Тем не менее, она спросила:

— Почему он злится на тебя?

Его пальцы перестали барабанить.

— Это тебя не касается. Я просто хочу подчеркнуть, что в течение того времени, пока ты остаешься в доме, ты должна быть осторожна с Минато. Не говори с ним. Если он к тебе приблизится, быстро уходи. У него с войны осталась подспудная злоба.

Теперь он встревожил ее.

— Как насчет Лори? Он может обидеть Лори?

Он зачал было говорить, и она была уверена, что он хотел ответить отрицательно, но осекся и осторожно наблюдал за нею.

— И все же может, — сказал он. — Я не знаю. Дело в том, что мы не можем рисковать. Чем скорее ты уедешь из этого дома, тем лучше. Этот дом не может быть безопасным местом ни для тебя, ни для Лори.

«Не пытается ли он просто запугать меня, используя оружие, попавшее в его руки?» — подумала Марсия.

— Почему ты не попросишь его выехать, если ты так к нему относишься? — спросила она.

— Это легче сказать, чем сделать, — он раздраженно вздохнул. — Когда ты уезжаешь, Марсия?

Теперь не было надежды, что он вновь смягчится. Она выпрямилась в своем кресле, опустив ноги на пол, немного напрягшись.

— Яне собираюсь домой. Я хочу остаться здесь как твоя жена до тех пор, пока ты не будешь готов ехать на родину. После минувшей ночи я не могу поверить тому, что ты написал в своем письме.

Казалось, что пламя, которое всегда горело в глубине его глаз, ярко вспыхнуло, брови нахмурились, лицо потемнело.

— Ты не можешь здесь оставаться, — резко проговорил он. — Ты суешься в дела, которые не можешь понять. Возвращайся в Штаты, которым ты принадлежишь. Япония не для тебя.

Она соскользнула с кресла и подошла ближе к нему.

— Минувшей ночью ты хотел меня. Что теперь изменилось?

Гнев в его глазах испугал ее, и на мгновение ей показалось, что он может ударить ее. Затем он грубо толкнул ее, в ярости прошел мимо и вышел из комнаты. Несколько мгновений спустя он покинул дом, и ей показалось, что заполненная тенями комната полна народу, что ее толкают ненавистные чужие руки. Казалось, будто вновь и вновь звучат слова Джерома «Убирайся! Уезжай домой!»

Марсия выключила свет и покинула комнату, освещенную только сиянием камина. Она несколько мгновений постояла в коридоре, прислушиваясь, но порывы ветра заглушили и скрип дома, и новые скрипы наверху — казалось, что весь дом полон странных дурных предзнаменований. На ночь слуги уходили в свои жилые комнаты, и в большей части не было никого, кроме Марсии и Лори. На мгновение она захотела подняться наверх и взглянуть, попробовать открыть дверь в другую половину дома просто для того, чтобы убедиться, что там никого нет и что дверь заперта. Но такой осмотр выглядел довольно глупым, поскольку Джером только что осмотрел верхний этаж и убедился, что все в порядке. Даже его собственное беспокойство, возможно, было разыграно для того, чтобы запугать ее и вынудить уехать.

Наружная дверь запирается автоматически, и Джером закрыл ее, когда выходил. К счастью, эта половина дома была построена в европейском стиле, с нормальными дверьми и окнами, так что не было необходимости укрываться за передвижными деревянными амадо, как пришлось бы делать в японском доме. Настоящие японские дома было легко ограбить. Но только не этот дом.

Тем не менее, она не стала медлить в темном коридоре и поспешила присоединиться к Лори, в уютное тепло спальни, которую они делили с дочерью. Маленькая девочка сидела на низкой скамеечке у камина, рядом с нею стоял стул, на котором были куклы и миниатюрная маска, которую подарила ей Нэн.

Лори улыбнулась матери.

— Ты поиграешь со мной сегодня вечером, мамочка?

Марсия была рада, что у Лори такой веселый, отходчивый нрав. Она села возле дочери на коврик и около часа играла с куклами, пока не пришло время Лори идти спать. Когда ребенок уснул, Марсия села у камина; она не читала — просто ждала возвращения Джерома. Как долго она сможет играть в ожидание? Как долго она может противостоять его решимости заставить ее уехать? Что это будет за дом для нее, если она останется? И, однако, однако, прошлой ночью…

Этим воспоминаниям следовало согреть ее, но теперь ее охватила дрожь. Прежде он никогда так надолго не уходил из дома. Где он бывал в таких случаях? Кто были его друзья? Как мало она знала о человеке, который был ее мужем.

Прежде чем выключить свет в спальне, она открыла дверь в холл и прислушалась к стонущим звукам ветра, к скрипу старого дома. Но хотя казалось, что по длинным галереям наверху шелестели шаги призрака, никто не спустился по широкой темной лестнице. Далеко, в другой части дома, кто-то опять играл на самисене и пел под музыку. Какой унылой и меланхоличной кажется восточная мелодия для уха европейцев! И как парадоксальны японцы. В литературе, живописи, музыке так часто слышится трагическая нота. Казалось, что почти всегда, во всех видах искусств до трагедии остается только один шаг, и в жизни тоже, говорил Алан. В газетах часто упоминалось о самоубийствах, нередко среди молодых людей, которые разочаровались в любви и которые не могли смириться со старыми порядками, когда за них все решали родители.

Только на прошлой неделе юная пара прыгнула в пламя вулкана Михара на острове Ошими — как делали многие сотни до них. Когда жизнь их не устраивала, они охотно возвращали себя богам. Однако всегда на улицах или в домах знакомых японцев царили дружелюбие и бодрость. В Японии никогда не услышишь грубых слов или повышенного голоса. Галантность и хорошие манеры были правилом, никакой неприязни не выказывалось недавнему врагу. Из-за всего этого было трудно понять, как люди могли быть жестокими на войне или с такой покорностью принимать трагедию в личной жизни.

Марсия закрыла дверь и пожалела, что у нее нет возможности ее запереть. Сегодня вечером, впервые за свое пребывание в Японии, она не чувствовала себя в безопасности. Прежде она не боялась, даже в первую ночь, перед возвращением Джерома. Но сегодня, вероятно, из-за его слов о Минато, из-за того, что сам Джером ушел из дому, она чувствовала страшное беспокойство. Как сильно отличалось ее нынешнее настроение от счастливого настроения в тот день, который она провела с Аланом Коббом.

Прежде чем лечь в постель, она подошла к окну и вгляделась в ветреную ночь. Она видела верхушки сосен, чернеющие на фоне закрытого облаками неба. В японских соснах было нечто такое, что делало их непохожими на другие сосны. Это были настоящие сосны с японских картин, с их скрученными стволами, с расслаивающейся хвоей, образующей изящный узор. Тонкий месяц прогуливался по облакам, и она почувствовала облегчение от того, что сегодня, по крайней мере, не было полной луны.

Еще раньше Суми-сан принесла в кровать грелку и, зарываясь под одеяло, она поискала ее ногами.

Самисен теперь умолк, и Марсия лежала, глядя в темноту, прислушиваясь к ночным звукам, размышляя, почему Джером не вернулся. Наконец, против ее воли, веки ее отяжелели, и она незаметно задремала, потом проснулась и вновь задремала.

Должно быть, было около трех часов утра, когда она неожиданно проснулась, вся ее дремота исчезла, и все ее чувства обострились. Она не знала, вернулся Джером или нет, но звук, который вдруг разбудил ее, не был звуком ключа в двери. Это было нечто такое, что она слышала раньше вечером — порожденное ветром поскрипывание наверху, похожее на мягкие шаги.

Они были такими легкими, такими слабыми, что она бы их не услышала, если бы пол на галерее не скрипел под тяжестью чьего-то тела. «Это опять ветер», — сказала она себе и прислушалась к ночным звукам снаружи. Но ветер стих, и ночь за окном казалась серой, как будто в саду поднимался туман. Однако с верхнего этажа все еще доносилось легкое поскрипывание пола. Нет — теперь легкие ноги духа ступали по полированному дереву, спускаясь с еле слышным, как шепот, звуком.

Она подумала об уверенности Джерома в том, что только у него есть ключ от той двери наверху. Но скрипа на лестнице больше не было слышно, он тихо раздался в холле и неожиданно прекратился. Где? Посреди холла? Нет, ближе. Если кто-то действительно вошел в эту часть дома и спустился по лестнице, то сейчас он должен находиться как раз напротив ее двери, прислушиваясь к звукам изнутри.