С самого начала своих исследований Вольдемар Джульсруд попытался привлечь внимание научной общественности к своим находкам, но в первые годы он столкнулся с тем, что его попытки начисто игнорировались. Даже публикация им в 1947 году на свои средства книги о коллекции не заставила академических ученых проявить к ней какой-либо интерес.

Наконец в 1950 году в Акамбаро приехал американский журналист Лоуэл Хармер. Он присутствовал на раскопках, на холме Эль Торо и даже сфотографировал Джульсруда с только что выкопанными статуэтками динозавров (Джульсруд к этому времени уже лично занимался раскопками) ("Los Angeles Times", March 25, 1951). Вслед за ними лос-анджелесский журналист Уильям Рассел опубликовал материал о раскопках Джульсруда с фотографиями процесса работ. В своей публикации Рассел указывал, что артефакты изымались с глубины 5–6 футов (1,5 м) и многие предметы были оплетены корнями растений, поэтому у Рассела не возникло никаких сомнений в подлинности находок ("Fate", March, 1952, June, 1953). Эти публикации сыграли определенную роль в популяризации коллекции Джульсруда и пробили брешь в заговоре молчания академических ученых».

Тезис о подделках официально опровергли местные мексиканские власти в том же 1952 году. Франсиско Санчас, суперинтендант Национального ирригационного института (National Irrigation Plant of Solis) заявил, что он может однозначно констатировать отсутствие какого-либо керамического производства в Акамбаро. 23 июля 1952 года мэр Акамбаро Хуан Карранса опубликовал официальное заявление за № 1109, в нем говорилось, что по результатам специального расследования, проведенного в районе, выяснилось, что в Акамбаро нет ни одного человека, который бы занимался производством такого рода изделий.

Все доводы в пользу того, что коллекция Джульсруда является изощренной фальсификацией, легко опровергаются с точки зрения обычного здравого смысла. Во-первых, ни один скульптор не в состоянии за обозримый период времени выполнить работу по изготовлению более чем тридцати тысяч скульптур (отнюдь не мелких) как из керамики, так и из камня. Не говоря уже о том, что эти скульптуры еще надо было закопать на приличную глубину. Во-вторых, даже если коллекция выполнена силами не одного человека, а некой огромной мастерской, то в таком случае должны будут четко прослеживаться черты единого стиля в исполнении артефактов. Но вся коллекция не только не содержит ни единого дубликата, но керамические скульптуры выполнены из разных пород глины, в различных стилях и с различной степенью мастерства. В-третьих, однозначно установлено, что керамика в коллекции Джульсруда обработана методом открытого обжига. Для ее производства потребовалось бы огромное количество древесины, которая в засушливом и безлесном районе Акамбаро всегда была чрезвычайно дорогой. Кроме того, подобное масштабное производство с открытым обжигом керамики просто не могло бы остаться незамеченным.

Профессор факультета истории Высшей Школы в Акамбаро Рамон Ривера потратил месяц на полевые исследования в Акамбаро на выяснение вопроса о возможности местного производства коллекции Джульсруда. После многочисленных опросов населения Акамбаро и прилегающих к нему районов (Ривера особенно тщательно опрашивал стариков) профессор констатировал, что на протяжении последних ста лет в этой местности не возникало ничего похожего на масштабное керамическое производство.

Более того, критики коллекции Джульсруда чаще всего забывали, что она состояла не только из керамических артефактов. Коллекция содержит значительное количество каменных скульптур, и все они имеют следы сильной эрозии. Подделать такой элемент поверхности предмета, как эрозия, практически невозможно.

«О Солон, Солон! Вы, греки, как дети, вы не знаете ничего о древних временах, — говорили Солону египетские жрецы в VI веке до н. э. — Тебе ничего не известно о седых знаниях прошлого!» Жрецы сообщили Солону, что после катастрофы уцелели только «самые примитивные и неграмотные», «пастухи и скотоводы», в то время как жители городов оказались уничтоженными. Немногие уцелевшие представители некогда цивилизованных народов, беспомощные перед лицом враждебных стихий, утратили скоро свои познания и практические навыки и растворились среди населения, находившегося, как правило, на значительно более низкой ступени развития.

Давайте пофантазируем: вы оказались участником этого мирового катаклизма. Вам и части животного мира удалось спастись. Представьте: в районе теплого Средиземного моря уцелела тысяча (две, три…) человек, и вы в том числе. Вы чувствуете, что потеряли все материальные достижения, но вы последние, кто видел их собственными глазами, кто знает, что такие открытия существуют. Как они устроены — вам тяжело сказать, вы можете описать их только общими фразами, ведь вы не ученые, которые создавали эти изобретения. Что вы будете делать? А то, что вы делали на протяжении всей вашей жизни: научите новорожденных читать, писать на своем языке, расскажете о предметах, которыми вы пользовались… Но ваши дети не видели всего этого, и ваши рассказы о былой жизни будут для них лишь преданиями и мало пригодятся; они пойдут новым для них путем. История начнется для них с Начала.

А как же сохранить накопленные драгоценные знания, те, что дались предыдущим, докатаклизменным поколениям с таким трудом? Да, сделать это было не просто. Вот типичное суждение историков: «И в Индии, и в Китае (и, как было указано выше, у древних кельтов — то есть по всему миру. — Авт.) наблюдается такой феномен: определенные касты зазубривали большие объемы математических текстов и правил наизусть, даже не понимая их смысла. Учение передавалось из поколения в поколение в неизменном виде».

Но ведь знания вызываются определенными общественными и экономическими потребностями! Мы видим явное свидетельство того, что эти математические объемы были получены от докатаклизменных предков, так сказать, впрок, на будущее, чтобы, когда человечество дойдет в математике до их уровня, то не надо было бы снова изобретать велосипед: вот она, помощь. И, как показала история, эта помощь была бесценна и эффективна.

А так как у спасшихся предков не было под рукой ни бумаги, ни средств ее производства, то пришлось веками эти математические выкладки банально зубрить. Заметьте: наши предки для передачи потомкам выбрали как наиболее значимую информацию именно математику, она, по их мнению, представляла собой самые важные знания мира. Древние понимали, что математика — «царица наук». Но, надо сказать, память наших предков была во много раз сильнее, чем у нас. Несравнимо сильнее.

Кто-то может высказать сомнение по поводу такого развития событий. Но я приведу мнения двух крупнейших археологов.

Отрывок из книги Грэма Хэнкока «Fingerprints Of The Gods» даю без правок и комментариев:

Как ни странно, но именно такую модель поведения приписывает древнееврейский историк Иосиф Флавий, писавший в I веке н. э., мудрым и процветающим обитателям мира, которые жили до потопа «в счастии и без каких-либо неприятностей»: