Изменить стиль страницы

— Эпицентр атомного взрыва, — тихо произнесла она. Чийо бросила на нее быстрый, немного испуганный взгляд и когда она заговорила, голос ее был еле слышен:

— Это Хиросима.

Она перестала смотреть на здания, мимо которых они проезжали — новые, хорошо построенные здания, без признаков разрушения. Вместо этого она смотрела в небо. Когда она заговорила, Марсия почувствовала покалывание в позвоночнике.

— Я никогда не забуду этот свет, — прошептала Чийо. — Такой ужасный, золотисто-белый, вспыхнувший повсюду разом. Мы с Харукой были на улице, она прижала меня к себе, закрыла меня своим телом раньше, чем пришла ударная волна и сравняла с землей здания вокруг нас. Нас оглушил рев, и на нас посыпался жуткий дождь из расплавленного стекла и горячего гудрона — рядом ремонтировали дорогу. Я была бы убита, если бы Харука не заслонила меня собой. Мне повезло, что на мне было светлое кимоно, оно отражало лучи. На Харуке было момре темного цвета — мешковатая верхняя одежда, которую женщины носили во время войны, — поэтому она пострадала гораздо сильнее.

Поезд подъезжал к станции, но Чийо не обращала внимания на выходящих пассажиров. Лори подвинулась ближе к матери, и Марсия обняла ее, в то время как Чийо продолжала свой рассказ.

— Несколько минут мы были оглушены. Но мы были живы, в то время как многие были мертвы и лежали на улице недалеко от нас. Над городом поднималось отвратительное коричневое облако. Я помню яркие вспышки на облаке, красные как кровь. Полил дождь из грязи, после взрыва поднялся ураган. Это была смесь пламени, ветра и обломков. Должно быть, мы были в нескольких кварталах от области полного разрушения, однако мы остались живы.

— Я не знала, — прошептала Марсия. — Я думала, что во время войны вы были в Токио.

— Сначала да. Моя семья была убита в Токио во время бомбежки. Поэтому я приехала жить к своей кузине и ее детям в Хиросиму. Муж Харуки погиб в бою на островах Тихого океана. Ее старая мать и трое ее детей умерли здесь. Мы с Харукой шли по улице на рынок, иначе мы бы тоже умерли в развалинах ее дома. Вот так она спасла мне жизнь.

Неожиданно ее лицо исказила боль.

— Теперь вы понимаете, что с моей кузиной? Вот как она страдала.

— Да, — тихо ответила Марсия. — Я понимаю.

— Я никогда не должна забывать об этом. Я должна вернуть мой долг. Я думаю, что скоро я вернусь в Киото.

Поезд принял несколько новых пассажиров и отошел от станции. Казалось, Чийо воскресла и вернулась в настоящее.

— Следующая остановка — Мийяжима-гучи, — сказала она, — там мы сядем на паром, который отвезет нас на остров.

XXI

Пока маленький паром приближался к острову Мийяжима, воды залива Хиросима отражали голубое небо и зеленые горы. Откуда-то с берега из громкоговорителя доносились звуки «Доброго старого времени», и было очень странно слышать эту мелодию в Японии.

Впереди вставали высокие, поросшие лесом пики центрального хребта. На мелководье у берега стоял большой красный тории, священный для этого острова и являющийся воротами, ведущими в сердце знаменитого синтоистского храма, стоящего на самом берегу. Многоярусная красная пагода поднялась высоко вверх на фоне зеленых холмов. Рядом были крыши дворца и маленькие чайные домики, прижавшиеся к покрытым лесом скалам.

— Как красиво, — задумчиво сказала Чийо. — Я никогда раньше не видела этот остров. Хорошо, что мы сюда приехали.

На берегу ждал носильщик из отеля, который проводил их к джипу, служившему отелю в качестве легковой машины. И они понеслись прочь по дороге с колдобинами, по узким извилистым улочкам, по обе стороны которых располагались открытые магазины. Городок был серым, как все японские города. Сразу после постройки дома из некрашеного дерева некоторое время красиво отсвечивали золотом, но в конце концов непогода окрашивала их в разнообразные оттенки серого и пыльно-коричневого цвета. К этому добавлялась серая черепичная крыша и в целом картина становилась удивительно монотонной. Неудивительно, что нужны были всплески ярких красок в окраске тории и храма.

