Я говорю: «Очень рад, что вы правильно поняли поведение ос на моём участке».

Разговор этот был у нас во вторник, а в среду утром меня самого укусили три осы. Не две, а три. И что интересно— я от них совершенно не отмахивался. Какие у них были соображения именно меня кусать, пока сказать не могу, не знаю.

Моё появление на работе вызвало полный фестиваль.

Такой живописный был у меня облик.

А когда меня увидел управляющий, он засмеялся и сказал: «Немного они опоздали, но ничего, лучше поздно, чем никогда!..»

Я что хочу сказать.

Осы насекомые в основном бесполезные, но отдельными укусами они себя, я считаю, частично реабилитировали.

Одно надо помнить — никогда не следует от них отмахиваться.

И от критики тоже.

Только хуже будет.

Кавказский пленник

Сергей Сергеевич Тюриков лежал на пляже и, щурясь от яркого солнца, разглядывал картинку на папиросной коробке. На фоне Кавказских гор чернел силуэт всадника. «До чего же похоже нарисовано», — подумал Сергей Сергеевич и лениво поднял глаза. Вдали виднелись горы, зелёные у подножья, повыше коричневые, а ещё выше сизо-голубые. Для полного сходства не хватало слова «Казбек» и всадника. Впрочем, если разобраться, слово, пожалуй, было ни к чему. И без того всё ясно. Что же касается всадника, то он мог появиться в любую минуту. На то он и всадник.

Сергей Сергеевич закурил, поправил на голове чалму, скрученную из полотенца, и задумался.

Люди, окружавшие его сейчас — девушки в купальных костюмах, и загорелые парни в трусах, и этот вот пышноусый дядя в полосатой пижаме, — все они, вероятно, принимали Сергея Сергеевича за курортника. Но это было не так. Он прибыл на побережье по служебным делам.

Управляющий трестом товарищ Рыбаков, подписывая ему командировочное удостоверение, сказал:

— Настоятельно прошу, не задерживайтесь. Закончите дела — и обратно. Я понимаю, конечно, море, горы и прочие соблазны…

Сергей Сергеевич с достоинством ответил:

— Александр Михайлович! Вы меня знаете не первый день. Вопросы материально-технического снабжения волнуют меня значительно больше, чем любое море.

… Уже на пятый день пребывания под южным небом, на берегу Чёрного моря Тюриков понял, что торопиться с возвращением не имеет смысла. Все дела, честно говоря, можно было закончить в два-три дня, но нужный человек уехал на неделю в Новороссийск, Правда, с ним можно было связаться по телефону, но это действие роковым образом сократило бы его — Сергея Сергеевича— пребывание под сенью благословенной кавказской природы.

Первые дни Тюриков был одинок. Он пил кисленькое винцо, принимал солнечные ванны и по вечерам не громко декламировал произведение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Всё это, вместе взятое, успешно помогало не думать о делах.

Как-то в одну из ночей ему совершенно некстати приснился управляющий трестом. В купальном костюме, с портфелем под мышкой, управляющий, как Афродита, возник из морской пены и, подмигнув, крикнул: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Сергей Сергеевич проснулся, настойчиво пытаясь вспомнить, где он слышал эту фразу. Наконец вспомнил. Детство. Школьные годы. Серёжа Тюриков гоняет во дворе мяч, а уроки ещё не сделаны. И тогда из открытого окна раздаётся строгий голос отца: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Мимолётное видение в лице управляющего трестом несколько омрачило доселе безмятежное настроение Сергея Сергеевича.

На следующий день ему удалось завязать приятное знакомство.

Неподалёку от моря стоял огромный санаторий угольщиков. Горные техники, молодые и маститые шахтёры шумной компанией приходили на пляж. Они пели песни, устраивали проплывы на дальность, играли в домино и вообще веселились вовсю.

Следует отметить, что Сергея Сергеевича неизменно удивляло то обстоятельство, что эти люди даже на отдыхе не забывали о своих делах. Время от времени они затевали жаркие споры и в воздухе висели слова: «на— гора», «комбайн», «лава» и «добыча». Не «добыча», а именно «добыча» — так они говорили.

