Его ладонь легла на мои пятнадцать страниц.

— «В сиянии звезд купол оранжереи начинает вздыматься словно человеческая грудь». Нет! Я не откажусь от этого ни за что на свете!!

— Я не писал этого!

— Но я же прочел! Ты гораздо талантливее, чем думаешь. У тебя чудесный дар вызывать ощущение чего-то неуловимого. Возьми Марка за руку и постарайся объяснить ему все это. Таинственное лицо этой девушки. Старый чердак, призрачная лестница, коридоры, кишащие вампирами… Я хочу, чтобы все это было между строк. Мне нужен астральный элемент, понимаешь?

Я понимал. И прежде всего понимал, что снова увижу Терезу. «Завтра в это время я буду с тобой, с тобой, с тобой, с тобой…» Эта мысль долго крутилась у меня в голове. Можно продумать дело до мелочей, оценить различные возможности, потом вдруг — стоп! — и нет ничего, кроме абсолютной Пустоты. Так, может, это и есть любовь? — продолжал я свою околесицу, направляясь к издательской конторе. Во всяком случае, спорить с Берни было совершенно бессмысленно.

V

Мне нравилось, что Марк говорил только тогда, когда его спрашивали. Он был еще тут, а вы уже забыли о нем. Через плечо перекинуты две камеры: «Хассельблад» для цветной съемки, «Контафлекс» — для черно-белой. И всегда под рукой черная сумка с линзами. Марк часами протирал их носовым платком, дышал на них и смотрел на свет: не осталось ли отпечатков пальцев или пылинок — лишь затем, чтобы засунуть обратно в сумку. Он всегда бродил где-то поблизости, и то тут, то там слышалось щелканье затвора. Можно было внезапно обнаружить его застывшим в какой-нибудь необычной позе, например, лежащим на спине прямо у твоих ног. Тонкие губы, длинный нос, очень красивые серые глаза и длинные с проседью волосы делали Марка красивым и загадочным. То ли ему было все до лампочки, то ли, наоборот, он воспринимал все ужасно серьезно, и внешнее безразличие лишь скрывало огромную сосредоточенность — я никогда не мог понять.

После трех пересадок мы наконец добрались до места в девять часов утра.

В этом глухом городе станция была пустынна, как и все остальное, и от станции шла длинная липовая аллея. Кроны деревьев смыкались, образуя сплошной зеленый свод. Прекрасная картина.

— Значит, вы вернулись? — сказал хозяин гостиницы. — Надолго останетесь? У меня свадьба в конце недели. С пятницы все будет забито.

Я сказал, что мы останемся на два дня, и он дал нам двухместный номер. Едва мы очутились в комнате, Марк занял позицию у окна и начал снимать собор. Потом он спросил, не могли бы мы выйти и взглянуть на этот собор под другим углом.

— Мы приехали не для того, чтобы снимать собор, — сказал я

— Он очень красив.

— Таких не меньше пятиста во Франции.

— Расскажи, в чем тут дело, Серджио. — Он всегда называл меня «Серджио». — Берни почти ничего не объяснил. Какая у тебя цель?

— Не знаю.

— Берни говорил что-то о девушке, которая живет одна в большом доме. И это вся история?

— Более-менее.

— И что в ней особенного?

— Она очень хорошенькая.

— Во Франции пять миллионов хорошеньких девушек.

— Идея Берни, не моя, в том, что девушка, город и… окружающая обстановка — все связано воедино.

— Некая картина Франции, так?

— Не совсем. В здешних краях есть волшебные источники, колдуны, легенды…

— И ты хочешь, чтобы я снимал легенды?

— Три тысячи триста жителей, — прочитал я вслух, открыв путеводитель. — Средняя высота сто семьдесят четыре фута. Отдельные холмы достигают пятисот девяти футов. В ясную погоду можно видеть Пиренеи, которые находятся в сорока восьми милях отсюда. Главный источник дохода — сельское хозяйство. Фруктовые сады. Сосновые леса. Незначительные остатки архитектуры римского владычества. Развалины средневековых укреплений. Нормандские вторжения в девятом и десятом веках. Испанское вторжение в шестнадцатом веке.

— И что дальше?

— Все.

— Но зачем конкретно ты приехал, Серджио? Какая у тебя идея?

— Идея в том, что у здешних ящериц женские тела, а луна на самом деле из зеленого сыра.

— Нет, серьезно.

— Я знаю не более твоего.

— С чего же мы начнем?

— С начала. Берни интересует девушка.

— А тебя?

— Меня тоже.

Мы нашли ее во фруктовом саду — в клетчатой рубашке, бежевой юбке, зеленом шифоновом шарфе. Птицы устроили вокруг нее адский шум. Тереза срывала листья латука.

Она выпрямилась. Ее фигура отбрасывала колеблющуюся косую тень. Марк начал снимать с выдержкой 1/28, но перешел на 1/135, когда мы подошли ближе.

— Что случилось? — спросила она, глядя на него.

С Терезой — как я мог забыть? — все было не так, как со всеми. Она не проявила ни малейшего интереса к ответу на свой вопрос («Мой приятель хочет сделать несколько снимков для газеты, кое-какая дополнительная информация, если не возражаешь. Разве я не обещал, что мы скоро снова увидимся? Но ты, кажется, не очень рада? Я, конечно, был…») и, указав на плодовое дерево, объявила:

— У нас будут вишни в сентябре.

Только тут она впервые взглянула не меня и улыбнулась — Марк за моей спиной снимал уже при 1/250.

— Я ждала тебя, — сказала она. — Мне приснился сон прошлой ночью. Она взяла меня под руку, и мы стали бродить по полянам. «Этого не надо, — говорил мой взгляд Марку. — Вырежь сцену встречи трагических любовников во втором акте, когда они гуляют, не подозревая, что их ожидает скорая смерть».

Между тем Тереза рассказывала свой сон. В город прилетели птицы. Их вожак разыскал мэра и сообщил, что они намерены расположиться на ночлег в сквере; путь каждый житель принесет веточку, щепку или кусок проволоки для постройки гнезда. Птицы очень устали после дневного перелета, и они не могут собирать все это сами в столь поздний час. И так далее.

— Тогда я выбрала самую лучшую ветку в саду и пошла к скверу. Но когда я проходила мимо большого магазина, у меня возникла идея. Я зашла и спросила, где у них игрушки для птиц.

Марк перестал снимать и шел рядом с нами. Я поймал его взгляд, словно говоривший: «То ли еще будет».

— И все игрушки для птиц появились на витрине, — продолжала Тереза, сорвав ветку с дерева.

Я решил играть в ее игру.

— И на что были похожи эти игрушки для птиц?

— Всех форм и всех цветов, как их песни.

— Но при чем тут мое возвращение?

— Подожди.

Она говорила серьезно, почти торжественно. Звуки ее голоса накатывались волнами — и такими же волнами колыхалась рожь, через которую мы теперь шли, стараясь не топтать колосьев.

— Когда я пришла к скверу, там уже было построено огромное гнездо — от собора до гостиницы. Все птицы сидели внутри, и вдруг одна из них подлетела ко мне. Она была такая большая, темная, очень красивая, и я дала ей игрушку.

— Как у тебя со стариком Фрейдом? — поинтересовался я.

— Подожди… После этого был какой-то провал. А потом я осталась в сквере одна. Рассвело. Птицы уже улетели, и мне хотелось только попасть в гнездо. Я знала, что это запрещено и даже приведет к несчастью, но не могла устоять. И когда я оказалась в самой глубине гнезда, оно стало медленно-медленно закрываться надо мной. Тогда я позвала на помощь ту птицу…

— Ту, которой вы дали игрушку? — вежливо осведомился Марк.

— Да.

— И он пришел, этот тип? — спросил я.

— Да. Ты пришел.

— У нее не все дома, — сказал Марк вечером за обедом.

Как мы провели день? У меня не было никаких мыслей… Огромные клочья чистого неба плыли над нашими головами, когда мы гуляли под палящим солнцем. От ее тела исходил запах теплого нетерпеливого животного. Мы остановились в прохладной тени у ручья. Глубокая зелень листвы отражалась в глазах Терезы. Она присела на корень дерева, от ее тела исходила какая-то скрытая, накопленная бесцельно сила. Когда мы пересекали небольшой перелесок, ее голая рука защищала меня от веток, и я ловил эту руку, целовал кончики пальцев и задавал себе абсурдный вопрос: виноват ли я в том, что мне так хорошо?