В воротах риокан, гостиницы в японском стиле, они покинули джип и пошли по тропинке, выложенной из камней, через сад ко входу в отель. Служащие отеля весело приветствовали их и взяли багаж из машины. На веранде несколько женщин стояли на коленях и низко кланялись, выражая радость по поводу их появления обычным японским приветствием: «Ирассай!» — «Добро пожаловать!»

Им охотно помогли снять обувь, улыбки были заинтересованными и искренними. Женщина, которая проводила их наверх, расхваливала Лори, и та смогла проявить свои небольшие познания в японском языке, которые она приобрела у Суми-сан и Томико.

Они пошли вслед за распорядительницей по узкому коридору первого этажа с деревянными полированными полами, по лестничным пролетам вверх и снова вниз, потом по лабиринту коридоров, до тех пор, пока служащая не открыла сойи в комнату Марсии и Лори. Для Чийо предназначалась смежная комната.

Первым впечатлением Марсии было ощущение совершенной красоты. Не из-за того, что комната с матами медового цвета, с альковом токономе и с росписью стен полностью отличалась от других японских комнат, но потому, что искусство оформления интерьера японского дома здесь было продемонстрировано более ярко, чем в тех домах, которые Марсия видела прежде.

Простота и отсутствие украшений делали вид из открытой части комнаты еще более совершенным. Внешний пейзаж становился частью декорации комнат. Позади татами была узкая полоска веранды с низкими современными стульями из бежевого дерева, а между ними, у перил, стоял небольшой столик. Позади дома лежало миниатюрное горное ущелье с водопадом, обрушивавшимся на влажные серые скалы и вливавшимся во впадавший в море ручей. Позади ручья поднимался крутой зеленый холм, а в том месте, где ручей становился глубже и шире, его берега соединял изогнутый деревянный мостик. Благодаря отсутствию передней стены звуки водопада были частью комнаты.

Улыбающаяся горничная принесла им одеть свеженакрахмаленное и пахнущее чистотой юкато. Было приятно освободиться от тяжелой европейской одежды и одеть прохладное хлопчатобумажное кимоно, сидеть на полу тоже было приятно. Тотчас же подали чай и маленькие розовые и зеленые пирожные с прослойкой из густого повидла из соевых бобов. Марсию посадили так, чтобы она могла опереться спиной, так было удобнее сидеть на полу. Гостям сообщили, что ванна для них готова в любой момент — горячая ванна из природного источника.

— О, давайте не будем сейчас принимать ванну! — запротестовала Лори. — Пока не стемнело, пойдем посмотрим вокруг.

Но Марсия хотела принять ванну, она взяла мыло и полотенце и пошла за горничной во двор.

Баня находилась на некотором расстоянии от гостиницы, что было неудобно, когда шел дождь. Марсия обула гета и обнаружила, что не так уж трудно научиться ходить в них.

Она с облегчением узнала, что ванна предназначалась ей одной, и что это не будет совместное купание, распространенное в Японии. Горничная ее впустила и ушла. Марсия вошла в большую заполненную паром комнату с кафельным полом и бассейном, края которого находились на уровне пола. Бассейн был до краев наполнен очень горячей водой.

Но теперь она уже привыкла к роскоши японской ванны и, вымывшись с мылом, она смыла грязь и пену и медленно погрузилась по горло в бассейн недалеко от края, сбрасывая умственное и физическое напряжение.

В этой теплой, похожей на пещеру комнате, с омывающей тело водой, можно было спокойно подумать, так спокойно, как она не могла этого сделать в Киото. Теперь она ясно понимала, что не к Чийо был привязан Джером, а к Харуке Сетсу. Сколько боли и несчастья, должно быть, было для него в этих отношениях. Теперь она понимала, что время от времени он хотел вернуться к более нормальной жизни. Должно быть, его женитьба была обдуманным шагом в этом направлении. Однако несчастная страсть к Харуке тянула его обратно. Здесь, в Мийяжима, в безопасности, она могла думать о Джероме с жалостью.