Это были славные, общительные люди. Знакомство началось с того, что один из них, невысокого роста человек, обратился к Сергею Сергеевичу:

— Вливайтесь в наш коллектив, дорогой товарищ!

С этого дня Сергею Сергеевичу о делах было некогда и подумать. Прогулки, заплывы, катанье на катере доходы в кино — всё это щедро заполняло время от рассвета дотемна.

В воскресенье Тюриков со всей компанией отправился на базар. Прошёл слух о том, что колхозники привезли прекрасное молодое вино. При проверке слух подтвердился.

На обратном пути весёлая компания остановилась возле уличного фотографа. К услугам желающих были выставлены самые разнообразные декорации, нарисованные на холсте. На одной был изображён пронзительно синий пруд, беседка и надменная дама, бросающая корм оцепеневшим на водной поверхности лебедям.

На другой декорации бушевало море, белел одинокий парус и сияло солнце.

Фотограф просил обратить внимание на свой лучший холст. На фоне скал стоял вороной скакун с шеей, похожей на вопросительный знак. В седле сидел всадник без головы. В одной руке он держал шашку, в другой — букет цветов. Вместо головы у всадника было оставлено круглое отверстие. Любой клиент, поместивший голову в отверстие и сфотографированный в этом состоянии, мог получить невиданной силы портрет.

Верхом на коне снялись все по очереди. Все, даже Клава Распевина, экономистка из треста «Красногвардейскуголь».

Вечером фотограф доставил в санаторий готовые снимки.

И здесь-то Сергею Сергеевичу пришла мысль послать эту живописную фотографию супруге.

Примостившись на скамейке, он написал жене письмо. Уже закончив своё послание, полное забавных подробностей, он вспомнил, что накануне собирался отправить телеграмму управляющему с просьбой продлить командировку.

Прикидывая проект телеграммы, он подумал о том, что, пожалуй, целесообразней будет послать письмо. Пока оно дойдёт, глядишь — ещё парочка деньков-то и пробежит!..

И Сергей Сергеевич написал краткую докладную:

«В связи с трудностями местных условий прошу вашего указания» и так далее и тому подобное.

Он порылся в бумажнике в поисках конвертов. Нашёлся один, да и тот помятый. «Где бы раздобыть конверты?» — подумал Сергей Сергеевич. И тут его окликнули:

— О чём задумались?

Это был шахтёр Юрасов из Донецка,

— Да так, пустяки. У вас не найдётся парочки конвертов? Письма надо отправить.

— Конвертов нет, — сказал Юрасов, — но я на почту иду. Хотите, могу отправить.

— Будьте настолько любезны. Я вам адреса запишу… Одну минуточку… Вот это письмо личное. Тюриковой Александре Васильевне, супруге моей. А это служебное, в трест. Рыбакову.

Юрасов взял письма и удалился.

Через три дня в санаторий на имя Тюрикова пришла срочная телеграмма: «Немедленно выезжайте. Рыбаков». Сергей Сергеевич пожал плечами. «Интересно, откуда он узнал, что я здесь бываю?…»

Телеграмма пришла в четверг, а в пятницу, поспешно закончив дела (нужный товарищ вернулся из Новороссийска), Сергей Сергеевич выехал в Москву.

Дома были рады его возвращению. Все единодушно отметили, что он в командировке и поправился, и отлично загорел.

— Получила моё письмо? — спросил Сергей Сергеевич у жены.

— Получила.

— Смеялась?

— Нет. Ты считаешь, что сочинил остроумное письмо? Не знаю, может, я чего-то не поняла…

— Чего ж там не понять?

Сергей Сергеевич взял у жены письмо.

— Что это?… «В связи с трудностями местных условий…» Докладная Рыбакову.

Дальше он читать не стал.

Когда Тюриков явился в трест, управляющего в кабинете не было, он уехал в министерство. Секретарша Елена Харитоновна, усмехнувшись, сказала:

— Управляющий очень удивился вашему письму…

— Где оно? — тихо спросил Тюриков.

— Вот. Пожалуйста. Александр Михайлович велел его вам вернуть.

Письмо начиналось бодро и непринуждённо: