Час спустя они свернули к хозяйскому дому. Дорога бежала в тени высоких шумящих сосен мимо лужаек, на которых пробивалась коричневая трава. Вскоре впереди показался большой дом в сельском стиле, с серой шиферной крышей, широкими печными трубами и зашторенными темными окнами.

Сам барон, закутанный в старое пальто из медвежьей шкуры, вышел встречать Глорию. На лице его отразилось немалое удивление и даже замешательство, пока он наблюдал как на землю опускается один чемодан за другим.

— Вы планируете устраивать здесь вечеринки, моя дорогая? Сколько одежды вы привезли?

— Как можно носить вещи, если не брать их с собою? — весело ответила Глория. — Возможно, я уеду отсюда не раньше, чем через неделю. Надо же мне чем-то заниматься.

— Надо было предупредить Вас, чтобы Вы взяли с собою что-нибудь почитать, — Барон с сожалением посмотрел на окна библиотеки. — Боюсь, мне пришлось продать все свои книги.

— У меня есть одна.

Глория дождалась, пока последний чемодан окажется на земле. Лишь только когда повозка, грохоча, скрылась из вида, она откинула капюшон. Слуги унесли ее багаж. Барон закашлял в носовой платок. Глория сделал вид, будто не замечает этого, и когда он откашлялся, произнесла:

— Вижу, вам хорошо удается управлять слугами. Они, должно быть, очень вам преданы.

Барон Вейлесс покачал головой.

— Я не платил им уже целый год. Почти все они нашли себе работу в деревне. А мне помогают в свободное время в обмен на разрешение жить в доме.

Глория проследовала за бароном в дом. По пути она смогла в полной мере оценить серьезность положения хозяина. Почти все комнаты заперты, камины не топлены, на стенах белели прямоугольники, оставшиеся от когда-то висевших там картин, да и большая часть мебели отсутствовала.

Чувствовалось, что перед ее приездом провели генеральную уборку, все поверхности, которые можно было наполировать, блестели и сверкали, но подоконники и дверные косяки требовали покраски, а комнатные цветы имели жалкий вид. Пальто барона тщательно заштопано, но протерто на локтях. И на манжетах. И на воротнике. Как ни старайся, а безденежье не спрячешь.

Вейлесс провел принцессу в обеденную залу, где на столике орехового дерева лежали письма.

— Надо будет уничтожить нашу переписку.

Барон зажег свечу и поднес ее к письмам принцессы, написанных аккуратным почерком, в которых она излагала свой план, а так же пачке компроментирующих черновиков с ответом барона.

— Вы голодны, принцесса? Не хотите ли отобедать, прежде чем мы вернемся к делам? — барон опять зашелся в приступе чахоточного кашля, так что слова давались ему с трудом. Он выпрямился и поспешил успокоить Глорию, — Я в порядке, моя дорогая. Сознание того, что Судья Баззард все-таки прищучит меня, действует тонизирующе. И поверьте, мне больше по нраву умереть с петлей на шее, чем в собственной кровати.

— Да, это быстрая смерть, — согласилась Глория. Эта часть плана вызывала наибольшее ее беспокойство.

— В день, когда меня повесят, я надену парадный костюм, — размечатлся Барон. — И произнесу речь. Я, конечно же, сознаюсь в похищении, но затем загадочно намекну, что никто никогда не догадается об истинных мотивах моего поступка. Следующие несколько месяцев все только и будут обсуждать возможные теории о заговоре, одна нелепее другой. О, это будет великолепно. Еще я скажу, что спрятал ценные семейные реликвии. Даже если Баззард опять станет владельцем поместья, ему до конца дней придется бороться с кладоискателями, которые будут по ночам перекапывать его сад.

— А вы мстительный человек, барон Вейлесс.

— Для меня это звучит как комплимент, моя дорогая, — Вейлесс рухнул в кресло. — Если бы вы только знали, в какое бедственное положение он меня поставил. И все из-за чего? Судья владеет большей частью этой долины. У него самые плодородные земли, чистейшие реки, угодья ценной древесины. Но нет, ему приспичило заполучить долину целиком, и он использует для этого все доступные способы — честные и не очень.

