И любовь в Дачицах была безупречной. Дети никогда не рождались ни до свадьбы, ни через месяц после свадьбы…

О свободной любви здесь даже не слыхали, не то чтобы о ней помышлять, потому что супруги взаимно уважали друг друга и никто не прегрешил против заповеди божьей: «Не пожелай жены ближнего своего!» Раздоры были весьма редкими, о чем я уже упоминал. В доказательство мне удалось составить некую статистическую таблицу наиболее известных супружеских распрей за последние десять лет.

Год	Имя жены или мужа, который другого обругал и т. д.	Причина скандала между супругами	Ругательства, которые были произнесены и под.
1894	Пани старостиха	Возвращение с вечеринки после дебатов	Осел! (затрещина)
Она же	Возвращение из трактира в 4 часа утра	Осел! Скот! Радуйся, что я в тебя не попала
1895	Ничего	Ничего	Ничего
1896	Малоземельная крестьянка Машкова (Пшары)	Съел ее порцию гороха	Вывихнула большой палец
Мясничиха Коларжикова	Продал теленка, а деньги пропил	Ты скотина! Осел, остолоп!
Она же	Продал борова, а деньги пропил	Dtto[25]
1897	Ничего	Ничего	Ничего
1898	Йозеф Енда, столяр (Пшары)	Сожгла муку для заправки похлебки и опрокинула в нее кипящий клей	Таскал за волосы и приговаривал: «Эх, жена, жена!»
Они же	Не пожелала нюхнуть табаку у кума	Угрожал заткнуть ей табаком рот
1899	Ничего	Ничего	Ничего
1900	Пани старостиха	Обзывала его	С меня хватит, не то я за себя не ручаюсь!
Йозеф Патрный	Не получил в пятницу к обеду пышек	Ну и порядки, чтоб тебе голову снесли!
1901	Ничего	Ничего	Ничего
1902	Вондракова	Трижды подряд икнул	Можно ли с тобой куда-нибудь ходить, коли ты такой дурак!
1903	Ганка из Пшар	Хотел ее поцеловать в три часа ночи	Катись ты, не то такую залеплю!
1904	Ничего	Ничего	Ничего

Настал тот самый знаменательный день. Два дачицких полицейских встали пред муниципалитетом, куда потянулись толпы горожан, бурно обсуждающих происходящее и горящих нетерпением.

У окна была установлена трибуна, длинный стол и несколько стульев. На столе стоял знакомый стакан и графин с водой, из которого пивали все господа депутаты Патрные.

И сейчас, когда столпившиеся взирали на стакан, им было грустно. Ведь из него после произнесенной речи теперь, будет, очевидно, пить кандидат-чужак.

Зала гудела, словно улей. Все смотрели на колокольчик, которым председатель клуба избирателей всегда открывал собрание. С почтением взирали они на мягкий стул, где обычно сиживает чиновник уездного управления, и вдруг, словно волна, прокатилась весть:

— Приехал!

Пан Котларж явился в бричке, имея при себе бургомистра из Мышиц и двух наиболее уважаемых мышицких граждан.

И одновременно с его вступлением в залу, из других дверей медленно, дрожа от возмущения и клацая зубами, стал пробираться к столу пан Йозеф Патрный вместе с чиновником уездного управления.

Функционеры заняли свои места. Мышицкие граждане и отцы города выстроились под трибуной, зазвенел колокольчик, и председатель клуба избирателей от Дачиц и уезда среди гробового молчания сообщил:

— Представляю слово пану Котларжу. — Тем самым проявив уважение к иноземцам, хотя бы и враждебным.

Пан Котларж вскочил, оперся ладонью о стол, поклонился, вторую руку прижал к груди и начал говорить, как раз в тот момент, когда ночной стражник Вачленяк вошел в залу.

— Уважаемое собрание! Я позволю себе представиться почтенным избирателям. Я Йозеф Котларж, помещик из Мышиц.

Мышицкие граждане внизу согласно кивали головами.

