Рэнд вспомнил на мгновение распущенные волосы Жюльет, запятнанные кровью, которые сверкали в свете факела. Отгоняя этот образ, он сел в кровати, подтянул колени к себе и натянул на них свою часть простыни.

Комната наполнилась вооруженными воинами в кольчугах и с алебардами. Они протопали внутрь, разбились и заняли позицию с обеих сторон двери. Между выстроившимися воинами прошло трио дворян. Среди них были Грейдон и Хэнли. Им предшествовал Мак-Коннелл, единокровный брат Рэнда, его лицо выражало боль, почти скорбь, когда он остановил свой взгляд на нем.

— Вставай, брат, и оденься, — сказал он, выходя вперед и останавливаясь меньше чем в ярде от кровати, положив руку на рукоять меча. — Мне жаль приносить дурные известия, но тебя приказано немедленно доставить в Тауэр.

— Нет, — прошептала Изабель, ее взгляд перебегал с мужчины на мужчину, как будто она не могла понять смысл их присутствия.

— Указ подписан собственной рукой и скреплен печатью Генриха, леди Изабель. Вот он, если хотите увидеть его.

Она вытянула руку тотчас же. Это был смелый жест, подумал Рэнд, для женщины, лежащей едва прикрытой в комнате, полной воинов, которые притворялись, что смотрят прямо перед собой, но украдкой бросали взгляд в ее направлении. Тем не менее ее взгляд был надменным, держалась она столь же величественно, как если бы была одета в бархат, вышитый драгоценностями. Взяв тяжелый пергамент, она пробежала глазами вниз по близко расположенным строчкам, легко разбирая латинские фразы. Цвет сошел с ее лица. Она закрыла глаза и снова посмотрела вверх только спустя мгновение:

— Но обвинение другое. Здесь говорится…

Рэнд знал, о чем там должно говориться. Несмотря на осознание того, что она увидела, это обожгло его сердце, как кислота. Его кулаки сжались на простыне, которая покрывала его бедра. Тихий звук чего-то рвущегося прервал тишину.

— В самом деле, — ответил Мак-Коннелл, его лицо было мрачным, когда он продолжил грубым голосом: — Обвинение теперь заключается в двойном убийстве. Мне жаль говорить вам, что мадемуазель Жюльет д’Амбуаз, мать ребенка, в сожжении которого обвиняется ваш муж, была убита. Она погибла прошлой ночью в месте, расположенном на некотором расстоянии от Вестминстера. Ее тело нашли после того, как мужчина, отвечающий описанию Брэсфорда, был замечен покидающим место преступления.

Пока Мак-Коннелл говорил, Грей дон прохромал вперед. Он наклонился, опираясь на палку, чтобы подобрать с пола промокшую рубашку, дублет и мятые, мокрые рейтузы, которые снял Рэнд.

— Да и вот доказательства того, что он был за пределами дворца. Было поздно, когда он ложился, полагаю, поэтому его оруженосец не привел это в порядок.

Мак-Коннелл быстро пожал плечами:

— Это все, что требуется.

Изабель сделала отпускающий жест, хотя она была так бледна, что ее кожа казалась почти прозрачной.

— Удалитесь, все вы, и дайте моему мужу одеться. — Она перевела взгляд с Грейдона на Хэнли, который стоял сзади с жадным взглядом в глазах, затем на открытую дверь, где появился Дэвид, топчась на месте с отчаянным беспокойством на лице. — Он присоединится к вам, когда покинет руки своего оруженосца.

— Боюсь, нам нельзя рисковать, — сказал Мак-Коннелл непреклонным тоном.

— Но у вас есть обещание Рэнда… — начала она.

— Которое он нарушил, когда его заметили за Вестминстером. Вы должны понимать…

— Хватит, — прервал его Грейдон, швыряя мокрую одежду в Рэнда, так что вода разлилась, когда она ударилась ему в грудь. — Он может надеть то, что под рукой, или идти без этого. Нам все равно.

Мак-Коннелл выглядел страдальчески. Рэнд гадал, было ли это притворством. Однако у него не было времени подумать над этим. Иначе Грейдон и Хэнли будут рады предлогу вытащить его голого из постели и комнаты, а он не хотел доставлять им такое удовольствие. Также он не хотел позорить Изабель таким недостойным уходом.

