Пастухов растерянно пожал плечами, вскочил и зашагал в палату.

В палате было тихо. На койке у окна мирно спал «боевая подруга» Егор Фоменко. Лицо его было румяным, и было ясно видно, что дело идёт на поправку.

Капитанская дочка

Когда капитан Зернов явился в штаб полка, там всё уже знали. Час назад радио передавало письма на фронт. Лейтенант Онищенко слушал Москву. Неожиданно диктор произнёс:

— Капитан Зернов! В нашей студии у микрофона находится мать вашей жены-Татьяна Ивановна Орлова.

Затем Онищенко услышал выступление Татьяны Ивановны. Взволнованным голосом Татьяна Ивановна сообщала своему зятю о том, что двадцать пятого марта у Любы — жены Зернова — родилась девочка.

Через несколько минут эта новость стала известна всему штабу.

Зернов вошёл в кабинет майора. Кроме начальника штаба там находилось несколько офицеров. Козырнув майору и товарищам, Зернов удивлённо огляделся. Все смотрели на капитана и загадочно улыбались.

— Что это у вас лица какие странные? — спросил Зернов. — А? Что-нибудь случилось?

— Завтра вы вылетаете в Москву, — сказал майор. — Это вам известно?

— Да, я уже получил приказание.

— Вот и соедините полезное с приятным, — сказал майор. — Лейтенант Онищенко, доложите капитану обстановку.

Онищенко встал и, подмигнув товарищам, спокойно сказал:

— Согласно сообщению московского радио, вас, товарищ капитан, наградили дочкой. По сведениям из семейных кругов в лице вашей тёщи, вы стали папашей…

— Правда? — Зернов схватил Онищенко за плечи. — Это точно?

— Спокойно!

— Поздравляю вас, папаша! — торжественно сказал майор.

— Спасибо… Слушай, Онищенко… Какие подробности?… Что она ещё говорила?…

Выступление вашей тёщи носило чисто информационный характер. Состояние здоровья супруги и дочери отличное…

— Дочери… — повторил Зернов. — Моей дочери…

— Вы не замечали, товарищ майор, какой рассеянный вид имеют молодые отцы? — сказал инженер-капитан Левин. — Посмотрите на это лицо!.. Открытый рот. Блуждающие глаза!.. Очнитесь!

— Да… — Зернов вздохнул. — Да. Вот это да, товарищи!

В Москве была весна. Бурная, солнечная весна сорок пятого года.

Капитан Зернов, сжимая букет пушистой мимозы, сидел в троллейбусе, нетерпеливо поглядывая на часы. Рядом на руках у молодой женщины вовсю веселился ребёнок.

— Мальчик? — спросил Зернов.

— Девочка, — ответила женщина, — дочка.

— Интересное совпадение, у меня тоже дочка.

— Наверное, уже взрослая?

— Не очень…

Во дворе родильного дома стояли несколько мужчин и негромко переговаривались.

«Тоже небось отцы», — подумал Зернов и, подойдя, спросил:

— Не скажете, товарищи, как пройти?…

— Куда?

— В палату, где жёны и дети новорождённые.

— Вы хотите туда пройти? — усмехнулся один из мужчин.

— Да.

— Не надейтесь.

— То есть?

— Нашего брата отца туда не пускают.

— Как же это может быть?… Я с фронта.

— Не имеет значения. Там на площадке сидит на посту непроходимая бабка. Я её уговаривал, гипнотизировал, два билета а театр оперетты принёс — отказалась, шоколадкой угостил — никакого впечатления. «Вы, говорит, мою бдительность не усыпляйте, гражданин».

— Что же делать?…

— Не знаю. Я сам думаю…

Из подъезда, вытирая лоб, вышел лейтенант.

— Можете представить, я пять рек форсировал, а эту старушку — ну никак!.. Не пускает! «Вы, говорит, инфекцию принесёте!» Я говорю: «Какая у меня «инфекция? У меня одни цветы!.»

Зернов вошёл в подъезд. В залитом солнцем вестибюле сидел старик швейцар и с увлечением читал «Вечернюю Москву». Капитан с надеждой взглянул на старика и сказал бодрым голосом:

— Приветствую вас!

Здравствуйте, — степенно ответил старик, — с кем вас позволите поздравить?

— С дочкой. Вот хочу пройти, повидать.

— Не пройдёте.

— Хочется лично, так сказать…

— Лично нельзя.

