— В тот день я сама поставила кресло на тормоза. Я помню, как это сделала. Один из рычагов был слишком тугим, и мне пришлось попотеть.

— Почему твоя мама не сделала это сама?

— Она привыкла, чтобы я ухаживала за ней, — объяснила она и с недетской мудростью добавила: — Папа очень переживал оттого, что она становилась со временем все более беспомощной, и Марго это знала.

— Но когда нашли кресло, тормоза на нем были отпущены. Ты не могла ошибиться?

Она ответила с упрямой сосредоточенностью.

— Уверена. Мы даже поговорили о том, что тормоз слишком тугой, и она попробовала передвинуть кресло, чтобы убедиться, что я с ним справилась. Кресло было на тормозах.

— Хорошо. Сейчас я сижу в том же самом кресле, и мы знаем, что оно на обоих тормозах. Давай, толкни меня. Толкни кресло изо всей силы, Адрия.

Она попятилась.

— Нет… нет, не моту!

— Разумеется, можешь. Ничего не случится, потому что кресло на тормозах. Толкни, и ты сама в этом убедишься.

Адрия взялась обеими руками за спинку кресла, ее лицо передернулось.

— Нет… ты скатишься вниз и погибнешь, как Марго.

— Адрия, дорогая, этого не произойдет, — заверила ее я. Ты видишь, что скат завален снегом. По нему невозможно съехать быстро. Посмотри.

Я отпустила тормоза и сама подкатила кресло к краю ската. Колеса прочно застряли в снегу.

— Ты видишь? Если даже тебе удастся толкнуть кресло сильнее, я в худшем случае перевернусь и упаду в снег; никакого вреда мне это не, причинит. Итак, я снова опускаю рычаги. Тебе видно, как я это делаю? Толкай кресло, Адрия! Толкай его изо всей силы!

На этот раз она мне повиновалась и толкнула кресло. Оно сдвинулось на один-два дюйма по ковру и даже не преодолело порожек. Адрия обошла кресло и встала так, что возможность смотреть мне в лицо; я увидела, как в ее глазах загорается огонек надежды.

— Значит, если я даже и толкнула кресло, это не могло причинить Марго вреда?

— Конечно!

— А что, если я отпустила тормоза и толкнула кресло уже после этого? Что, если так все и было?

— Как ты могла запомнить, что ставила их, и начисто забыть о том, как ты их отпустила?

Тут со стороны двери в библиотеку раздался истеричный вопль. Шен, еще не снявшая верхнюю одежду, ворвалась в комнату. Она оттащила Адрию от кресла, но вся ее ярость была направлена на меня.

— Мы пригрели на груди змею, настоящую змею! — Она отпустила Адрию и проскочила мимо меня на балкон, увязнув там, в снегу. — Джулиан! Джулиан! — позвала она.

Я слышала рокот мотора снегоочистителя, на котором работал Джулиан, но вопли Шен едва ли могли достигнуть его слуха, поэтому она, спотыкаясь, сбежала по скату и пересекла двор, не переставая кричать и лихорадочно размахивать руками, чтобы привлечь внимание Джулиана. Должно быть, он ее заметил; мотор смолк, и через несколько мгновений Джулиан взобрался вверх по скату и вошел в комнату.

Я еще сидела в кресле Марго, Адрия стояла со мной, но теперь по ее лицу текли слезы, она дрожала. Джулиан сильно побледнел.

— Что вы делаете? — обратился он ко мне. — Разве я не распорядился, чтобы Адрию не впускали в эту комнату?

Шен поднялась по скату вслед за ним, они нанесли в комнату снега, который начал таять на сером ковре. Мне нелегко было перекричать разгневанного Джулиана и его взбешенную сестру.

— Успокойтесь! — воскликнула я. — Замолчите хотя бы на секунду — вы оба.

Видимо, они не ожидали от меня подобной наглости; Джулиан замолчал, а Шен, издав последний вопль, свалилась в кресло. Циннабар сразу примостился у нее на коленях, прижав уши и помахивая хвостом. Я с трудом сдерживала дрожь и заговорила, обращаясь к одной Адрии.

— Мы сейчас все им покажем, дорогая. Покажи, как ты в тот день поставила на тормоза кресло своей матери. Действуй, Адрия. Покажи это своему отцу.

Она бросила на Джулиана испуганный взгляд и опустила оба рычага.

