Но размышлял я недолго. Внезапно кто-то постучал в дверь, и на пороге появился Добран Глебыч.

– Опять не спишь и другим не даешь? – спросил он с порога.

– Да вот, проснулся… Видел жуткий сон.

– Что ты видел? – спросил помор, присаживаясь напротив моей кровати.

– Что мы с тобой бродим по Луне под гигантским разрушенным стеклянным куполом. А под ногами лежат человеческие кости… Черепа, много черепов…

– Черепа, говоришь?

– Кости и человеческие черепа.

На несколько секунд старейшина задумался, потом сказал:

– Активизировалась твоя шишковидная железа, только не пойму, почему так скоро? Теперь ты можешь смело путешествовать и во времени, и в пространстве. Магия «намерения» тебе известна.

– У меня вот какой вопрос, – сел я на кровать. – Есть какие-нибудь генетические критерии определения, рептилия это или человек?

– Конечно, есть, только «не про нашу честь». Никто этим заниматься не будет. Земная наука схвачена, альтернативной же у нас пока нет. Определить можно только по зрачкам. У этих тварей в темноте зрачки становятся, как у кошек, а при свете дня у некоторых они напоминают каплю, но не у всех. Так что пока они от нас скрыты. И надёжно. Но можно легко понять, с кем ты имеешь дело, через его психику. У этих тварей отсутствуют признаки души. Нет чувства любви, сострадания, они не понимают, что такое совесть, честь, благородство…

– Но ведь и людей с подобными качествами сколько угодно!

– Да, таких масса, потому они тоже нелюди. Раньше подобных отделяли от общества, а теперь именно их скрытые аннунаки и приводят к власти. Причём не только у нас, но и по всей планете. Разве что у китайцев пока не так. Понятно?

– Понятно, всё до банальности просто.

– Раз понятно, тогда вставай и собирайся. Пока мы болтали, все уже проснулись.

Через час Добран Глебыч с Гориславом уже запрягали тройку лошадей, а я, помогая им, никак не мог наглядеться на стать коней старейшины.

– Зачем тебе кони, Добран Глебыч? – спросил я его. – У тебя же и снегоходы, и трактор?

– Ничего ты не понимаешь, Ар! – улыбнулся он мне.

– Кони – это душа любого русского. Когда-то наш народ превратил дикого коня в домашнего. И он стал символом нашего северного солнца! И потом, общение с конем лечит человеческую душу. Кони не глупее собак, а может, и поумнее. Такова традиция! Мы держим лошадей для зимних и весенних праздников. И для навоза… Потому что лучше конского навоза нет на свете удобрения! Благодаря ему на наших полях и в огородах всё, как на дрожжах, и растёт.

– Неужели и на Новой земле лошадей разводили?

– На Матке у нас были олени. Их наши предки тоже одомашнили. Но олени не кони. Они глупее и не так красивы!

Когда тройка была готова, старейшина дал команду садиться. В доме за хозяина остался один Горислав. Он пожал мне на прощание руку и сказал, что всё нормально, это для него не наказание, а скорее честь. Вскоре вся наша праздничная команда уже сидела в роскошной северной кошевке. Впереди на лучке уселся старейшина, за ним его жёны, а сзади, на толстом ковре, в окружении четырёх молодых и красивых девушек оказался я. Одновременно зазвенели пять колокольчиков, и наша тройка понеслась по буранной дороге к зимнику. Когда мы, наконец, на него выехали, то я увидел, что за ними следом несутся шесть таких же, как наша, троек.

– Это наши, хуторские, – улыбнулась мне Милонежка.

– Здесь тоже традиция! Все за старейшиной, а он должен быть везде и во всём первым, – пояснила Светлена.

«Надо же, куда не кинь, везде невидимые рамки определенного поведения, – подумал я. – Буквально во всём приходится убеждаться, что северная община – это единый, хорошо отлаженный механизм. Потому она до сих пор и жива».

Прошло около часа, и я увидел, что наша тройка догоняет целый караван таких же троек.

– Это с соседнего хутора, – снова подала голос Милонежка. – У них свой старейшина, и они притормозили, чтобы дождаться нас.

Когда мы догнали ехавших впереди, то сразу сбавили рысь, и теперь все вместе, придерживая разгорячённых коней, понеслись дальше по зимнику. Вскоре наш караван свернул с дороги на какое-то ответвление и ещё через час всем скопом мы выехали на широкую поляну. К моему удивлению на поляне наша процессия оказалась далеко не первой. Я это понял по следам на снегу и по лошадям, которые виднелись под навесами у небольших рубленых домиков.

– Вот и наша изба, – показала вперёд Светлада. – Её уже расчистили, так что мы уже на месте.

Через минуту наша тройка остановилась у заветного домика. Наши женщины, захватив с собой тулупы и ковёр, отправились разжигать в жилище небольшую печь. Я же стал помогать Добрану Глебычу распрягать его разгорячённых быстрой ездой коней.

– Каждая семья имеет свой домик, – кивнул головой в сторону строения старейшина. – В него мы переезжаем во время общих торжеств. А там, – показал он головой на стоящие в середине поляны две большие избы, – наша баня и храм.

– Храм? – удивился я.

– Да, место связи человека с Высшим и с предками. Видишь, у него вместо крыши пирамида?

– На пирамиду я уже обратил внимание.

– Сегодня двадцатое декабря. Завтра двадцать первое. Вот сегодня в ночь мы и натопим нашу баню. Чтобы завтра утром, на восходе Солнца, пройти в ней очищение и накрыть стол для лесных обитателей. У них ведь тоже праздник.

Мне хотелось спросить помора, кого он имеет в виду, но чтобы не выглядеть в его глазах конченым дураком, промолчал. Мы распрягли коней, поставили их под навес и насыпали в корыта овса.

– Через час надо будет лошадей напоить, колодец рядом с баней, – сказал помор, – и я понял, что поить коней – теперь моя обязанность. Когда мы вошли в избушку, в ней уже было сравнительно тепло. В печи потрескивали дрова, а женщины обустраивали стол и спальные места.

– На каждой лавке будут спать по два человека. Только Добрану придётся шиковать одному. Потому что он из нас самый большой. Договаривайтесь, кто с кем, чтобы не было недовольных, – объявила Ярослава.

– Я буду с Аром, – объявила Милонежка. – Он тоже не маленький, а я, как вы сами говорите, пигалица. Значит, нам не будет тесно.

– Хорошо, согласились с ней улыбающиеся девушки. – Дальше мы сами как-нибудь разберёмся!

– Видишь, что делается? – посмотрел на меня помор смеющимися глазами. – Младшая дочь берёт быка за рога! Ну и ну! А ведь ей только двенадцать! А что будет дальше?

– Ничего не будет! – засмеялся я. – Всё так и останется!

– Хватит шуток! – пробасил старейшина. – Пойдём, я покажу тебе нашу баню и расскажу, как её надо топить.

– Вскоре мы оказались в огромном пятистенке, который представлял собой общую северную баню.

– Когда-то нечто подобное, может, больше, а может, поменьше, было распространено по всем городам и деревням древней Руси, – показал Добран Глебыч на гигантское помещение. – Видишь, баня отапливается большой русской печью. Её труба заполнена камнями. Посмотри, какая она огромная. А по бокам вьюшки для пара. Огонь, проходя через камни, их разогревает. Но чтобы камни хорошо разогреть, надо печь топить часов восемь-десять. В этот момент открылась дверь, и к нам подошли крепкие молодые парни. Они уважительно поздоровались со старейшиной, познакомились со мной и занялись топкой печи.

– Ты тоже присоединяйся. Так быстрее пролетит время, да и с ребятами из других хуторов познакомишься, – посоветовал мне помор.

– Тогда я пошёл за дровами, где они у вас?

– За баней, – улыбнулся мне мой новый знакомый по имени Борис.

Когда я пришёл с охапкой дров, Добрана Глебыча в бане уже не было.

– Он велел передать тебе, что напоит коней сам, а ты будешь с нами следить за баней, – передали мне парни наказ моего друга.

– И так до утра? – спросил я их.

– Зачем? Только четыре часа. Потом нас сменят, а еще через четыре часа заменят сменивших нас. В бане сидеть не обязательно. Это в данный момент в ней холодно. Через пару часов тут станет жарко. А потом вообще наступит пекло. Надо здесь появляться минут через сорок. И подкладывать в печь, чтобы была полной. Вот и всё. Давайте распределимся, кто за кем.