— Я осмеливаюсь выставить свою кандидатуру на освободившееся место депутата пана Франтишека Патрного, чьи принципы я всегда уважал и с принципами которого мои принципы полностью совпадают.

Позади, где стоял ночной стражник Вачленяк, возникло оживленное движение. Как только Вачленяк взглянул на физиономию оратора, ему тут же показалось, что эту физиономию он уже где-то видел несколько лет назад. Она сдавалась ему столь знакомой, что он начал продвигаться вперед и ближе, чтобы иметь возможность в этом убедиться.

— Уважаемое собрание, — ораторствовал далее пан Котларж, — эти принципы, исключительные и прекрасные, вдохновили меня до такой степени, что я осмеливаюсь просить вашего доверия…

Вачленяк, пробираясь сквозь толпу, чтобы взглянуть вблизи на знакомое лицо, вдруг застыл на месте и побледнел. Он видел лишь маленькие черные усики под носом и физиономию, побитую оспой. Колени у Вачленяка задрожали, а когда оратор продолжил:

— …Доверия, на которое вы с уверенностью можете опереться, — подтверждаемого моими убеждениями, всей моей личностью, моим безупречным поведением, — тут бледный Вачленяк уже не сомневался: «Да это же тот самый новый приказчик из подвала пана Вондрака, который являлся мне во сне со своими черными усиками под носом и физиономией, побитой оспой».

Вачленяк уже не слышал слов оратора: «Я буду за вас драться, обещаю, клянусь!» И не видел ничего, только эти черные усики и физиономию.

Вачленяк подскочил к столу, схватил пана Котларжа за горло и закричал:

— Я-то вас знаю! Вон отсюда! Не то велю арестовать, вон!

Ночной стражник Вачленяк тряс пана Котларжа и пытался вытащить из-за стола.

В зале поднялся страшный шум, среди которого был слышен лишь жалобный голос оратора:

— Помогите, ради бога, что это со мной делают, держите его, ради бога.

И голос Вачленяка:

— Я тебе покажу, как выставлять свою кандидатуру, я тебя проучу…

И прочие голоса.

Мышицкие граждане и начальство кинулись на помощь помещику и опрокинули стол, чиновник уездного управления свалился со стула, облился водой из графина и заорал на обеспамятевшего от испуга секретаря:

— Именем закона закрываю собрание! — чем спровоцировал всеобщую свалку вокруг оратора, вокруг мышицкой четверки, вокруг Вачленяка, которого начальство из Мышиц лягало ногами, принуждая отпустить господина кандидата.

Дачицкие в этой суматохе сочли, что Вачленяк действует, как патриот, обороняющий их интересы от чужеземного агрессора, и потому устремились к дерущимся и общими усилиями потащили помещика Котларжа и трех прочих мышицких, под брань и проклятья, прочь из залы. Геройский поступок ночного сторожа Вачленяка пробудил патриотический дух у защитников города, хранителей семейства депутатов Патрных.

Они одолели оратора и мышицких чужаков, и те, поспешно усевшись в бричку, помчались прочь, причем изумленный и сбитый с толку пан Котларж стоял столбом и, не ведая, что несет, кричал в негодующую толпу, бегущую за бричкой:

— Уважаемое собрание, принципы эти, исключительные и прекрасные принципы, вдохновили меня до такой степени, что я осмеливаюсь просить вашего доверия…

И вдруг, упав на сиденье, заорал:

— Варвары!

И горько зарыдал, в то время как пан Йозеф Патрный в дверях муниципалитета протягивал бледному Вачленяку правую руку вместе с золотой монетой и говорил:

— Таким вы мне нравитесь, Вачленяк!

И Вачленяк, к которому возвращалось благоразумие, прошептал:

— В башке что-то сдвинулось, пан депутат…

Первое апреля пана Фабианека

Гордиан Матей Фабианек был старым холостяком, а Убальда Енофефа Третерова, его экономка, — старой девой.