Изменить стиль страницы

Грозный и непобедимый.

Гремите же, пушки лихие!

Томись, моя бедная плоть!

Вы снова сошлись в Святой Софии,

Смерть и Любовь.

Ноябрь 1918, Киев

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

ЛЕГКИЙ СОН

Я только лист на дереве заглохшем.

Уныл и нем России сын.

Уж не нальется вешним соком

Душа моя,- она, как дым

Развеянный. Ты, ветер, вей!

Умру, не высказав любви своей.

Уж смерть пришла, но в смерть еще не верю.

Как разгадать – где жизнь? и где конец?

Я мертв? иль снится мне

Восток в огне, зацветший север?

Послушно, Господи, Тебе биенье

Подземных вод, людской крови.

Иное дерево листвой оденешь,

И каждый лист расскажет о любви.

Ведь смерть лишь легкий сон на веждах жизни.

В тебе воскресну, дальний брат.

Что я? что наши дни? что ты, отчизна?Не отцветет Господень сад.

Март 1918. Москва

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

ОДА

(Писано в сентябре 1918 года)

Брожу по площадям унылым, опустелым.

Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва, Еще теплеет бедное тело Твое, Москва.

Вот уж всадники скачут лихо.

Дети твои? или вороны?

Близок час, ты в прах обратишься -

Кто? душа моя? или бренный город?

На север и на юг, на восток и на запад

Длинные дороги, а вдоль них кресты.

Крест один – на нем распята,

Россия, ты!

Гляжу один, и в сердце хилом

Отшумели дни и закатились имена.

Обо всем скажу я – это было,

Только трудно вспоминать.

Что же! Умирали царства и народы.

В зыбкой синеве

Рассыпались золотые звезды,

Отгорал великий свет.

Родина, не ты ли малая песчинка?

О душа моя, летучая звезда,

В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,

И не всё ль равно куда?

Говорят – предел и революция.

Слышать топот вечного Коня.

И в смятеньи бьются

Над последнею страницей Бытия.

Вот и мой конец – я знаю.

Но, дойдя до темной межи,

Славлю я жизнь нескончаемую,

Жизнь, и только жизнь!

Вы сказали – смута, брань и войны,

Вы убили, забыли, ушли.

Но так же глубок и покоен

Сон золотой земли.

И что все волненья, весь ропот,

Всё, что за день смущает вас,

Если солнце ясное и далекое

Замрет, уйдет в урочный час.

Хороните нового Наполеона,

Раздавите малого червя -

Минет год, и травой зеленой

Зазвенят весенние поля.

Так же будут шумные ребята

Играть и расти, расти, как трава,

Так же будут девушки в часы заката

Слушать голос ветра и любви слова.

Сколько, сколько весен было прежде?

И кресты какие позади?

Но с такой же усмешкой нежной

Мать поднесет младенца к груди.

И когда земля навек остынет,

Отцветут зеленые сады,

И когда забудется даже грустное имя

Мертвой звезды, -

Будет жизнь цвести в небесном океане,

Бить струей золотой без конца,

Тихо теплеть в неустанном дыхании

Творца.

Ныне, на исходе рокового года,

Досказав последние слова,

Славлю жизни неизменный облик

И ее высокие права.

Был, отцвел – мгновенная былинка…

Не скорби – кончая жить.

Славлю я вовек непобедимую

Жизнь.

Сентябрь 1918, Москва

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Когда в веках скудеет звук свирельный,

Любовь встает на огненном пути.

Ее встревоженное сердце – пчельник,

И человеку некуда уйти.

К устам припав, высасывают пчелы

Звериное тепло под чудный гуд.

Гляди, как этот мед тяжел и золот -

В нем грусть еще не целовавших губ.

Роясь в семнадцатом огромным роем,

Любовь сошла. В тени балтийских мачт,

Над оловом Фонтанок или Моек

Был вскрик ее, а после женский плач.

О, как сердца в такие ночи бились!

Истории куранты тяжелы.

И кто узнает розовую пыльцу

На хоботке прореявшей пчелы?

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Нет, не сухих прожилок мрамор синий,

Не роз вскипавших сладкие уста,

Крылатые глаза – твои, Богиня,

И пустота.

В столице Скифии дул ветр осенний,

И лишь музейный крохотный Эол

Узнал твое вторичное рожденье

Из пены толп.

Сановные граниты цепенели,

И разводили черные мосты.

Но ворох зорь на серые шинели

Метнула ты.

Я помню рык взыскующего зверя,

И зябкий мрамор средь бараньих шкур,

И причастившийся такой потери

Санкт-Петербург.

Какой же небожитель, в тучах кроясь,

Узлы зазубренным ножом рассек,

Чтоб нам остался только смятый пояс

И нежный снег?

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Страшен свет иного века,

И недолго длится бой

Меж сутулым человеком

И божественной алчбой.

В меди вечера ощерясь,

Сыплет, сыплет в облака

Окровавленные перья

Воскового голубка.

Слепо Божие подобье.

Но когда поет гроза,

Разверзаются в утробе

Невозможные глаза.

И в озерах Галилеи

Отразился лик Слепца,

Что когтил и рвал, лелея,

Вожделенные сердца.

Но средь духоты окопа,

Где железо и число,

Билось на горбе Европы

То же дивное крыло.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Есть задыханья, и тогда

В провиденье грозы

Не проступившие года

Взметают пальцев зыбь.

О, если б этот новый век

Рукою зачерпнуть,

Чтоб был продолжен в синеве

Тысячелетий путь.

Но нет – и свет, и гнев, и рык

Взнесенного коня,

И каждый цок копыт – разрыв

Меня и не меня.

И в духоте таких миров

Земля чужда земле.

И кровь марает серебро

Сферических колец.

Нет, не поймет далекий род,

Что значат эти дни

И дикой рыбы мертвый рот,

И вместо крыл плавник.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Остались – монументов медь,

Парадов замогильный топот.

Грозой обломанная ветвь,

Испепеленная Европа!

Поникла гроздь, и в соке – смерть.

Глухи теперь Шампани вина.

И Вены тлен, Берлина червь -

Изглоданная сердцевина.

Верденских иль карпатских язв

Незарастающие плеши.

Посадит кто ветвистый вяз,

Дабы паломника утешить?

В подземных жилах стынет кровь,

И колосится церковь смерти,

И всё слабей, всё реже дробь

Больного старческого сердца.

О, грустный куст, ты долго цвел

Косматой грудью крестоносца,

Звериным рыком карманьол,

И на Психее каплей воска.