Глава 21

Итак, после девятнадцатилетней разлуки Коскэ встретился со своей матерью, они отправились на постоялый двор «Симоцукэя» и там поведали друг другу обо всем, что с ними случилось за это время. Коскэ был поражен, когда узнал, что О-Куни и Гэндзиро скрываются в доме его матери. Когда мать пообещала ему помочь отомстить, он едва не запрыгал от радости и поспешил домой, чтобы рассказать все своему тестю Аикаве Сингобэю. Рано утром шестого августа он покинул Суйдобату, подошел к воротам «Симоцукэя» и стал ждать. Скоро, как было условлено, появилась в сопровождении слуги его мать в дорожных одеждах, и Коскэ незаметно последовал за нею. Женские ноги неспешны, поэтому путники, оставив за собой Саттэ, Курихаси, Кога, Мамада и Судзуномию, прибыли в Уцуномию только вечером девятого числа. Неподалеку от Сугивары О-Риэ отправила слугу вперед предупредить Городзабуро о своем возвращении, а затем подозвала к себе Коскэ.

— Вон впереди мой дом, видишь? — тихо сказала она. — На дверях синяя занавеса с надписью «Этигоя» и с изображением горы, на которой знак «пять». Перед домом, как видишь, тянется забор. Если пойти вдоль этого забора и завернуть за угол, там будет проулок, узкий как тропинка. Свернув туда и пройдя три-четыре дома, ты увидишь по левую руку калитку в три сяку шириной. Если войти в эту калитку и пройти через двор, справа будет крошечная пристройка. В ней и скрываются О-Куни с Гэндзиро. Нынче же вечером я отодвину засов калитки. Прокрадись туда после пятой стражи, и ты захватишь их, как мышей в мышеловке. Только смотри, чтобы тебя никто не заметил…

— Большое вам спасибо, матушка, — сказал Коскэ. — Никогда я не думал, что только благодаря вам мне удастся выполнить свой долг. Когда я вернусь в Эдо и восстановлю род господина, я войду в права наследника Аикавы и уж тогда непременно возьму вас к себе. Я намерен выполнить перед вами свой сыновний долг… Я выполню долг верности и долг преданного сына, какое это будет счастье!.. Ну хорошо, а где мне лучше подождать условленного часа?

— Говорят, постоялый двор «Сумия» на улице Икэгами — очень солидное заведение. Остановись там. И не забудь, пятая стража!

— Не забуду, — сказал Коскэ. — До свидания, матушка!

Расставшись с матерью, он отправился в «Сумия» и стал ждать, пока колокол пробьет пятую стражу, а О-Риэ пошла к себе домой. Городзабуро был очень удивлен.

— Как быстро вы изволили вернуться! — сказал он. — Вот уж не ожидал! Я полагал, вы пробудете дольше… Верно, и посмотреть ничего толком не успели?

— Что делать, — ответила О-Риэ. — Я и сама не думала вернуться так скоро, а вот пришлось… Так спешила, что даже подарков для челяди купить не успела.

— Ну, зачем вам еще о таких вещах беспокоиться, — возразил Городзабуро. — А я думал, матушка, что вы и в театре побываете, и в других местах, пробудете в столице месяц-другой, ведь за такой срок дом родной не забывают… Посмотрите то, другое… Совсем не думал, что вы вернетесь так внезапно…

— Вот остаток денег, что ты давал мне на дорогу, — сказала О-Риэ. — Нехорошо разбрасываться деньгами, но сделай одолжение, раздай прислуге…

Деньги завернули в бумагу и роздали слугам, а О-Риэ, кроме того, отобрала для них кое-что из ношеной одежды.

— Обошлись бы и деньгами, — заметил Городзабуро.

— Ничего, — сказала О-Риэ. — Это я оттого, что у меня как-то тяжело на сердце… Вещи старые, поношенные, отдай их служанкам, они всегда заботились обо мне… А что, О-Куни и этот Гэндзиро по-прежнему живут в дальней пристройке?

— Мне перед вами совестно, матушка, — вздохнул Городзабуро. — Негодяи они… Вот навязались на мою голову! Держу их только потому, что честь требует, Гэндзиро-то этот все-таки из самурайского дома, хоть и выгнали его… Вам они, наверное, очень неприятны…

— Я хотела бы поговорить с О-Куни без помех, — сказала О-Риэ. — Будь так любезен, поступись на сегодня делами, закрой лавку пораньше и уложи челядь спать. А я пойду в пристройку и поговорю с О-Куни и Гэндзиро… Вели подать туда водку и закуски.

— Еще и угощать их…

— Нет, иначе нельзя. Я им ничего не купила, так что прикажи подать.

Городзабуро неохотно повиновался. Мать он жалел и ослушаться ее не мог. Приготовили угощение. Отнесли в пристройку. Когда слуги наконец улеглись, О-Риэ отправилась к О-Куни и Гэндзиро.

— Матушка! — воскликнула О-Куни. — Вы уже изволили вернуться? Вот уж не думала, не ждала! А говорили, что вернетесь не раньше, чем через месяц… Удивительно просто, как вы скоро!

— Покорнейше благодарю за гостинец, — сказал Гэндзиро, кланяясь. — Нам здесь сейчас подали водки и закуску.

— Не стоит благодарности, — сказала О-Риэ. — Думала привезти вам что-нибудь, но так торопилась, что не собралась купить… Однако мне хотелось бы поговорить с вами начистоту. Нас здесь никто не слышит… Расскажи, пожалуйста, О-Куни, как случилось, что ты покинула дом в Эдо, где ты служила. Расскажи все, ничего не скрывая.