— Отлично, — похвалила я Адрию и попыталась сдвинуть кресло с места. Оно стояло как вкопанное. — Теперь ты толкнешь кресло точно так, как сделала это, когда поссорилась со своей мамой. Конечно, ты толкнула кресло только тому, что знала, что оно на тормозах и толчок не причинит Марго никакого вреда. Ты просто хотела показать маме, как ты сердита, не правда ли, Адрия? А теперь приступай к делу.

Девочка встала за моей спиной, и я ощутила усилия, которые она прилагала, чтобы сдвинуть кресло с места. Оно продвинулось не более чем на один дюйм. Джулиан стоял неподвижно. Шен всхлипывала.

— В тот день ты видела, что произошло с креслом после твоего толчка? — спросила я Адрию.

— Нет, не видела. Я выбежала через другую дверь в гостиную. Я подошла к дальнему окну и стала смотреть на мертвые деревья. Я… я ждала, что мама позовет меня к себе. Только… она не смогла…

— Из того окна были видны балкон и скат?

— Нет, их оттуда не видно.

— Значит, ты не видела, как кресло скатывается вниз. Ты не видела, как упала твоя мама и кто ее поднял?

Адрия покачала головой.

— Я видела только деревья и отражение на стекле — что-то двигалось, словно призрак.

— Когда закричала твоя мама? Сразу после того, как ты толкнула кресло?

— Нет. Она знала, что я не могу причинить ей вреда, потому что кресло было на тормозах. Она начала кричать, когда я уже стояла у окна.

— Подойди ко мне, дорогая, — попросила я ее, Адрия обошла кресло и встала передо мной; я взяла ее за обе руки, заглядывая ей в лицо. — Ты понимаешь, что все это значит?

В ее глазах засветилась отчаянная надежда.

— Да. Да, понимаю! Линда, эти сны не должны больше меня мучить. То, чего я боялась, на самом деле не произошло. Ведь так? Правда?

— Этого просто не могло произойти, — заверила ее я.

Она повернулась и подбежала к своему отцу.

— Папа, я не могла причинить Марго никакого вреда. У тебя больше нет причин меня ненавидеть. Ты можешь опять меня любить, папа.

Джулиан казался не только потрясенным, но и пристыженным. Он с нежностью взял Адрию на руки, прижал ее к себе, уткнув лицо в ее волосы. Я встала и подошла к неподвижно сидевшей на кресле Шен.

— Уйдем отсюда, — предложила я. — Пускай они побудут одни. И я думаю, ты не должна больше запускать сюда кота.

Шен поднялась, и Циннабар спрыгнул с ее колен. Она шла рядом со мной как лунатик, трудно было понять, сердилась ли она на меня теперь или восприняла с облегчением свидетельство о невиновности Адрии. Казалось, она целиком погрузилась во внутренний, недоступный моему пониманию мир. В коридоре она оставила меня одну, выбежав из дома через переднюю дверь. Я поднялась к себе наверх и рухнула на кровать. Я добилась своего, но чувствовала себя опустошенной.

У меня в ушах до сих пор раздавался мой собственный крик, когда я приказала замолчать людям, которым принадлежал этот дом. Я вспомнила резкие вопросы Джулиана, стоявшего передо мной в негодующей позе, и почувствовала, как меня охватывает душевное изнеможение. Я надеялась, что сумела помочь Адрии, но не знала, что будет теперь со мной. Мне была непонятна даже моя собственная реакция на то, что сейчас произошло. Если Джулиан предложит мне покинуть этот дом, в его решении не будет ничего неожиданного. Тогда почему я так расстроена?

Я попыталась хотя бы ненадолго освободиться от всех размышлений и переживаний, но из этого ничего не получилось. Мое сознание не желало превращаться в чистую доску, на нем то и дело возникали письмена. Самое яркое из них гласило: «Тормоза».

Тормоза кресла на колесах! Почему мысль о них так меня пугала? Они были отпущены, когда нашли кресло, зацепившееся за сломанную ограду. Кресло неслось вниз по скату с отпущенными тормозами. Почему? Когда Марго почувствовала, что съезжает вниз, почему она не воспользовалась тормозами? Может быть, потому, что, оставшись одна, она сама ослабила тормоза, чтобы съехать по скату? Может быть, никто и не толкал ее сверху, а все ужасное произошло уже после того, как она оказалась на земле, у подножия ската. Возможно, кто-то настиг ее там и швырнул кресло на изгородь с такой силой, что Марго вывалилась из него и разбилась об острые камни в лощине, а кресло повисло на изгороди, зацепившись за одну из перекладин. В это время некто — Эмори? Джулиан? — обнаружил внизу бездыханное тело Марго.