— Сколько же можно подглядывать?
— Вся штука в том, — сказал Томодзо, понизив голос, — что женщина эта — не просто женщина!
— Разбойница?
— Да какая там разбойница!.. Понимаете, сэнсэй, заглянул я за полог и вижу, что на самом деле не красавица она, вся тощая, кожа да кости, лик у нее синий, с прически симада свешиваются космы волос, подола у нее нет, и вообще от бедер книзу ничего нет, и вот своей рукой из кожи да кости она вцепилась господину Хагиваре в шею, а господин сидит со счастливым лицом… Рядом сидит еще одна женщина в прическе марумагэ, тоже тощая, одна кожа да кости. Поднимается вдруг она и идет прямо на меня, и подола у нее тоже не видать, от бедер книзу ничего нет, совсем как привидение, как рисуют на картинках… Увидел я это, перепугался, зуб на зуб не попадает, побежал домой и спрятался… Никак не пойму, как это привидения околдовали господина Хагивару!
— Томодзо, — строго сказал Юсай. — Это правда?
— Ну что за глупости — правда, неправда… С чего я стану врать? Если не верите, сходите нынче ночью сами и убедитесь!
— Да нет, мне как-то не хочется… Странное дело, никогда не слыхивал, чтобы привидения ходили на любовные встречи. Впрочем, в одном китайском романе такой случай описан… Да нет, не может этого быть на самом деле! Ты не врешь, Томодзо?
— Я же вам говорю, сходите сами, если не верите…
— Ну что же, — глубокомысленно сказал Юсай. — Сейчас уже рассвело, привидения, наверное, ушли…
— Сэнсэй, вот что я хочу спросить… Раз господин Хагивара спит с привидением, он должен умереть?
— Непременно умрет. Пока человек жив, он исполнен света, он свободен от скверны и чист. Мертвый же, он погрязает во тьме и исполняется злобы. Вот почему, вступив в плотскую связь с привидением, живой утрачивает чистоту крови и быстро погибает, пусть ему на роду будет написано прожить хоть сто лет.
— Я слыхал, сэнсэй, что незадолго до смерти у человека на лице проступает тень смерти, — сказал Томодзо. — Вы бы сходили и поглядели на господина Хагивару…
— Хагивара облагодетельствовал тебя, — важно сказал Юсай, — а я дружил еще с его отцом, господином Хагиварой Синдзаэмоном, и господин Синдзаэмон перед смертью наказал мне присматривать за его сыном, господином Синдзабуро, как же я могу остаться безучастным при таких обстоятельствах? Ты же о том, что случилось, не смей рассказывать никому!
— Еще чего, — сказал Томодзо. — Я даже жене не рассказал, неужели расскажу кому постороннему?
— Вот и помалкивай, никому ни слова…
Тем временем совсем рассвело, и добрый Хакуодо Юсай, постукивая палкой, вместе с Томодзо вышел во двор. Томодзо отправился в свою пристройку, а Юсай остановился у дверей Синдзабуро…
— Господин Хагивара! — крикнул он. — Господин Хагивара!
— Кто там, простите? — отозвался Синдзабуро.
— Это Хакуодо, с вашего разрешения.
— Рано вы изволили подняться, — удивился Синдзабуро и отворил дверь. — Впрочем, пожилые люди всегда встают рано. Доброе утро, входите, прошу вас… У вас, вероятно, какое-нибудь дело?
— Я пришел, — объявил Юсай, — как физиогномист. Позвольте осмотреть вас по правилам моего ремесла.
— Что это вы в такую рань? Живем рядом, могли бы пожаловать в любое время…
— Нет, не скажите, — возразил Юсай. — Лучше всего осматривать в такое время, как сейчас, когда только взошло солнце… Да и отношения у нас с вами еще со времен вашего отца самые близкие… Ну-ка!
Тут Юсай извлек из-за пазухи увеличительное стекло и стал всматриваться сквозь него в лицо Хагивары.
— Что это вы? — испуганно спросил Синдзабуро.
Юсай спрятал стекло и торжественно сказал:
— Господин Хагивара! Физиогномика говорит, что не пройдет и двадцати дней, как вы умрете!
— Я? Умру?
— Умрете непременно. Необъяснимые вещи бывают на свете, и сделать здесь ничего нельзя.
— Как же мне быть? Да, мне говорили, что когда человеку суждено скоро умереть, на лице его появляется тень смерти… Слыхал я также и то, что вы, сэнсэй, знаменитый физиогномист… Но ведь были же исстари люди, которым за добродетельные поступки даровался полный срок жизни! Может быть, для меня еще есть средство, сэнсэй, чтобы избежать смерти?
— Такого средства нет. Вот разве что, пожалуй, удалить от себя женщин, которые приходят к вам каждый вечер…
— Никакие женщины ко мне не приходят!
— Ну полно, вчера ночью их видели у вас. Кстати, кто это?
— Да нет, она никак не может быть опасной для моей жизни.
— Более опасного ничего для вас нет на свете.
— Послушайте, сэнсэй, это дочь хатамото Иидзимы, что живет на Усигомэ. По некоторым причинам она со своей служанкой О-Юнэ переехала жить в Сансаки, это такая деревня в Янаке… Мне передали, будто она умерла от любви ко мне, а недавно я встретил ее, и теперь мы встречаемся очень часто… В дальнейшем я намерен взять ее в жены.
— Вы сами не знаете, что говорите! — сказал Юсай. — К вам ходят не женщины, а привидения! В этом теперь не приходится сомневаться, раз вам передавали, что она умерла. И она сидит рядом с вами, обняв вас за шею тощими, как нитки, руками из кожи и костей! Кстати, вы бывали у них дома, в деревне Сансаки?
Синдзабуро ответил, что бывать у них ему не приходилось и что он встречался с ними только у себя дома семь вечеров подряд, считая со вчерашним. От слов Юсая ему стало как-то жутко, и он переменился в лице.
— Вот что, сэнсэй, — сказал он. — Раз так, я сейчас же пойду в Сансаки и все проверю.
Он вышел из дому и отправился в Сансаки. Там он стал расспрашивать, где живут две женщины такой-то и такой-то внешности, но никто ничего не мог ему сказать. Устав от расспросов, он пошел домой, но на обратном пути, проходя мимо храма Симбандзуй-ин, заметил вдруг позади храма новую могилу с большим памятником, а возле могилы — промокший под дождем красивый фонарь с колпаком в виде пиона. Не могло быть никаких сомнений — это был тот самый фонарь, с которым каждый вечер приходила О-Юнэ. Вконец ошеломленный, Синдзабуро зашел на монастырскую кухню и спросил:
— Простите, не скажете ли мне, чья это могила там, позади храма, на которой лежит фонарь с колпаком в виде пиона?
— Это могила дочери хатамото Иидзимы Хэйдзаэмона на Усигомэ, — ответил монах. — Скончалась она недавно, и ее должны были похоронить у храма Ходзю-дзи, но похоронили у нас, потому что наш храм все равно у Ходзю-дзи в подчинении…
— А чья могила еще там рядом?
— А рядом могила служанки этой девушки. Она умерла от усталости, ухаживая за своей больной госпожой, и их похоронили вместе.
— Вот оно что, — в смятении пробормотал Синдзабуро. — Значит, это и верно привидения…
— Как вы сказали?
— Нет-нет, ничего, — сказал Синдзабуро. — До свидания.
Он чуть ли не бегом возвратился домой и рассказал обо всем Хакуодо Юсаю.
— Странное дело, — озабоченно сказал Юсай. — Удивительное. И за какие только грехи привидение влюбилось в вас?
— Горе мне, — отозвался Синдзабуро. — И ведь, наверное, сегодня вечером опять придут…
— Откуда вы знаете? Они обещали?
— Да. Она сказала, что придет обязательно. Сэнсэй, пожалуйста, останьтесь сегодня на ночь у меня, а?
— Ну уж нет, увольте! — испуганно сказал Юсай.
— Тогда сделайте что-нибудь при помощи ваших гаданий…
— Нет, гадания против привидений бессильны… А вот напишу-ка я господину Рёсэки, настоятелю этого самого храма Симбандзуй-ин! Он человек огромного ума, искушенный в молитвословиях… И мы с ним в дружбе. Отнесите ему мое письмо и попросите помочь.
Юсай написал, Синдзабуро отправился в храм и попросил передать письмо настоятелю, господину Рёсэки. Настоятель Рёсэки действительно благоволил к Юсаю. Прочитав письмо, он сейчас же велел проводить Синдзабуро в свои покои. В коричневой рясе поверх белого кимоно, он восседал, неподвижно выпрямившись, на простом дзабутоне. Лет ему было за пятьдесят, и весь его облик свидетельствовал о высоких его добродетелях и самоотверженности в служении Будде. Синдзабуро невольно перед ним склонился.