Он поднялся, сам себе видясь неуклюжим каким-то, неловким. И сказал, толкнув коленкой тоже вставшего Живчика: "А у меня вот... собака." Девочка засмеялась и махнула рукой: "А у нас их пять!" - и, ухватив его, поволокла за собой - туда, где старик уже разговаривал со старшим группы...

   ...Первых джаго после лагеря он увидел тридцать лет спустя.

   Он потом, после того, как поселился на кордоне, ещё года два по ночам садился в постели с мучительным животным криком, в холодном поту, озираясь по сторонам. И та девчонка оказывалась рядом почти одновременно с тем, как вскакивал на ноги и клал голову на колени плачущего хозяина Живчик. Садилась, нежно-невесомо гладила по голове и плечам, по спине и говорила искренне-убеждённо про то, какой он смелый и как много сделал для победы. И сны - ушли. Совсем ушли, отступили трусливо-неохотно, побежкой гиены, куда-то в никуда, не справились с девочкой и собакой, с их верностью и... да, и любовью. Обеих. В смысле, и девочки тоже.

   Так Анатолий Михайлович Сенцов прожил почти тридцать лет. Родились пятеро детей и уже два первых внука.

   А встреча с джаго на космодроме закончилась тем, что городской голова А.М.Сенцов на аэродроме застрелил всех троих гостей с Джаггана, прилетевших из столицы колонии. Просто и обыденно. Тремя выстрелами в головы.

   Куда более интересным было то, что джаго не предъявили никаких претензий ни на каком уровне. А оставивший пост мэра Сенцов уехал с женой туда, где он, сменив её деда, почти двадцать лет работал лесником...

   Он хорошо знал и очень любил эту работу.

   - Вот, значит, чем ты занимаешься... - голос Пичаева был необычайно задумчивым и негромким. - Да. Это, Радка... в общем, не буду я ничего говорить. Что я-то скажу? Я бы не потянул.

   - Ты хирург, - напомнил Корнеев. - Это давно было ясно. Jedem das seine[10], как Науманн говорил. И скажи-ка мне, сколько людей благодаря тебе...

   - Оставь... - по-прежнему тихо отозвался Пичаев. В кафе было уже совсем пусто, лишь они - двое мужчин, двое врачей - сидели на балконе, словно не могли подняться под тяжестью невидимого, но неподъёмного груза. - Тело телом, но душа... это штука такая. Такая штука. Я никогда не знал, как подойти.

   - Душа - штука сложная, - согласился Корнеев. Ему вспомнилось вчерашнее вечернее заседание...

   ...Сидящая напротив выгнутого стола - как бы в фокусе параболоида - девушка лет двадцати была спокойна, скорее даже безралична. Довольно коротко стриженая, светловолосая, немного скуластая, она смотрела прямо перед собой и на вопросы отвечала с лёгким опозданием и отчётливой расстановкой между словами.

   - Вы - Сигюнн Арна Аральдан, человек, скандинавка, подданная Англо-Саксонской Империи, двадцати одного года?

   - Да.

   - Расскажите, что произошло с вами в 19-м году Первой Галактической Войны.

   - Во время захвата Луны-17 АСИ погибла моя бабушка, у которой мы жили с Сигге. Сигге - мой брат-близнец. Мы были захвачены джаго и увезены в плен.

   - Сколько вам было лет?

   - Двенадцать.

   - Через год ваш брат покончил с собой, а вы стали служить джаго.

   - Это так. Я была проституткой в командирском салоне орбитальной базы.

   - Вам известно, что согласно осоновополагающему принципу работы нашей комиссии те девушки и девочки, которым на момент принятия подобного решения не исполнилось 15 лет,считая возраст на момент начала сотрудничества с врагом, осовобождаются от ответствености и направляются на реабилитацию, предварительно получив по своему желанию новые имена и биографии?

   - Я знаю это.

   - Тогда зачем вы настояли на встрече?

   - Я хочу, чтобы вы знали, как это было. Чтобы выслушали.

