— Я почти выиграла, — покачала головой Чейси.

— Ты хорошо играешь. Где ты научилась? Она собралась было рассказать ему свою историю, но решила, что лучше не говорить всей правды.

— Мой дядя — владелец Космос-клуба в Вашингтоне. Там есть бильярдная. Дядя Карсон брал меня с собой туда, когда я была девочкой. А летом я играла в Хэмптоне, когда навещала родственников.

Она не стала говорить, что играла со своими кузинами на деньги, чтобы иметь возможность самой платить за вечеринки и билеты в кино. Уже подростком она была достаточно гордой и не хотела быть нахлебницей. На бильярде она играла профессионально. До сих пор не встречала человека, которого не смогла бы обыграть. До тех пор, пока не столкнулась с Дереком.

— Скажите мне правду, лейтенант! Вы ни за что не отправитесь со мной в Нью-Йорк?

— Никогда.

— И нет ничего такого, что смогло бы изменить ваше решение?

— Нет, Чейси, я не изменю решения, — откровенно высказался он. — Я так долго не был дома, что просто не смогу уехать снова.

Она кивнула.

— Я сам позвоню генералу завтра утром, великодушно предложил он. — И твоему боссу. Как его зовут?

— Уинстон Файрчайлд Третий.

— Я позвоню им всем. Скажу, что ты сделала все возможное, однако этого оказалось недостаточно.

Он произносил слова тихо, но они звучали твердо и убежденно. Говорить было больше не о чем.

— До утреннего рейса около двух часов. Почему бы тебе не отвезти меня в аэропорт? предложила она. — Я только заскочу на ферму и возьму свой чемоданчик. Отдам тебе деньги, чтобы ты смог купить соседке новое платье. Постарайся выбрать подлиннее, чтобы выглядело прилично.

— Чейси… я… — он собрался было сказать, что жалеет о произошедшем, но замолчал, понимая, что тем самым признает свою слабость. За ним такое водилось. Он никогда не мог отказать в помощи женщине, в деньгах — другу и вечно приводил домой брошенных животных.

Но он не мог больше оставить свой дом. Не мог допустить, чтобы ночь застала его в казенной постели. Он слишком устал. У него больше не было сил. Страшные кошмары преследовали его по ночам, и, очнувшись от сна, было тем более мучительно оказываться в незнакомой комнате.

Он понимал, что это слабость, но не мог превозмочь ее.

Он завел машину и выехал на шоссе.

Дорога до аэропорта заняла сорок пять минут. Погода испортилась. Проливной дождь барабанил по крыше. Дерек думал о том, что должен радоваться и чувствовать себя счастливым из-за того, что вашингтонская бюрократка наконец сдалась. Но вместо этого он чувствовал себя подлецом. Чейси выглядела совсем несчастной. Она съежилась на своем сиденье и не смотрела на него.

«Прости, прости, прости», — хотелось сказать Дереку. Но он продолжал молчать.

В этаунском аэропорту было оживленно. Кроме основной работы, Рамси Хучин занимался еще и грузовыми перевозками. Порожние авто выстроились в ряд, ожидая своей очереди забрать привезенные самолетом товары, Дерек припарковался поближе к полю рядом с джипом Рамси и перегнулся па заднее сиденье за зонтиком для Чейси, чтобы она не промокла.

— Чейси, пойми, пожалуйста, — виновато произнес он, — я просто не могу поехать.

— Только не чувствуй себя виноватым, — с пониманием откликнулась девушка, отчего ему стало еще хуже. — Ты прав. Я согласна, что ты заслуживаешь, чтобы тебя оставили в покое после всего, что ты перенес. Я же настаивала на твоей поездке из-за собственного честолюбия.

— Ты имеешь в виду — честолюбия правительственных шишек?

— Нет-нет, моего. Из-за личных амбиций. Он прищурился:

— То есть?

— Обычно я не демонстрирую свои чувства, — продолжала она. — Считаю это дурным тоном. Обычно я стараюсь держаться в тени и вести себя скромно.

— Как же ты переменилась! Я бы не сказал, что ты держишься в тени. Из всех встреченных мною женщин ты самая настойчивая.

— Нет, я не такая! — протестующе воскликнула она.

Он ничего не ответил. Он не знал, что сказать.

