— Я получил приказ вскрыть могилу и зарыть ее снова, с людьми внутри! Я не приводил их туда! Я ничего не знал и ничего не слышал — я только делал то, что мне говорили!

— Кто нашел эти бумаги? — спокойно спросил Холмс.

— Уильям, — ответил Эддлтон, вытирая слезы грязным рукавом. — Копаясь в старых правительственных архивах, он обнаружил эти письма. Но какой смысл сейчас дискредитировать Гладстона — почти слепого старика? Потом мы поняли, что это означает для работы Ричарда. Понимаете, я рассказал ему о кургане, и он добился выделения средств на раскопки. Для него это явилось неожиданной удачей — невскрытая древняя гробница в Уилтшире, когда археологи полагали, что они давно обнаружили все что можно. Ричард испытывал постоянную горечь из-за неудавшейся карьеры, и он позволил честолюбию одержать верх над благоразумием, солгав музею о местонахождении кургана. Он не сообщил начальству, что не установил, кому принадлежит участок, — просто приехал сюда с рабочими и начал раскопки. Ричард систематизировал и заносил в каталог все находки, но потом Гладстон, очевидно, что-то пронюхал, и музей прекратил субсидии. Ричард пришел в бешенство. Он тайком перенес находки в наш полуподвал, запер их там и сказал музейному начальству, что уничтожил их, как того от него требовали. Но Уильям не мог вынести даже мысли, что существуют доказательства, уличающие Гладстона в преступлении. Он считал его хорошим человеком, что бы тот ни сделал и ни приказал сделать, а лояльность была для него превыше всего. Уильям требовал уничтожить находки и бумаги. Это привело Ричарда в ужас. «Спрятать — да, но уничтожить — никогда! — кричал он. — Нельзя так варварски относиться к истории!» Мы никак не могли прийти к согласию, и я боялся, что Уильям сделает что-нибудь ужасное, поэтому привез документы сюда и спрятал их в могиле людей, которых они обрекли на смерть. С тех пор как Уильям нашел их и я понял, что натворил, я не могу спать — меня будят крики…

Несчастный заткнул уши, раскачиваясь взад-вперед и тихо плача.

Я был потрясен его рассказом, но Холмса, казалось, больше интересовал сам рассказчик.

— Они пытались прорыть туннель, — сказал он, — но их завалило, так как им было нечем как следует подпереть стены. Их убил обвал, а не вы, Эддлтон. Вы не знали, что эти люди находились там.

Его слова действовали гипнотически, возможно, потому что он сам был убежден в их правдивости. Эддлтон медленно поднял взгляд.

— Но разве вы не слышите крики? — спросил он. — Не видите прячущиеся тени? Погибли пятьдесят человек! Пятьдесят человек были погребены в подземной тюрьме, чтобы Гладстон мог спасти свою репутацию…

— Тогда убийца — Гладстон, — заявил Холмс. — Вы были всего лишь невольным орудием. Невольным, Эддлтон! — Он медленно поднялся и протянул руку. — Пошли. Мы отвезем вас в Лондон.

Эддлтон покорно поплелся за нами. Его возбуждение улеглось под успокаивающим влиянием Холмса. Я старался не думать, что случится с ним потом, пока мы медленно карабкались вверх по отлогому коридору и наконец снова вдохнули чистый ночной воздух. Известие о гибели братьев могло окончательно повергнуть его во мрак безумия. Но этому не суждено было произойти. Приблизившись к выходу, мы увидели снаружи огни. Значит, наш приход не остался незамеченным.

Эддлтон, уверенный, что это правительственные агенты, которых он опасался, с криком бросился назад в коридор или в боковой туннель гробницы — этого мы так и не узнали, ибо на сей раз его страхи оправдались. Люди, поджидавшие нас, не были сторожами поместья — они даже не назвали себя, а молча проводили нас в деревню, не поддаваясь попыткам Холмса выудить из них информацию. Один из них поехал с нами в ночном экипаже до Троубриджа и проследил, чтобы мы сели в последний лондонский поезд. Хотя я и был переполнен впечатлениями от того, что нам удалось открыть, все же я чувствовал облегчение, что мы заплатили за комнаты вперед, поскольку больше мы уже не увидели ни трактирщика, ни его жену.

