— Молодцы строители! — показал я на плахи пола. — Таких полов я ещё не видел. — Чем такие доски пилили?

— «Уралом», — улыбнулся Фёдор. — Эти дома мы рубили сами. Отсюда метров двести, — показал он в сторону бора. — Стоит ещё дом, в нём живёт мой брат. Да и ты скоро увидишь. А сейчас давай, не стесняйся, ешь, — пододвинул он деревянный поднос с отварной лосятиной. — Неделю назад Петька лося стрелял. Мясо в леднике, хватит надолго. В нашем краю всё есть. И птица, и лось, и дикий олень, но мы зазря не охотимся, — продолжил Ярцемов старший. — А зачем? У нас своих оленей больше пятисот! Так что мяса хватит.

— А где вы их пасёте? — удивился я.

— В сторону Большого Салыма — сплошные бора, беломошника много!

— Интересно, как это власти у вас оленей не отобрали, а вас не превратили в пастухов-колхозников?

— Мы штатные охотники Угутского ПОХА, и про наших оленей в Сургуте никто не знает, — засмеялся Фёдор.

— А вдруг я возьму и расскажу? — посмотрел я на него.

— Не расскажешь, — махнул он рукой. — Мы в людях понимаем, таких как ты, бояться нечего!

Уверенность ханта меня удивила.

— Верно, не расскажу! И вообще, скажу, что в юртах Ярцемовых я никогда не был, — улыбнулся я.

— А мы это знаем, потому и пригласили тебя в гости, — пододвинул ко мне кружку с чаем Петя.

«Ничего себе физиономисты?!» — невольно подумал я.

— Вы вот что, — перевёл разговор на другую тему Фёдор. — Идите-ка в бор вместе, — посмотрел он на своего сына. — Покажешь Георгию наши юрты, кайм для оленей, озеро. На обратном пути к брату зайдёте. Он рад будет.

— Только я своих собак брать не буду. А то у него кобель чего доброго какого-нибудь нашего задавит.

— А где ваши собаки? — спросил я.

— Сидят в вольере, чтобы лосей зря не гоняли, — сказал Фёдор. — Вольера большая, не обезножат. Ты хорошо сделал, что своих чёрных волков привязал.

— А что же вы не предупредили, что у вас олени? — спросил я. — Вот был бы концерт! Разогнали бы весь ваш скот.

— Ничего, олени как разбегутся, так и соберутся, — засмеялся Пётр. — А за глухарями пойдём не в сторону стада, а на юг. Там нет беломошников, значит и оленей, — поднялся он из-за стола.

Через несколько минут мы подошли к вольере, где жили собаки хантов. То, что я увидел, меня приятно удивило: за оградой бегали чистокровные без всяких примесей хантейские лайки!

— Надо же, — спросил я Петра. — Как вам удалось сохранить таких собак?

— Эти лайки нашего рода. Щенков отдаём только своим друзьям и родственникам и других собак не завозим.

— Ты видишь, — показал я парню. — Они похожи на моих чёрных, только меньше размерами и серые. По сути-то, одна порода.

— Вообще-то, походят, — согласился молодой хант — Особенно головы.

— Я забыл спросить твоего отца, где та кочевая дорога, по которой когда-то эвенки ходили вашими борами? — перевёл я разговор на интересующую меня тему.

— Мы как раз туда и идём. Но она дальше, на болотах, — сказал молодой Ярцемов.

— А ты откуда знаешь? — спросил я его.

— Деды рассказывали. Там на сосновых гривах до сих пор и лабазы тунгусов стоят, я правда не видел.

«Как интересно получилось? — подумал я про себя. — В Томской области про эту кочевую дорогу я только слышал, а здесь в Тюменской нахожусь с ней уже рядом. Там о ней рассказывали эвенки, а здесь то же самое, но уже ханты».

Размышляя таким образом, я и не заметил, как мои собаки, умчавшись куда-то вперёд, подняли с земли выводок глухарей.

— Петя, — обратился я к ханту. — У тебя «тозовка», сбегай, подсоби собакам.

— А ты как же? — обрадовался молодой охотник.

— Я ещё настреляюсь, — махнул я рукой.

Петя убежал на лай, а через несколько минут раздались три винтовочных выстрела. Когда я подошёл к Петру, тот стоял с тремя петухами.

— Я самых здоровых стрелял, как же нам их таскать? — спросил он растерянно.

— А мы пойдём назад этой дорогой, или другой? — посмотрел я на него.

— Можно этой, можно и другой.

