Лев Рогаткин оглянулся и увидел нарядную долговязую старуху в костюме из панбархата, которая, задирая ноги, решительно пробиралась между оградами к выходу с кладбища.

— Некая Дмитриева Елена, она присутствует на всех известных похоронах и поминках! — у Лидии Францевны возмущённо затряслись губы.

— И кто она?

— Зевака… Нашла себе занятие до конца жизни — чужие похороны! — Клушина приостановилась и погрозила старушке пальцем. — А Юрик почему-то не пришёл… Я его так ждала, хотела спросить, что они ели в этом ресторане с Кобылиным, ну, чтобы знать, чем там могут отравить?

— А что вы знаете об Юрике? — осторожно спросил Лев Тимофеевич.

— Я?! — удивлённо воззрилась на следователя госпожа Клушина. — Ничего не знаю, кроме того, что он — бумажный червь и канцелярская крыса в одном флаконе. Я в Пушпроме работала всего ничего, Лев Тимофеевич, разве я вам не говорила?..

Рогаткин всего на секунду позабыл смотреть под ноги и налетел на корягу большого дерева, торчащую из старой могилы.

— Вас подбросить до прокуратуры? — предложила Лидия Францевна, когда следователь догнал её.

— Лучше подбросьте меня до Пушпрома, — оглянулся на кладбищенские ворота Лев Тимофеевич.

— Так ведь Пушпрома больше нет, сейчас там пушной холдинг, насколько мне известно! — Клушина кивнула водителю, и через секунду, подняв тучу пыли, «брабус» отъехал от центральных ворот Даниловского погоста.

— Лидия Францевна, без вашей помощи я вряд ли обойдусь. Взгляните, вот, — Лев Тимофеевич вытащил из портфеля ориентировку на отравителя и передал её Клушиной.

— Нет, этого не может быть… Неужели, вы думаете, что отравитель и Юрик одно лицо?! — воскликнула Лидия Францевна, прочитав ориентировку. — Ну, что вы язык проглотили, Лев Тимофеевич?.. — и Клушина, жестикулируя, выдала многословную тираду о жестокости мужчин, которую тут приводить не имеет смысла, потому что она не вписывается в сюжет. Следователь слушал и кивал, на его лице было написано безграничное терпение, хотя не все аргументы Лидии Францевны выдерживали критику, и когда водитель припарковался у бетонной коробки с вывеской «Пушнина», Клушина первая выскочила из машины. Лев Тимофеевич едва успел догнать её у самой двери.

Анастас Кузьмич Спиваковский, кадровик сталинской закваски, с недоверчивой улыбкой старого лиса встретил свою знакомую в компании долговязого следователя.

— Никакого Трунова за последние тридцать пять лет в Пушпроме не было, клянусь вашим здоровьем, Лидия Францевна, — процедил Анастас Кузьмич, едва Клушина заикнулась о цели визита. — И не стройте мне глазки, — без тени улыбки предупредил он. — К тому же, насколько помню, я уже дал письменный ответ на запрос прокуратуры ещё зимой.

— Анастас Кузьмич, умоляю, дайте мне взглянуть на фотографии из личных дел, и я обязательно его найду, — Лидия Францевна, перегнувшись через стол, чмокнула кадровика в щёку.

— В архиве прохладно, будь он неладен этот ваш Трунов, — накинув пиджак от Моржелли в крупную фиолетовую клетку, кадровик направился к двери, и тут неожиданно выяснилось, что у Спиваковского одна нога короче другой. — Вообще-то, я не обязан показывать вам личные дела уволенных сотрудников, — оглянулся на Льва Тимофеевича Спиваковский. — Ну, да ладно… Пойдёмте, пока я добрый.

ВСЁ ПОД КОНТРОЛЕМ

Ему часто снился этот сон из его прошлой жизни, ведь сны — это ни что иное, как наши воспоминания, переиначенная явь и щепотка соли из будущего.

Первый раз он попал в больницу, когда его звучную пощёчину начальнику сектора выдр все сочли за драку, устроенную на рабочем месте. Его объявили психом, с диагнозом вялотекущая шизофрения, а он всего лишь ударил одного из тех, кто коварно присвоил себе его открытие века — «Выделка мездры отчебучиванием». Он даже в припадке бессилия укусил одного из милиционеров, выковыривающих его из шахты лифта, где он спрятался от трудового коллектива.

