На этот раз Эмори едва не сорвался. Он злобно захрипел, изрыгая клубы пара:

— Возвращайтесь обратно в Сторожку! Держитесь подальше от этого дома, не накликайте на себя беду!

Я решила, что меня спасет его массивность и хромота. Я была молода и, разумеется, могла от него убежать. Оставив его на тропинке, я метнулась в сторону и затерялась среди елей и болиголова. Затем, петляя, побежала к Грейстоунзу; кажется, Эмори меня не преследовал. Когда я уже в открытую приближалась к дому, его нигде не было видно. Я поднялась на крыльцо и позвонила колокольчик.

Меня впустила Адрия. которая теперь ничем не напоминала оживленную и веселую девочку, катавшуюся вчера на лыжах. Она была бледна, смотрела на меня отсутствующим взглядом, у нее появились темные круги под глазами, плечи опустились. Она приветствовала меня без удовольствия и без интереса.

— Привет. Адрия. Твой отец дома?

Она отступила от двери.

— Он в библиотеке, — ответила она безразличным тоном и оставила меня в прихожей одну, не предложив проводить к отцу. Я не могла этого так оставить и догнала девочку у лестницы.

— В чем дело, Адрия, что случилось?

Она медленно повернулась и окинула меня мрачным взглядом, напомнившим мне взгляд ее отца.

— Вы не пришли сегодня ночью. Я звала вас, а вы не пришли.

Она отвернулась от меня, выражая высоко, мерное неудовольствие, которое могло бы показаться комическим у любой другой девочки ее возраста, но мне было не до смеха; она стала подниматься по лестнице, оставив меня в недоумении.

Чувствуя себя более расстроенной, чем мне бы того хотелось, я направилась к библиотеке. Джулиан сидел за столом на своем обычном месте, спиной ко мне, он что-то писал.

— Доброе утро, — неуверенно произнесла я.

Он взглянул на меня, и его лицо осветилось, он быстро встал и пошел мне навстречу, взял меня за обе руки и приветствовал так тепло, что я от неожиданности растерялась.

— Входите, Линда. Позвольте помочь вам снять пальто. Я как раз писал вам записку. Частично извинение, частично просьбу. Но лучше я передам ее на словах, если вы расположены со мной разговаривать.

Я позволила ему помочь мне снять пальто, ощущая неловкость, поскольку ожидала холодного приема.

— Почему вы считаете, что я могу быть не расположена разговаривать с вами?

Он вынес мое пальто в холл и повесил, затем вернулся и показал рукой на кресло, стоявшее у окон. У меня создалось впечатление, он пытается выиграть время, обдумывая ответ. Словно я застала его врасплох, и он должен собраться с силами. Я не представляла себе, чем вызвана такая перемена в его поведении и что она мне сулила.

— Начну с извинения, — заговорил он. — Я был груб с вами вчера, потому что вы, сами того не осознавая, коснулись очень болезненной для меня темы. Конечно, вы не могли знать, что бередите мою рану. Но впоследствии я все обдумал и понял, что ваш интерес к так называемой «загадке Грейстоунза», как выражаются газетные писаки, является вполне естественным. Будучи человеком благородным и преисполненным сочувствия, вы вообразили себе прекрасного юношу, безвинно томящегося в тюрьме. Так это или не так, но я хочу просто отказаться от обсуждения этой темы. — Он замолчал, продолжая беспокойно ходить по комнате, будто пытаясь обуздать растравлявшие ему душу чувства. Если он и испытывал гнев, то он был направлен не на меня.

— Вам не за что извиняться, — сухо ответила я. — Вы совершенно правы, когда говорите, что я многого не понимаю.

— Значит, вы согласны наложить запрет на некоторые темы?

— Но почему мы должны договариваться о подобных вещах? Я работаю и живу в Сторожке, и впредь мне вряд ли придется иметь дело с Мак-Кейбами.

Он слабо улыбнулся.

— Вчера мы провели вместе большую часть дня. Сейчас вы здесь. И я надеюсь, что вам все-таки придется иметь дело с Мак-Кейбами. Из-за Адрии. Вы проявили интерес к моей дочери, кажется, вы ее полюбили и хотите ей помочь. Разве это не так?

— Конечно. Сегодня она выглядит почти больной.