Чейси молча смотрела на него, пораженная удивительной мыслью. Она действительно изменилась, стала другим человеком. Превратилась в другую женщину — женщину, которая спорила с мужчиной и провоцировала его. Неужели это она прыгнула в самолет, захватив с собой только смену белья и зубную щетку, надеясь заставить другого человека поменять свое решение?

Никто — тем более сама Чейси — не смог бы узнать ее в этом новом образе. И не только потому, что сейчас на ней не было чулок и она была одета в платье, больше напоминавшее купальный костюм.

Что же на самом деле ее так изменило?

Было ли это только желание получить известность, добиться признания, выбраться из полуподвального кабинета и больше никогда не носить обноски? Обзавестись приличным женихом, иметь лучшую репутацию и пользоваться уважением?

Чейси поняла правду, прежде чем успела самой себе что-то ответить. А осознав ее, крепко сомкнула губы.

Ее изменил… поцелуй.

Тот единственный поцелуй нарушил устоявшееся равновесие, перевернул все в ней вверх дном. Конечно, она и прежде целовалась. Как можно дожить до двадцати четырех лет и не поцеловаться с парочкой… холодных лягушек?

Очевидно, и ЭТОТ поцелуй не произвел бы на нее должного впечатления, если бы Дерек сделал все только для того, чтобы присутствующие в кабинете посчитали его хамом и неотесанной деревенщиной. Но поступок Маккенны объяснялся другим — он был героем, героем, который слишком устал и просто хотел вернуться домой.

Она прижала пальцы к губам в надежде стереть с них этот поцелуй и снова стать той женщиной, которой была два дня назад.

— Ну, так сможешь объяснить мне, почему вдруг ты отныне так уверена в себе? — спросил Дерек.

Чейси покачала головой.

— Ну, скажи, почему тебе так нужно, чтобы я поехал с тобой?

— Потому, что вся моя жизнь — одна сплошная ошибка.

— Может, и так. Подобное часто случается. Но это не значит, что так будет всегда.

— Нет, это навсегда. Я прирожденная неудачница.

— Такая молодая женщина, как ты, не должна называть себя неудачницей, — возразил Дерек. — У тебя было слишком мало времени для неудач. А изредка все ошибаются.

— Я слишком часто ошибалась. Судьба предоставила мне все шансы на успех, а я ни одним не воспользовалась.

— Ты имеешь в виду, что у твоих родителей были деньги, а ты не смогла их приумножить?

— Как раз напротив. Я из бедной ветви нашей семьи.

— Миллионы вместо миллиардов?

— Гораздо хуже.

— Но ты хорошо одеваешься.

— Обноски богатых кузин.

— Ты играла на бильярде в Хэмптоне. Да и Космос-клуб — дорогое место.

— Дядюшки чувствовали ответственность и брали меня к себе на лето. Все остальное время я проводила в закрытой школе.

— Все равно это не похоже на бедность.

— И вместе с тем я бедная. Моя бабушка сказала бы, что во всем виноват мой отец.

Когда ему исполнилось двадцать пять, он отправился в Лас-Вегас — развлекаться там с танцовщицами и, конечно, не собирался ни на одной из них жениться. Но он встретил маму, а затем женился на ней, хотя родственники его и предупредили, что накажут и лишат наследства.

— Его лишили наследства?

— Да. Как только бабушка получила известие из Невады о его поступке, адвокаты тотчас же переписали ее завещание и отобрали у него все.

— Как же он жил?

— К несчастью, урожденный Бэнкс Бейли, он не умел ничего делать. Даже машину не умел водить, так как у него всегда был личный шофер. Он разбирался в хорошей кухне, но не удержался на работе в ресторане, так как никогда не готовил сам, а только расплачивался за еду стодолларовыми купюрами. Учителем он тоже не мог работать, так как ни в одном предмете не обладал достаточно глубокими познаниями.

— Как же они все-таки выжили?

— Увы, не выжили. Поначалу моя мать, как и раньше, выступала на сцене и содержала их обоих. Но потом она забеременела мною и не могла сохранить прежнюю фигуру, а значит, и работу. Постепенно они скатились до настоящей нищеты. И оба умерли от пьянства, когда мне было восемь лет. Потом бабушка оформила надо мной опеку и оплатила все мои счета. Каждое первое сентября мне приходилось выслушивать от нее лекцию о том, что мне надо хорошо учиться и удачно выйти замуж, чтобы вернуть ей долги.