Праиндоевропейцы были знакомы с земледелием и скотоводством (названия практически всех распространенных домашних животных, включая лошадь, близки), однако, судя по всему, эти виды деятельности пребывали еще в зачаточном состоянии, зато имеется обильная лексика, связанная с охотой на зверя. Пользовались наши предки колесом и соответствующим транспортом — повозками, следовательно, были подвижны и в принципе могли перемещаться на значительные расстояния.
С другой стороны, большая часть названий известной им флоры и фауны характерна для зоны умеренного климата. К примеру, из растений они знали дуб, бук, березу, липу, ясень, граб, пихту, сосну, осину, ветлу, вереск, тис и грецкий орех. Большинство этих деревьев встречается только в Европе. Кроме того, индоевропейцы сталкивались с медведем, волком, черепахой, бобром, тетеревом, но, что удивительно, слышали о львах, слонах, обезьянах. Впрочем, слона они путали с верблюдом — значит, об этих экзотических зверях имели весьма туманное представление. Зато прекрасно осведомлены были о пчелах и некоторых видах рыб — в частности, угре и лососе{37}.
Если судить по корням слов, означающих времена года, то жили они в стране с резко континентальным климатом — зима была холодной, а лето жарким и засушливым. Холмы, предгорья, небольшие речушки, покрытые ледяным панцирем в студеную пору и пересыхающие в знойный период, светлые, широколиственные леса и березовые рощи, озера и болота — вот какой вырисовывается родина предков, если исходить, конечно, из логики лингвистов. Еще более важно то, что индоевропейцы вообще не знали моря — в их языке не было слов, связанных с морским ландшафтом, а из обитателей данной стихии они сталкивались только с крабами, которые, впрочем, водятся и в пресных водоемах Европы. Последнее обстоятельство делает неубедительной теорию о «воронковидных кубках», как первичных носителях индоевропейской речи. Ибо те были известными путешественниками, обитателями побережий и островов, следовательно, должны были овладеть обширной морской лексикой. Кроме того, люди «кубков» наверняка помнили множество названий тропических животных и растений.
Лингвисты также определили, что не разделенный еще праиндоевропейский язык взаимодействовал и обогащался словами из иных лингвосемейств. Отдельные термины, из области скотоводства, к примеру, «тавр» — «бык», были усвоены нашими предками при помощи неких семитов. Установлены также заимствования из каких-то кавказских наречий — картвельского или северокавказского, какого именно пока не ясно. Обнаружены корни, общие с древними финно-угорцами{37}. Таким образом, страну первоначального расселения индоевропейцев, с точки зрения специалистов по языку, надлежит искать где-то между Северо-Востоком Европы (местоположением племен ямно-гребенчатой керамики, предположительно финно-угорских) и предгорьями Кавказа, где жили, по всей вероятности, говорившие на одном из кавказских наречий майкопцы, а также неизвестной областью обитания неустановленного семитского народа, разводившего крупный рогатый скот. Впрочем, по предположениям отдельных историков, семитами вполне могли быть высокоразвитые трипольские земледельцы, знаменитые быкопоклонники. В этом случае наиболее вероятными претендентами на звание первых индоевропейцев становятся днепро-донцы и среднестоговцы — именно они находились на пересечении влияния всех трех соседних культур. У первых в этом отношении есть определенное преимущество. Лишь днепро-донецкие охотничьи племена, располагавшиеся на территории Белоруссии и Украины, всегда обитали вдали от моря, в местности с резким и суровым континентальным климатом и никогда не путешествовали по южным, африканским и азиатским странам. То есть вполне могли перепутать слона с верблюдом, в отличие, к примеру, от кочевых коневодов — среднестоговцев или бывших жителей Северной Африки — «воронковидных кубков». Возможно, именно эти украинские исполины, любители охры в своих могилах и подарили миру уникальный индоевропейский язык.
В таком случае остается загадкой — каким образом эти охотники-великаны смогли навязать свою речь такому числу племен, многие из которых превосходили их по уровню развития. Произошло это явно не в результате завоевания одним народом других. С другой стороны, они были очень непохожи друг на друга — агрессивные трансатлантические путешественники «кубки», освоившие леса Северной и Центральной Европы; обитатели обширных азиатских просторов среднестоговцы, склонные к разведению лошадей, овец и быков; а также скромные охотники Восточной Украины и Белорусского Полесья днепро-донцы. Тем не менее, вскоре практически все их потомки заговорят на различных индоевропейских наречиях.
Время пирамид
В поисках разгадок переместимся в следующую эпоху — III тысячелетие до нашей эры. Климат этого периода становится значительно холоднее и гораздо суше. Это было время засух и песчаных бурь, гибели одних культур и возникновения новых, час рождения известнейших цивилизаций человечества.
На юге Междуречья у шумеров впервые в человеческой истории возникает письменность: наполовину письмо, наполовину рисунок. Вокруг причудливых ступенчатых башен храмов-зиккуратов создаются города-государства, враждующие меж собой. В Египте легендарный царь Мина сумел объединить всю страну под своей властью. Он приказал развернуть русло Нила в другую сторону и на отвоеванном у великой реки земельном участке возвел столицу — город Мемфис. При фараоне третьей династии Джосере в Северной Африке появляется первая каменная пирамида, пока состоящая из пяти ступеней, облик ее мало напоминал геометрически выверенные, классические формы шедевров древнеегипетской архитектуры. Но уже приближалось время этих грандиозных, переживших тысячелетия, усыпальниц правителей этой страны, к которым мы все привыкли и без которых невозможно представить себе Египет.
В это же самое время в Центральной и Восточной Европе возникают две обширные историко-археологические зоны, обе, вполне очевидно, индоевропейские. Одна — это культуры круга шнуровой керамики, или боевых топоров. Другая — знаменитые ямники.
Под шнуровиками — боевыми топорами ученые подразумевают целый ряд сходных общностей, в середине III тысячелетия до нашей эры стремительно распространившихся по просторам Европы: от Волги в районе Ярославля на Востоке до Рейна на Западе, и от Швеции и Финляндии на Севере до Среднего Днепра на Юге. Перечислю лишь некоторые из их названий: саксонтюрингская, одерской шнуровой керамики, культура рейнских кубков, одиночных могил Дании, ладьевидных топоров Швеции, среднеднепровская и фатьяновская.
На горлышках глиняной посуды у этих народов в качестве украшения часто встречаются оттиски шнура, отсюда и первое название — шнуровики. Кроме того, эти люди чрезвычайно трепетно относились к своему оружию — тщательно отполированным боевым топорам, похожим скорее даже на каменные молоты. Их помещали в могилы воинов. Отдельные историки считают, что именно этот грозный атрибут стал прообразом знаменитого оружия индоевропейских божеств — молота скандинавского бога грозы Тора и ваджры индийского Индры, победителя Дракона{81}.
Племена боевых топоров оказались весьма воинственны — их поселения подчас располагались прямо на пепелищах предшествующих культур. На одном месте шнуровики редко задерживались длительное время. На своих четырехколесных повозках, запряженных кастрированными быками — волами, они, неспешно передвигаясь, избороздили просторы почти всего Евразийского континента. Некоторые исследователи полагают их прямыми потомками «воронковидных кубков», тоже известных непосед. Впрочем, отдельные обычаи шнуровики явно переняли у днепро-донецких охотников. Например, в могилу они часто помещали куски охры или хоронили черепа отдельно от остальных скелетов, как это встречалось порой у восточноевропейских исполинов. А вот следов влияния культуры Средний Стог на формирование этой общности ученым обнаружить не удалось{183}.