   - Комиссии всё это известно. Нам так же известно, что в 22-м году Первой Галактической Войны вы установили связь с группой сопротивленцев-гаргайлианцев, и ваши совместные действия привели к практчиески полному разрушению орбитальной базы джаго. Вы уцелели чудом.

   - Я не стремилась к этому. Это получилось случайно.

   - Ясно.

   - Вас не удивляют мои слова?

   - Нет. Можем вас заверить, что комиссия понимает ваши мотивы. Мотивы всех поступков. Нам известно так же, что вы более двух лет жили среди спасших вас гаргайлианцев.

   - Я пыталась забыть. Когда не получилось - я решила вернуться. Чтобы меня судили.

   - У нас нет никаких прав - ни законных, ни тем более моральных - судить вас, Сигюнн Арна Аральдан. Или как пожелаете назваться.

   - Я хочу, чтобы меня судили.

   - Вы уже сделали это; мы не в силах что-то ещё предпринять. Но, если вы позволите, мы вам попробуем помочь.

   - Я не хочу менять имя. И биографию не хочу менять.

   - Мы говорим не об этом.

   На лице девушки впервые отразилось что-то, похожее на чувство - на любопытство и недоверчивый интерес.

   - Если вы хотите - с вами побеседует Радомир Владимирович. Вы ведь не слышали о докторе Корнееве?..

   Джагганская тюрьма на Сельговии была особенно страшным местом даже на фоне обычного плена у джаго. Страшнее была только чудовищно легендарная Планета Ад (см. Примечания-3). Пленных тут силой принуждали делать вещи, о которых землянин даже не мог помыслить. А потом, натешившись, подбрасывали им кусок верёвки, осколок стекла - и частью развлечения было наблюдать за тем, как те кончают с собой. Это делали почти все.

   Сигюнн тоже собиралась это сделать - после того, как... после случившегося с нею. Она думала, что всё самое ужасное уже произошло с нею и братом сразу после начала плена, но оказалось - нет. Покончить с собой, как покончил с собой Сигге - невольный участник происходившего ужасного спектакля. Она его не отговаривала и не осуждала - мальчишке с таким жить было бы, наверное, просто невозможно, есть окончательные пределы, если в тебе хоть капелька человеческого сохранилась - за них не переступают, переступив - умирают. А она...

   Она передумала. Её остановил не страх - нет. С холодным спокойствием отчаянья девчонка решила жить. Жить, чтобы отомстить.

   Джаго поверили ей. Трудно не поверить, ведь она смеялась и ласкалась к ним за тем обедом в командирском салоне, когда её угощали мясом Сигге. И она ела.

   Джаго решили, что страх окончательно её переломил.

   Она ждала два с лишним года. Очень спокойно, очень выдержанно ждала. Ждала ради одного момента - того момента, когда она стояла в быстро леденеющем, полном свиста воздуха и ухающего рёва тревожных сирен, коридоре быстро умирающей вражеской базы - базы, убитой ею - и смотрела через стекло запертого снаружи салона, как внутри мечется обезумевшее стадо - бьётся в стены, беззвучно воет, как лопаются их глаза и вылетают из разинутых в судороге пастей кровавые ошмётки лёгких... а в пролом в борту спокойно и всевидяще глядит Космос.

   Она улыбалась. И знала, что перед смертью джаго видят в окне эту её улыбку.

   Хорошо. Правильно. "Рок," - позволила она себе подумать на родном языке, хотя уже много месяцев запрещала себе это - считала, чт оне имеет права поганить его.

   Они мучились даже тяжелей, чем Сигге - и вид их невыносимых мучений наполнял её сердце льдом радости. Хотя - мучились и даже близко не так долго, как он. Не год. Всего лишь минуты. Но хоть что-то. А моральных мучений, которые в конце концов и убили брата, эти твари всё равно не могли познать, и тут её месть не имела и не могла иметь силы.

   Жаль, конечно.

   Подскочивший - хватило силы преодолеть бешеный напор рвущегося наружу воздуха - комендант отчаяно замолотил кулачищами в дверь, беззвучно кривя черногубую пасть в мольбе о спасении. Она улыбнулась и последний раз в жизни опоганила себя словами речи врагов, ясно пошевелив губами: "Я убила вас."