— Если этой, то глухарей мы повесим на сосну, а на обратном пути заберём, — посоветовал я.

— Тогда давай так и сделаем, — обрадовался разгорячённый Ярцемов.

— А почему копылух не стал стрелять? — спросил я молодого парня.

Мы шли по бору, прислушиваясь, не залают ли где снова собаки.

— А зачем? — удивился он. — Мы в своих угодьях ни тетёрок, ни копылух не стреляем. Оттого и птицы у нас полно.

В этот момент сбоку от нас опять раздался собачий лай.

— Сейчас твоя очередь добывать глухаря, — запротестовал Петя, видя, что я хочу снова предложить ему показать свою меткость.

«Ну что же придётся идти», — вздохнул я.

К вечеру у нас набралось двадцать птиц. Под таким грузом на обратном пути нам было уже не до разговоров. Мы шли по звериной тропе часто отдыхая и ругая себя за жадность.

— Ничего, — ворчал Петя. — Зима длинная, считай, до Нового года ты уже с мясом и лося не надо…

— Добычу пополам! — настаивал я. — Мне с глухарями одни хлопоты. Жены у меня нет, щипать и обдирать их некому, так что договорились.

— А ты мою сестрёнку возьми в жёны, — предложил мой новый товарищ. — Она всё умеет: и шить, и готовить, и шкуры выделывать. Да и красивее её никого на Югане нет. А может и во всём районе!

— Сколько же ей лет? — спросил я.

— Всего четырнадцать. Она в Сургуте в интернате сейчас. Через два года как школу окончит, можешь забирать!

— А она за меня пойдёт? — засмеялся я. — Посмотри какой я страшный: бородатый, с виду свирепый, а потом, зачем я ей, русский? Ей хант нужен…

— Хороших хантов уже не осталось, — погрустнел парень. — Люди спиваются и умирают. Это мы, Ярцемовы, не пьём. А что творится в тех же Когончиных?! На двадцать пять юрт каждую неделю вертолётом по тридцать ящиков водки завозят!

Молодой охотник говорил правду. И от этого на душе стало тоскливо.

— Вас намеренно убивают, — согласился я с ним. — И виноваты в этом власти, Петя. Подонки, сидящие в Кремле, и здесь, в Сибири. О людях они не думают. В голове у них нефть и газ. А вас травят пойлом, чтобы прибрать под нефтепромыслы ваши родовые угодья. Чтобы под ногами не путались. Такая политика нашего государства…

Мы присели на валёжину и замолчали. Больше говорить ни о чём не хотелось. Но вдруг молодой охотник оживился и, посмотрев на меня долгим оценивающим взглядом, спросил:

— А ты ведь не на охоту по Югану ездил и к нам приехал не за глухарями? Мой отец это сразу понял, потому тебя к нам и пригласил.

Взглянув в открытые честные глаза ханта, я прямо сказал:

— Всё правильно, Петя, только я не знаю, что делать? Грязин хочет ограбить ваше капище. Ждёт холодов, когда застынут реки и болота. А я никому из хантов не могу объяснить, какая беда нависла над кумиром Юган-Ики!! Меня не слышат! Побывал в трёх юртах — ваши уже четвёртые.

— Ты точно знаешь, что задумал начальник экспедиции? — изменился в лице младший Ярцемов.

— Конечно! — сказал я вставая. — Предупредили надёжные люди.

— Тогда пойдём и как можно скорее, — вскочил со своего места охотник. — Всё расскажем отцу. А потом поедем к его двоюродному брату Лисаку Павловичу Каюкову — хранителю Юган-Ики.

Без остановок на одном дыхании мы дошли до стойбища и сложив свою добычу в рядом стоящий амбарчик, возбуждённые предстали перед удивлёнными хозяевами.

— Ну-ка, рассказывайте, что у вас там произошло? — смерил нас взглядом глава семейства. — Неужто мангики* встретили?

— Не мангики, вот он, Георгий, — показал на меня Пётр, — говорит, что начальство экспедиции задумало ограбить нашего Юган-Ики. Для этого он и ездил по хантейским юртам, чтобы предупредить нас.

— Давай-ка всё подробно, — помрачнел Ярцемов старший.

Мы сели за стол, и я рассказал о визите Бежана и о своём путешествии к юртам Тауровым.

Хороший однако этот парень, твой друг Бежан, — отметил Фёдор. — Не боится своего начальства.

— К тому же он не из СССР, а из Персии, — добавил я. — Казалось бы, какое ему дело до наших проблем? Ну так что же будем делать?