— Вы поймите, я с фронта…

— Понятно. Ну как, скоро войне конец?

— Скоро. Мне буквально на пять минут…

Старик посмотрел на озабоченное лицо капитана и сделал ему знак пальцем. Зернов склонился к старику.

— Слышь-ка, ты вот что сделай. Там на первой площадке столик, а за столиком бабка — Прасковья Михайловна.

— Дело безнадёжное, — сказал Зернов, — уже имею информацию…

— Ты меня слушай. К этой бабке секрет имеется. Один военный почти что прошёл…

— Какой секрет?

— У ней внук Алексей Граков на Первом Белорусском воюет. Ты подойди, кратко обрисуй бабке боевую обстановку, опиши, как наступаем, и скажи, что привет привёз от Алёшки. А там слово за слово, может, и уговоришь.

— Граков Алексей?… Не знаю…

— Надо знать.

Зернов поднялся на площадку. За столиком несла вахту строгого вида старушка в белом халате.

— Добрый день, Прасковья Михайловна, — приветливо сказал Зернов. — Только что прибыл из действующей армии…

— Здравствуйте, товарищ офицер. Откуда моё имя-отчество знаете? Не иначе вам швейцар наш Прохор нашептал.

— Вообще-то, конечно, вы правы, но с другой стороны…

— Фамилия ваша как?

— Зернов.

Прасковья Михайловна заглянула в книгу.

— Зернова Любовь Александровна. Дочка. Вес три с половиной. Поздравляю. Записку передавать будете?

— Нет. Зачем? Дочка ещё читать не умеет. Я хотел с ней лично поговорить, — осторожно пошутил Зернов.

— Туда ходу нет, товарищ офицер. Готовьте коляску, приданое…

— Да, я понимаю, — сказал Зернов, — по этой линии вопросов нет. Но, вы знаете, когда редко видишься с человеком, появляется стремление с ним пообщаться… У вас среди членов семьи никого нет на фронте?

— Почему же нет? У меня внук Алёшка. В логове уже…

— Да что вы?… Тоже в Германии?… Алёшка?? Какой же это, интересно, Алёшка? Не Иванов?

— Нет. Не Иванов.

— Случайно не Граков?

— Граков, — подозрительно щурясь, кивнула Прасковья Михайловна. — Вы что же, встречали его?

— Вы знаете, — не глядя на собеседницу, сказал Зернов, — когда наше наступление идёт в таком ураганном темпе, каждая встреча волей-неволей получается мимолётной… Алексей Граков хороший воин. Очень хороший…

— В каком же он теперь звании?

— В каком звании?… Если мне память не изменяет — лейтенант.

— Значит, уже лейтенант?… Ну, а в войсках в каких служит?

Зернов почувствовал, что его предприятию угрожает крах. Этой подробности Прохор ему не сообщил.

— В каких войсках? — он хитро подмигнул. — Будто сами не знаете… Пишет ведь небось!..

— Вот что, милый человек, — ласково сказала Прасковья Михайловна, — много к нам военных ходит. И каждый желает к своей жене и к дитю прорваться, и каждый мне про моего Алёшку басни рассказывает. Один говорит, будто Алёшка в авиации подполковника имеет. Другой уверяет, что с Алёшкой в танке всю войну проехал. Один рассказывал, что он Алёшку в городе Будапеште оставил, другой до того договорился, будто

Алёшка мой в генералы вышел. Ведь я вас насквозь вижу, какие вы все отцы хитрые!..

— Да, бабушка, попался я. Не умею врать!..

Прасковья Михайловна неожиданно достала из шкафчика халат и тихо сказала:

— Про моего Алёшку вы, видать, придумали, а что вы с фронта — это, похоже, правда.

— Истинная правда! Честное слово! — горячо сказал Зернов.

— Наденьте халат, я вам на минуточку её покажу сквозь стекло.

Капитан снял фуражку и быстро надел халат.

Они поднялись по лестнице и подошли к первой двери. Прасковья Михайловна взяла у капитана букет мимозы и вошла в палату. Возвратившись, приоткрыла дверь, и капитан увидел Любу. Она лежала на кровати и кормила ребёнка.

— Люба! Дочка! — тихо сказал капитан.

Люба повернула к нему голову и улыбнулась счастливой, усталой улыбкой.

Капитан спустился по лестнице, снял халат и, возвращая его, сказал:

— Спасибо, Прасковья Михайловна, большое вам спасибо от имени Вооружённых Сил и от меня лично.