— Ну, и что же вышло? — спросил Пиляев.

— За четыре последних месяца пропало без вести двадцать семь детей… — ответил Фрейберг.

— В каком возрасте?

— Один ребенок двух лет, четверо между тремя и пятью годами, один шести и двадцать один в возрасте между восемью и тринадцатью годами.

— Больше девочек или мальчиков?

— А вот я сейчас посмотрю в своей записной книжке.

Фрейберг подошел к письменному столу и вынул из ящика записную книжку.

— Тут у меня все записано, — проговорил он. — Имена, фамилии и все приметы пропавших.

— А ну-ка, ну-ка…

Фрейберг развернул записную книжку и стал громко читать:

— Анна Карпенко, десяти лет, блондинка, полная, глаза синие. Александр Болевин, двенадцати лет, шатен, полный, глаза серые, родинка на правой щеке. Виктор Морозов, одиннадцати лет, шатен, очень полный, черные брови и глаза, причесывается с пробором. Евгения Веретинова, девяти лет, полная шатенка, на правой лопатке родимое пятно, глаза карие. Осип Рымков, десяти лет, блондин с голубыми глазами, очень полный, высок не по летам. Вера Хлебова, одиннадцати лет, брюнетка, глаза черные, на лбу шрам, очень полная…

— Стойте! — воскликнул Пиляев. — Вы замечаете, что все пропавшие дети или просто полны, или очень полны?

— Гм… в самом деле! — проговорил, улыбаясь, Фрейберг. — Словно телят кто-то на убой выбира…

Он не договорил, запнувшись вдруг на полуслове, и лицо его побелело, как полотно.

— Что с вами? — тревожно спросил Пиляев, подскакивая к нему.

— Нет, нет… это пройдет! — прошептал знаменитый сыщик, проводя рукой по волосам.

— Да что с вами?

— Так…. сделалось немного дурно… Вот что, голубчик. Сбегайте или лучше съездите за нашим доктором и за ветеринаром и привезите их немедленно сюда!

— Черт возьми, но на кой леший вам ветеринар?! — воскликнул Пиляев, не будучи в состоянии сдержать улыбки.

— Так… надо… Или нет… телефонируйте на городскую бойню, чтобы оттуда сейчас же прислали главного сортировщика мяса… — сбиваясь, заговорил Фрейберг…

— Нет, он, должно быть, рехнулся! — покрутил пальцем у виска один из сыщиков.

— Можно подумать, он хочет, чтобы его самого зарезали и разложили бы на сорта, — расхохотался Пиляев.

— Господа, не смейтесь! — Фрейберг поднял руку. — Дело гораздо важнее, нежели вы думаете, и я покорнейше прошу вас помочь мне и сделать то, что я прошу!

Он говорил это серьезно и озабоченно, и тон его голоса вдруг сразу подействовал на присутствующих.

Пошептавшись между собой, Пиляев и двое сыщиков взяли шапки, надели шубы и вышли из дома.

Через час с городской бойни приехал сортировщик мяса, явился Пиляев с доктором, а один из сыщиков — с ветеринаром.

В воздухе пахло какой-то необычайной тайной, и все с напряженным любопытством ждали, когда Фрейберг начнет говорить.

Но дело, к всеобщему удивлению, неожиданно приняло смешной оборот.

— Вот и хорошо, что здесь собрался медицинский персонал, — произнес Фрейберг. — А то ведь я не на шутку испугался, что мне самому и всем вам, господа, пришлось бы отведать собачьего мяса!

— Что за ерунда! — воскликнул кто-то.

— Дурит он нам голову! — подал голос другой.

— Нет, шутки в сторону, — произнес Фрейберг, успевший совершенно овладеть собою. — Дело заключается в следующем. Несколько дней назад кое-кто сказал мне, что в одной здешней мясной лавке под видом телятины продают мясо щенят рослых пород. А тут я вдруг вспомнил, что сегодня случайно сам брал телятину в этой самой лавке. Хотя я и установил за ней надзор, но ведь теперь зима, приготовленное мясо может лежать месяцами, и мне вдруг пришло на ум: а вдруг я купил сегодня вместо телятины — собачатины! Я брезглив до болезненности, и раз мне пришла в голову подобная мысль, я ни за какие коврижки не притронулся бы к ужину, пока меня не успокоили бы специалисты. А между тем я вовсе не хотел отказываться сегодня от хорошей закуски и выпивки в кругу добрых приятелей. Поэтому…

Он обернулся к доктору, ветеринару и сортировщику.