Я не понимала, к чему он клонит, но не могла отрицать, что несчастная девочка вызывает у меня глубокую симпатию.

— Ночью Адрии приснился один из ее кошмарных снов, — пояснил Джулиан. — Она проснулась в слезах и вся дрожала, нам с Шен не скоро удалось ее успокоить. К ней возвращается один и тот же сон: она видит, как толкает кресло Марго. Эти видения отравляют ее сознание, я не знаю, что мне делать.

Меня охватила жалость по отношению к Адрии… и к ее отцу тоже. Мне тоже снились сны, порожденные ощущением собственной вины; мне снился огонь…

— Вы можете обратиться к врачу… — начала я.

— Я так и сделаю, если не останется другого выхода. Но пока не хочу посылать ее в больницу или в санаторий. Она нуждается в окружении людей, которые ее любят. Но мы с Шен не можем ей помочь. Шен воздействует на нее неблаготворно, а я… — Он замолчал не в силах закончить фразу.

Я тоже замолчала, чувствуя себя так беспомощной, как и он.

— Она звала вас ночью. Она повторяла ваше имя. Я даже хотел пойти в Сторожку, разбудить вас и привести к ней.

Так вот что имела в виду Адрия.

— Конечно, я бы пришла. Но не уверена, что могла бы принести пользу.

— Вы произвели на девочку большое впечатление, Линда. Это трудно объяснить, потому что вы провели вместе совсем немного времени. Но она доверяет вам больше, чем кому бы то ни было.

Он стоял передо мной как проситель, и ему было не по себе. Возможно, потому, что он не привык к такой роли.

— Что я могу сделать? — спросила я.

— Не совсем уверен… но… Может быть, мое предложение вас удивит. Что, если вы проведете здесь несколько ночей? У нас много свободных комнат. И если подобный кошмар повторится, вы будете рядом, и Адрия… простите, я плохо объясняю, слишком отрывисто…

Меня охватила тревога. Я не разбиралась в глубинах детской психологии. Я могла предложить ей только сочувствие, основанное на собственном опыте.

— Чем мы рискуем, если попробуем? — настаивал Джулиан. — Я всегда успею обратиться к психиатрам. Возможно, лучшим рецептом окажется здравый смысл в сочетании с любовью. То, чего не можем дать мы с Шен.

— Но как быть с вашей сестрой? Она вряд ли одобрит мой переезд в Грейстоунз.

— Я предупредил ее, что буду просить вас об этом. Она поступит так, как я захочу.

Неохотно, я осмелилась рискнуть. Я вспомнила, какой была Адрия на горных склонах, и представила себе другую Адрию, безучастную, измученную ночными кошмарами. Если я могу ей помочь…

— Дайте мне подумать, — попросила я.

Он отошел от меня, а я вспомнила не только об Адрии, но и о том, зачем я здесь. Разумеется, я должна принять предложение Джулиана. Он стоял возле книжной полки и наблюдал за мной; видимо, он решил, что убеждал меня недостаточно красноречиво.

— Если вы считаете, что необходим внешний повод для переезда сюда, мы можем вас представить как репетитора Адрии. Мы вынуждены были забрать ее из школы в этом семестре. Вы действительно можете с ней позаниматься, чтобы она не отстала от одноклассников. Если хотите, можете бросить работу в Сторожке. Клей найдет на это место кого-нибудь другого.

Воцарилось молчание. Я знала, что должна согласиться, и все же колебалась.

— Вы пришли ко мне по какой-то причине, не так ли? — спросил он наконец. — Чего вы хотели?

Я посмотрела в окно и увидела Эмори Ольта, стоявшего на опушке и наблюдавшего за домом; он словно поджидал меня. Я была уверена, видел меня сейчас в окне так же хорошо, видела его. Да, я пришла сюда с определенной целью. Пришла поговорить с Джулианом об инциденте с камнями. Но поняла, что не следует этого делать. Если Джулиан потребует от сторожа объяснений, старик все ему расскажет, и меня отлучат от дома, несмотря на Адрию.

Я сказала первое, что пришло мне в голову.

— Конечно, это пустяки. Но они начали меня тревожить. Вот уже дважды, возвращаясь в свою комнату в Сторожке, я заставала там вашего кота, Циннабара, хотя закрывала дверь перед уходом. Клей тоже не может растолковать, как он туда попадает.