Глория воспряла духом. Во время поездки в Борневальд она больше всего боялась, что барон умрет раньше времени и не сможет ей помочь. Напротив, он жизнерадостно демонстрировал компроментирующую его переписку, аккуратно сложенную в папку и оставленную на видном месте на каминной полке.

— Если они вдруг все-таки не заметят письма, вы им подскажите, моя дорогая. Вы удивитесь, когда узнаете, как много следователей убеждены, что читать переписку другого мужчины не по-джентльментски, даже если это входит в их обязанности.

К счастью, женщин подобное предубеждение не касалось.

— Я не стану Вас отговаривать, барон Вейлесс, но должна быть полностью честной с Вами. Когда Вас арестуют за похищение, ваше имение будет конфисковано в пользу короля.

— Разумеется.

— Вы должны понимать, что если кто-то держит закладные на ваши земли, они могут пойти в суд и требовать компенсации от отца, как нового владельца. В зависимости от того, насколько влиятельными окажутся эти люди, ну, и в каком настроении будет отец, он может удовлетворить их требования.

— Ха, — барон ликовал. — Да! Король выплатит компенсацию, но только исходя из налогооблагаемой стоимости поместья. А Баззард полностью контролирует налоговое управление. Он сразу же узнает, что по сравнению с реальной стоимостью король выплатит сущие копейки. Он не удовлетворится одной компенсацией. Сам себе выроет яму.

Он быстро удалился в соседнюю комнату. Глория услышала новый приступ кашля, но вернулся барон с улыбкой на лице. В одной руке он держал чистый носовой платок, а в другой — пыльную бутыль.

— Портвейн. Последняя бутылка из погреба. Мы с женой получили в подарок ящик этого вина, когда я унаследовал имение. А сейчас наступает конец всему. Окажите честь выпить со мною бокал вина, Принцесса Глория.

— Благодарю, Барон Вейлесс. Я выпью один бокал.

* * *

— Нет, я совсем не против нарезанного хлеба, — сказал Терри. — Мне нравится нарезка. Но я считаю, что на ценниках надо четко указывать, что это именно нарезка, чтобы покупатели делали свой выбор сознательно.

— Но нарезанный хлеб — это тоже самое, что и наломанный кусками, — возразил Роланд. — Просто его разрезали ножом.

— В таком случае нет никаких причин не писать об этом в ценниках, — гнул свое Терри. — Стой.

Они оказались на перекрестке двух дорог, ведущих к большому лесу, где голые ветви тонких деревцов дрожали на холодном ветру. За весь день им не повстречался ни один путешественник. Терри и Роланд находились в нескольких днях пути от ближайшего города, в эту часть Медуллы редко заезжают коммерсанты, особенно в это время года.

Терри спешился. Он был человеком высоким и выбрал себе большого невозмутимого военного конягу, почти на целый локоть выше энергичного рысака Роланда. Терри дождался, пока Роланд успокоит коня, затем опустился на колено.

— Ну-ка, посмотрим следы, — произнес он, указывая на засохшую грязь. — Они едва различимы, я знаю, но еще можно разглядеть, что подковы имеют три гвоздя с круглыми шляпками и два с квадратными. Это как раз одна из лошадей, которую мы преследуем. Она отправилась налево. Значит, и нам туда.

Роланд внимательно изучал землю, но не видел никакой разницы между тем местом, куда указывал Терри и соседним, потому что разницы никакой и не было. Пока Роланд смотрел вниз, Терри вытащил из кармана обрывок кружева и пустил его лететь по ветру.

Роланд поднялся и отряхнул грязь со своего стильного костюма для верховой езды.

— Странно. Придется поверить тебе на слово, Терри. Мои способности следопыта никуда не годятся.

— Это всего лишь практика, — заверил Терри.

Они снова сели на лошадей и направились по левой дороге. Но буквально через несколько шагов Терри остановился.

— Смотри!

Рядом с дорогой рос колючий кустарник. Терри спешился, пролез в гущу куста и вытянул из его ветвей маленький кусочек кружевной ткани. Он показал находку Роланду.