Сегодня он так и не пошёл на похороны В. Н. Кобылина, того самого начальника соболиного сектора Пушпрома, который организовал его травлю двадцать лет назад. Именно смерть Кобылина он оттягивал, сколько мог… Зато какой же нечеловеческий восторг он испытал, когда Кобылин пришёл в ресторан и с жадностью съел ужин, который он для него заказал.

«Хоть бы ты подавился!» — наблюдая, как пенсионер Кобылин глотает ореховое в белом шоколаде пирожное, предвкушал неизбежное он. Из ресторана они вышли вместе, весело переговариваясь, — вспомнил официант, обслуживавший их столик. Изобретённая им схема отравлений не давала сбоев — шесть человек он отравил прошлым летом, а шесть — в этом году.

«Я — санитар зла! — разглядывая трубящих ангелов на потолке над собой, почёсывал пятку он. — А без этой дюжины никуда не годных людей мир стал чище, как не крути…»

На мёртвого Кобылина уже сутки была навалена целая тонна земли, а может быть, и две, а он, вялотекущий шизофреник, завтра, наконец, летит домой — в Швецию.

ВСЁ В ЭТОМ МИРЕ — ДЛЯ ЛЮБВИ

На стеллажах архива Пушпрома стояли тысячи обгрызенных папок с личными делами уволенных сотрудников, а спёртый воздух пах толстыми мышами. Лидия Францевна, нацепив на нос очки, стала с ходу листать и отбрасывать папки, подаваемые ей кадровиком Спиваковским. Лев Тимофеевич весьма удивился такой оперативности, а затем стал помогать ставить просмотренные папки обратно на стеллажи в строго алфавитном порядке.

— Вот он подлец! — через час с небольшим выдохнула вспотевшая от усердия госпожа Клушина и взглядом победительницы одарила суетящихся рядом с ней мужчин.

— А ну-ка, дайте сюда папку! — протянул руку кадровик. — Так я и думал… Абсолютно неприметная фамилия, как, собственно, и Трунов. Совсем неудивительно, что он всех так легко вводил в заблуждение!

Лев Тимофеевич заглянул в открытое личное дело и прочитал Ф.И.О. искомого сотрудника Пушпрома: Юрий Иванович Вырицын — старший научный сотрудник лаборатории соболиного сектора Пушпрома.

— Я хочу изъять это дело, Анастас Кузьмич, — разглядывая безнадёжно неприметное лицо Вырицына, сказал следователь.

— Кому тут нужно его дело?.. Да, берите ради бога, — махнул рукой Анастас Кузьмич. — Только пойдёмте, оформим изъятие по всем правилам.

«Мир был бы скучным без толстых людей, иначе перед кем бы хвалились своими торсами люди с поджарыми животами?» — Лев Тимофеевич покосился на свой поджарый живот вегетарианца и подумал, что для обретения душевного равновесия ему, всё-таки, имеет смысл жениться на какой-нибудь пухленькой даме, вроде Лидии Францевны, только помоложе. Попрощавшись с Клушиной, следователь поспешил в прокуратуру.

«Вот женюсь и буду есть не фигу с маслом, а блинчики с мясом, которые состряпает к моему приходу супруга!» — поднимаясь по ступенькам к своему кабинету, мысленно рассуждал Рогаткин. Ему предстояло сделать больше десяти срочных звонков, чтобы исключить отъезд из страны опасного убийцы — Вырицына Юрия Ивановича, который по непонятным соображениям представлялся всем своим будущим жертвам довольно распространённой и нейтральной на слух русской фамилией — Трунов.

Лев Тимофеевич предусмотрел почти всё, он ещё не знал, что завтрашний день скомкается, и убийцу задержат прямо у стойки вылета аэропорта Шереметьево.

— Вы Юрий Иванович Вырицын? — спросит притихшего маньяка оперативный сотрудник с очень человеческой фамилией Петров.

— Нет, я не Вырицын, — попытается откреститься от своего Ф.И.О. маньяк. — Я — гражданин Швеции Герхардт Лахольм.

Но оперативный сотрудник Петров не даст уехать «господину Лахольму» и предъявит ему для прочтения ориентировку с его фотографией двадцатилетней давности. Из кармана брюк при задержании Вырицына извлекут остатки порошка нецо, и их будет достаточно для предъявления предварительного обвинения.

— Вас уже проверял кто-нибудь вроде психиатра, Юрий Иванович? — спросит Лев Тимофеевич маньяка, когда тот будет доставлен в следственный изолятор.

— А вас? — улыбнётся следователю маньяк — малорослый щуплый человек с пегими волосами.