула ты.
Я помню рык взыскующего зверя,
И зябкий мрамор средь бараньих шкур,
И причастившийся такой потери
Санкт-Петербург.
Какой же небожитель, в тучах кроясь,
Узлы зазубренным ножом рассек,
Чтоб нам остался только смятый пояс
И нежный снег?
Январь 1922
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Страшен свет иного века,
И недолго длится бой
Меж сутулым человеком
И божественной алчбой.
В меди вечера ощерясь,
Сыплет, сыплет в облака
Окровавленные перья
Воскового голубка.
Слепо Божие подобье.
Но когда поет гроза,
Разверзаются в утробе
Невозможные глаза.
И в озерах Галилеи
Отразился лик Слепца,
Что когтил и рвал, лелея,
Вожделенные сердца.
Но средь духоты окопа,
Где железо и число,
Билось на горбе Европы
То же дивное крыло.
Январь 1922
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Есть задыханья, и тогда
В провиденье грозы
Не проступившие года
Взметают пальцев зыбь.
О, если б этот новый век
Рукою зачерпнуть,
Чтоб был продолжен в синеве
Тысячелетий путь.
Но нет – и свет, и гнев, и рык
Взнесенного коня,
И каждый цок копыт – разрыв
Меня и не меня.
И в духоте таких миров
Земля чужда земле.
И кровь марает серебро
Сферических колец.
Нет, не поймет далекий род,
Что значат эти дни
И дикой рыбы мертвый рот,
И вместо крыл плавник.
Январь 1922
Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
Остались – монументов медь,
Парадов замогильный топот.
Грозой обломанная ветвь,
Испепеленная Европа!
Поникла гроздь, и в соке – смерть.
Глухи теперь Шампани вина.
И Вены тлен, Берлина червь -
Изглоданная сердцевина.
Верденских иль карпатских язв
Незарастающие плеши.
Посадит кто ветвистый вяз,
Дабы паломника утешить?
В подземных жилах стынет кровь,
И колосится церковь смерти,
И всё слабей, всё реже дробь
Больного старческого сердца.
О, грустный куст, ты долго цвел
Косматой грудью крестоносца,
Звериным рыком карманьол,
И на Психее каплей воска.