— Поэтому, надеюсь, вы извините меня за то, что побеспокоил вас? Утешьте меня, успокойте и… проведем вечерок вместе.

— Гм… да чем же вас успокоить? — спросил доктор.

— Простой экспертизой мяса, — ответил сыщик. — Не угодно ли, господа эксперты, пройти со мною на кухню? А вы, господа, пока подождите нас в столовой.

Сказав это, Фрейберг удалился вместе с доктором, ветеринаром и сортировщиком.

Придя на кухню, он приказал старухе-кухарке подать привезенную им телятину.

— Два куска я зажарила, а третий в погребе, — ответила она.

Фрейберг поморщился.

— Ну, тащи сюда третий, — приказал он.

Кухарка принесла телятину и положила ее на стол.

Эксперты углубились в исследование.

— Гм… Это совсем не телятина, — произнес сортировщик, осмотрев мясо и попробовав его на вкус. — Вкус страшно сладкий и цвет… нет, признаюсь, я до сих пор никогда не видал подобного мяса… Я… я не решаюсь быть экспертом.

— Но, во всяком случае, это мясо не может принадлежать молодому щенку, — сказал ветеринар. — У самого толстого щенка вы не найдете такого большого куска мякоти и… притом собачье мясо синеватого цвета… Черт его знает, чье это мясо!

Между тем доктор, взяв в руки кусок, глядел на него с выражением величайшего любопытства.

— Ну что? — подошел к нему Фрейберг.

Доктор растерянно взглянул на него.

— Да говорите же! — подбодрил его нетерпеливо сыщик.

— Я… знаете… — заговорил, запинаясь, доктор… — Конечно, если бы это было не у вас в кухне… и если бы это… не было так невероятно… то есть, я хочу сказать, если бы… тьфу ты черт! Если бы это мясо принесли бы ко мне в анатомический кабинет…

— Ну, ну… договаривайте же!

— Я бы сказал, что это мясо человеческое! — отрезал доктор.

Крик ужаса вырвался из уст всех присутствующих.

Кухарка, бросившись на пол, вдруг завыла, запричитала на весь дом.

— Я так и знал! — прошептал сыщик, бледнея. — Да, да… значит, я два раза ел человеческое мясо. Ради Бога, не говорите никому ни слова!

Бледные и дрожащие, эксперты стояли, вперив глаза в страшный кусок.

— Ну, ты! — набросился Фрейберг на кухарку. — Повой еще! Смотри у меня, не дай Бог проговориться раньше времени.

И, обернувшись к экспертам, он вкратце объяснил, в чем дело, не упоминая ни места, ни фамилий, причем, взял с них слово, что они в продолжение трех-четырех дней не проговорятся об этом никому.

Приказав тщательно спрятать сырое и зажаренное человеческое мясо, Фрейберг возвратился к гостям.

— Ну, что? — накинулись на него с вопросами.

— Как я и ожидал, это собачатина, — весело ответил сыщик, — Но теперь, конечно, это блюдо миновало наши желудки. Ну-с, господа, милости прошу к столу.

Но экспертам было не до еды. Сказав, что нет времени, они уехали, а сам Фрейберг, прежде чем начать есть, должен был хватить залпом полстакана коньяку, чтобы преодолеть чувство брезгливости к какой-либо еде.

Гостям своим он не сказал ничего, чтобы не отбивать им аппетит, а сам в этот вечер особенно сильно налегал на вино, закусывая преимущественно икрой, рыбой, грибами, а после водки — фруктами.

Поздно вечером гости разошлись сильно навеселе и лишь Пиляев задержался.

Когда все ушли и оба приятеля остались наедине, Пиляев подошел к Фрейбергу и положил ему руку на плечо.

— Ну, дружище, от меня нечего скрывать, — проговорил он взволнованно. — Ведь я сразу понял, в чем дело. Понял сию же минуту, как только ты остановился и побледнел, когда сказал, что полных детей словно нарочно выбирают для убоя! Ведь и я один раз вместе с тобой отведал человеческого мяса.

— Налей скорее коньяку! — вместо ответа проговорил Фрейберг.

Приятели чокнулись и залпом выпили по большой рюмке. Без всяких слов они прекрасно понимали друг друга и переживали одно и то же.

На этот раз Пиляев остался ночевать у Фрейберга. Утром Фрейберг проснулся первым и разбудил друга. Стрелки часов показывали шесть.