Он выскользнул из кровати и быстро надел мокрую рубашку и рейтузы, застегнул достаточно пуговиц для приличия и натянул свой дублет. Как только он одернул его, пара воинов подошла к арестованному. Рэнда резко повернули и заложили руки ему за спину. Они начали двигаться по направлению к двери, толкая его между собой.

Одним сильным рывком, который потащил обоих воинов за ним, он повернулся к Изабель.

— Я никого не убивал, — сказал он, говоря быстро и кратко, так как не знал, сколько ему позволят сказать. — Доверяй Дэвиду. Сама заботься о себе. Не верь ничему, что не исходит от меня.

— Я пойду к королю, как только будет возможность, — сказала она слова не громче шепота.

— Ты можешь попробовать, — сказал он. — Но если это ничего не даст…

— Нет! — закричала она, приложив руку ко рту, и слезы выступили на ее ресницах.

Он был так ошеломлен, когда увидел такое свидетельство беспокойства о нем, не веря своим глазам, что не сразу обрел дар речи:

— Если это ничего не даст, помни это. Я ни о чем не жалею.

Они снова развернули его и силой вытащили из комнаты. Дэвид

подобрал его сапоги и поспешил за ними. Рэнд посмотрел назад, пытаясь разглядеть жену между вооруженной охраной, которая выстроилась за ним и его тюремщиками. Изабель сидела на том же месте, оцепеневшая от шока, в кровати, которую они делили, льняная простыня и ее распущенные волосы были единственной защитой от пристальных взглядов. Казалось, она едва замечает их похотливый интерес. Она выглядела потрясенной, повергнутой в ужас.

Но Рэнд увидел еще кое-что, то, что научился распознавать с тех пор, как сделал леди Изабель своей женой. Это было то, что вызвало у него тихий смех и заставило его сердце подпрыгнуть высоко в груди.

Это была вспышка ярости, элегантной, свойственной леди, но убийственной в твердом взгляде ее насыщенно-зеленых глаз.

ГЛАВА 14

Мало кто возвращался из заточения в Тауэре.

Изабель, сидя в кровати прямо, пока топот обутых в сапоги ног не стих, была поражена в самое сердце. Она не могла дышать. Ее руки дрожали, она вцепилась в простыню, прижимая ее к себе. То, что Рэнда увели, чтобы запереть в тот древний дворец у Темзы, который часто использовался как тюрьма, было ударом. В то же время это казалось непостижимым. Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

Генрих и его мать знали Рэнда в течение нескольких лет. Они с королем разделили тяготы изгнания и триумф завоевания короны на поле битвы. Генрих бы не позволил выдвинуть это новое обвинение, не позволил бы повесить Рэнда.

Действительно ли не позволил бы?

Вспоминая сомнение в глазах Рэнда, когда она сказала, что пойдет к Генриху, и признание в его словах, сказанных тихим голосом, она подумала, что у него нет веры в королевское вмешательство. Неважно. Оно предстоит.

Она позаботится об этом, потому что она не могла вынести, чтобы кто бы ни было, устроивший такой презренный заговор против Рэнда, взял над ним верх. Это было бесчестно и несправедливо, что он должен был страдать от королевского греха и его последствий. Ее намерения не касались того, что она могла или не могла чувствовать к нему. Конечно, нет. Они будут воплощены из преданности мужу. Это все.

На одно мгновение она почувствовала почти отчаянный порыв задернуть балдахин, натянуть простыню на голову и искать забвения во сне. Несомненно, арест окажется ночным кошмаром, когда она снова проснется.

Нет, и снова нет. Не было времени спать или прятаться — у нее не было на это времени. Она должна встать и действовать. Жизнь Рэнда могла зависеть от этого.

Через час она вышла из комнаты. Одевшись в платье из дамаста цвета морской волны и надев головной убор, отделанный кружевом, с которого свисала кружевная вуаль, развевавшаяся за ней как крылья, она направилась в королевские апартаменты. Однако не все время она потратила на туалет, подходящий для королевской аудиенции. Она также послала Дэвида и Гвинн собрать все необходимое, о чем она могла подумать, чтобы скрасить тюремное заключение ее мужа, — от сухой одежды и сапог до книг, пера, пергамента и бруска чернил, также лютню, вино, и сладости, и деньги, чтобы купить более существенную пищу и напитки у охраны.