— Мы должны сразу же вернуться, — сказал я, когда поезд тронулся. Других пассажиров в это время не было. — Не можем же мы оставить Эддлтона в таком положении.

— Боюсь, что в данный момент у нас нет выбора. Поместье слишком хорошо охраняется, несмотря на истории о призраках, а пока мы не найдем того, кто нанял этих людей, мы не сможем оказать на них давление. Эддлтон надежно спрятался на много дней. Будем надеяться, что они не успели его заметить. А теперь покажите мне бумаги.

Я неохотно вынул их из жилетного кармана. Мне нелегко было представить погубленную навсегда репутацию Гладстона, но эти факты должны увидеть свет. Мы не можем утаивать подобное.

— Все здесь, — сказал я, когда мы прочитали все бумаги, — декларации судовых грузов, графики, документы на права собственности и приказы о проведении работ, подписанные Гладстоном. В тысяча восемьсот пятьдесят втором году невольничье судно, плывущее на Кубу, повернуло в Англию вместе с пятьюдесятью рабами, которые более десяти лет тайно работали в поместье Гладстона и были похоронены заживо, когда стало казаться, что секрет выйдет наружу — это означало падение Гладстона. Должен признать, что разделяю беспокойство Эддлтона при мысли о дискредитации прославленного человека на закате его карьеры.

— Гладстон сам себя дискредитировал, — ответил Холмс, все еще изучая бумаги, словно в их волокнах таились еще неизвестные нам ужасы. Потом он посмотрел на меня, и на его худом лице появилась мрачная улыбка. — Но не этим. Заявление об ухудшающемся зрении — предлог для ухода в отставку после недавнего поражения в палате лордов. От своих принципов он никогда не отступал, Уотсон. Эти документы чреваты скандалом, но куда более изощренного свойства.

— Не понимаю, о чем вы, — сказал я, чувствуя, что усталость сменяется раздражением. Я не хотел больше никаких жутких открытий этой ночью.

— Бумаги поддельные, — продолжал Шерлок Холмс. — Если не ошибаюсь, это работа Беркама Стейси с более поздними добавлениями ныне покойных Пирса и Керкленда. Какие бы ужасы ни творились в этом поместье, Гладстон в них не участвовал. Это был гнусный план с целью дискредитации достойного человека. Подделать документы о принадлежности Гладстону невольничьего корабля было бы слишком мало — он легко мог бы это опровергнуть, и к тому же такие факты не вызвали бы особого возмущения. Всем известно, что английские корабли нанимали для перевозки рабов на Кубу, а оттуда в Вирджинию, покуда гражданская война в Соединенных Штатах не положила конец работорговле. Наша нация гордилась собой, отменив рабство в Англии и позднее в колониях, а тем временем продолжала извлекать из него прибыль. Я начал понимать, что он имеет в виду.

— Но когда такой человек, как Гладстон, использует рабский труд в своем поместье…

— Этого общество уже не могло бы вынести. Сделав подобное обвинение реальностью, негодяи совершили куда худшие злодеяния, чем те, в которых намеревались обвинить Гладстона. Я доберусь до самого дня этой истории, Уотсон, запомните мои слова! Карьера и репутация Ричарда и Уильяма Эддлтонов были настолько запятнаны, что они пошли на трагическую гибель, лишь бы сохранить их драгоценные исторические факты и репутацию невинного премьер-министра накануне его ухода в отставку. Бедный безумный Джеймс Эддлтон стал лопатой, похоронившей пятьдесят человек, но я найду руки, орудовавшие этой лопатой, и увижу, как тюремные кандалы защелкнутся на их запястьях!

От этого заявления мне стало не по себе — чувство это лишь усилилось после нашего возвращения на Бейкер-стрит. Поддельные документы были благополучно вывезены, инспектор, занимающийся делом о смерти Ричарда и Уильяма Эддлтонов, ничего о них не узнал, и преступление было раскрыто во всех отношениях, кроме мотива, который, по мнению Холмса, находился вне сферы деятельности Скотланд-Ярда. Холмс отправился на поиски Беркама Стейси, ушедшего на покой специалиста по подделке документов, а меня послал в клуб «Диоген» для предварительных переговоров с его братом Майкрофтом, который должен был больше других знать о столь чудовищном заговоре или, по крайней мере, был в состоянии разузнать о нем.