— Мне очень стыдно говорить об этом, — проговорила О-Куни, — но я, по молодости и неопытности, сошлась с господином Гэндзиро, вот с ним… Его за это изгнали из родного дома, и деваться ему было некуда. Ну, я подумала, что все это случилось по моей вине, и тоже сбежала из дому… Я знала, конечно, что поступаю дурно, но ничего не могла поделать. И вот мы с Гэндзиро, взявшись за руки, явились к брату и теперь, как изволите видеть, пользуемся его милостями…

— Молодые люди нередко впадают в грех прелюбодеяния, — сказала О-Риэ. — Ты пришла в дом господина Иидзимы со своей госпожой, не так ли? Потом, когда госпожа скончалась, ты служила господину. За это время ты сблизилась с соседом, господином Гэндзиро, и вступила с ним в недозволенные отношения… А не случилось ли потом так, что вы сговорились, убили господина Иидзиму и бежали, присвоив его деньги, оружие и одежду?

О-Куни и Гэндзиро побледнели.

— Что вы говорите, матушка? — закричала О-Куни. — Вы меня напугали даже… Кто это вам наговорил такое? Ничего подобного не было! Страшно подумать…

— Не надо запираться, — сказала О-Риэ. — Я все знаю. Признавайся, не скрывай ничего.

— Гэндзиро, кто мог наговорить на нас такое? — сказала О-Куни.

Гэндзиро уже пришел в себя.

— Это оскорбительное подозрение, матушка, больше ничего, — произнес он с достоинством. — Чтобы я, Миянобэ Гэндзиро, убил соседа и обворовал его? Кто вам сказал об этом? Ничего этого я не делал!

— Нет-нет, не отрицайте, — сказала О-Риэ. — В Эдо я встретила нежданно-негаданно человека, с которым не виделась много лет… Он рассказал мне все.

— И кто же это такой? — осведомился Гэндзиро.

— Он был дзоритори в доме господина Иидзимы. Его зовут Коскэ.

— Коскэ… Этот негодяй Коскэ! — простонал Гэндзиро.

— Это мерзавец! — закричала О-Куни. — Он украл у господина сто золотых! Он что угодно мог выдумать! Разве можно верить хоть одному слову этого хама? И откуда дзоритори знать, что творится в господских покоях?

— Молчи, О-Куни, — сказала О-Риэ. — Этот Коскэ — мой родной сын!

О-Куни и Гэндзиро в ужасе отшатнулись.

— Семнадцать лет исполнилось с тех пор, как я стала женой хозяина этого дома, — продолжала О-Риэ. — Но первого моего мужа звали Курокава Кодзо. Он был вассалом господина Коидэ, служил у него конюшим и получал сто пятьдесят коку риса в год. За пьяное буйство его прогнали со службы, и когда мы жили в подворье храма Маруяма Хоммсдзи, он был ронином. Мой старший брат Савада Уэмон был человеком строгих правил и заставил меня расстаться с мужем. Он считал, что лучше мне вернуться на родину, чем быть женой пьяницы и буяна. Я не могла его ослушаться, оставила четырехлетнего сына и поселилась затворницей в Мураками. Спустя два года я вышла замуж за твоего отца, О-Куни. И вот нынче в Эдо я нежданно встретилась со своим сыном Коскэ. Кровь у нас одна, мы говорили откровенно, и я узнала, что вы убили господина Иидзиму, присвоили его деньги, оружие и даже одежду и сбежали. Я была испугана. Из-за вас погиб род Иидзимы. Сын мой со слезами на глазах поведал мне, что если он не отомстит, род Иидзимы не будет восстановлен, что ему предназначено найти вас и отомстить. На радостях я обещала ему помочь и сообщила, что вы укрываетесь в моем доме. Это было ошибкой. Коскэ — мой сын по крови, но он из дома Курокавы, от которого я отказалась. Я вышла замуж вторично, этот дом стал моим домом, и ты, О-Куни, стала моей единственной дочерью. Если я, послушавшись голоса крови, помогу сыну казнить тебя, я нарушу тем самым долг свой перед твоим покойным отцом, господином Хиногутия Гобэем. Я думала об этом всю дорогу сюда. Я не знала как быть. Я поняла, что допустила оплошность. А Коскэ ехал рядом со мной, то впереди, то позади меня… Он здесь, сегодня ночью, после пятой стражи, он проникнет к вам. Мне не будет прощения, если я дам ему казнить тебя. Признайтесь во всем, и я помогу вам бежать. Городзабуро дал мне на поездку тридцать золотых. Я истратила немного, у меня осталось двадцать шесть или двадцать семь рё… Я отдам их вам. Берите их и скорее бегите. Перейдите гору за храмом Мёдзин, перед храмом Дзикодзи сверните и перейдите гору Яхата, тогда вы выйдете на тракт Никко, оттуда будет полтора ри до местечка Дзюрогаминэ по дороге на Кануму, еще через полтора ри вы выйдете к Кануме, а там через ущелье дойдете до деревни Нарамуры на Танумской дороге. В этом ущелье вас никто не заметит. Уходите как можно скорее и затеряйтесь где-нибудь в провинции, а когда сами поймете, какое зло вы совершили, обрейте головы, облачитесь в грубые рясы и денно и нощно молитесь за упокой души убиенного вами господина Иидзимы Хэйдзаэмона. Может быть, так вы спасетесь… Жаль мне сына родного, моего Коскэ. Он не будет знать, куда бежали враги, на всю жизнь ему суждена горькая участь скитальца, и дом его господина никогда не восстанет из праха… Когда до вас дойдет, что вы натворили, измените ваши сердца, станьте добрыми людьми… А сейчас бегите скорее!