Ле Ген между тем воспользовался случаем и на этот раз поддержал ненавистного англичанина:

— Ах, мосье Жерар, не думайте, что маленького юнгу воспитывают, как сахарное яичко, в ватку завертывают! Этот дылда прав: если не дать мальчишке подзатыльника, из него не выйдет проку!

— Полно, — сказал Жерар, — я не верю, чтобы грубость и удары давали хорошие результаты. Я уверен, что сам ты, например, никогда не обращался так с новичками, которые были у тебя под началом.

— Ошибаетесь, мосье Жерар! Меня били, и я бил, в свою очередь. Да как же иначе и воспитывать настоящих моряков? Да всякому порядочному моряку стыдно было бы признаться, что его не колачивали как следует!

— Какой вздор! Разве ты не видел слез этого бедного ребенка, полного ненависти взгляда, который он бросил на своего палача?

— Ну, вот об этом народе не берусь судить. Ведь вы сказали, что это индиец? С этими язычниками мне не доводилось иметь дела! — возразил важно Ле Ген.

В эту минуту все почувствовали сильный толчок. Что-то ударило по корпусу корабля так сильно, что все, что не было прикреплено к полу и стенам, полетело. Растянулся во весь рост и защитник системы «за битого двух небитых дают». Едва устояли на ногах и другие пассажиры. Наверху раздался пронзительный, точно зовущий на помощь свисток. Последовал второй, еще сильнейший толчок. Лампа сорвалась с потолка и разбилась вдребезги. В каюте, среди страшного разгрома, воцарилась абсолютная темнота. Снаружи слышались раскаты грома, свист ветра, борьба стихии. Так продолжалось два часа.

Наконец буря начала утихать. Пленники, вынужденные, чтобы не разбиться, все время держаться за мебель и крепкие стены каюты, наконец могли разогнуть судорожно сжатые пальцы.

— Вот так шквал! — сказал Жерар. — В первый раз довелось мне пережить такой сильный. И отчего этот дурацкий капитан остается на поверхности, а не идет под водой, ведь корабль и построен для этой цели? Тогда нас не бросало бы так волнами!

— Должно быть, нельзя? — откликнулся Вебер со своей койки.

— Почему это?

— Верно, машина испорчена.

Кто-то постучал в дверь.

— Можно! Можно! — крикнул Анри.

Ключ щелкнул в замке. Вошел маленький индус с фонарем.

— Я пришел узнать, не нужно ли сагибам света?

— И даже очень. Да что там такое случилось?

— Шквал, — отвечал мальчик.

— Я так и знал. Но почему судно не идет под водой?

— Не может. Большая птица, на которой прилетели сагибы, падая, что-то попортила. Командир очень сердится!

Злорадный огонек блеснул в глазах маленького восточного человека.

— Так им и надо. Не надо было нас трогать! — проворчал Ле Ген.

— Но мы тоже наказаны, — сказал Анри. — Нет больше сил терпеть!

Снова началась качка. Затихшие было волны заревели с новой яростью.

— Есть у вас на корабле инженер или механик? — спросил Жерар, держась за койку, чтобы не слететь.

— Кажется, нет, сагиб!

— Значит, машину и не думают чинить?

— Кажется, нет!

— Что же они делают?

— О! Им приходится очень плохо. Один матрос уже упал в море.

— В море? — вскричали в один голос четыре француза. — И его не спасли?

— Даже не пробовали.

— В какой вертеп злодеев и идиотов попали мы? — возмутился Жерар. — Я сейчас же пойду и скажу этому Марстону…

— Меня прибьют, сагиб! — испугался мальчик, загораживая ему дорогу. — Уже больше часа, как Паркер утонул.

— Брось, Жерар! — повелительно сказал Анри. — Пусть мальчик исполняет приказания своего начальства, не следует навлекать на него несправедливое наказание. Подумаем лучше о том, что нам делать.

Но обсуждать и обдумывать не пришлось. Буря всю ночь бушевала с такой яростью, будто во время короткого затишья набралась новых сил.

Утром ветер утих, и, пользуясь относительным покоем на море, маленький слуга снова явился с подносом и едой.

— Что там происходит наверху? — спросил измученный до полусмерти Жерар. — Да скажи нам, как тебя звать?

— Джальди, ваш раб! — отвечал мальчик, с трепетом целуя рукав платья молодого француза.

— Мой раб? Знай, Джальди, что рабство улетает, как зловещая птица, отовсюду, куда является француз!

— Тогда ваш слуга! Сагиб заступился за Джальди, когда его бил Джек Тар. Джальди этого не забудет!

— Благодарность — хорошее чувство! — сказал Жерар, ласково гладя мальчика по голове. — Ну, как дела там, наверху, дружок?

— Все так же плохи, сагиб!

— Что же, машину все еще не починили?

— Хуже!

— Говори, что такое?

— Еще один матрос утонул…

— Нет, Анри, не удерживай меня больше! — вскричал он в негодовании. — Что же, мы будем сидеть здесь сложа руки, в то время как наверху борются не на жизнь, а на смерть? — Вдруг удачная мысль осенила его. — Он должен уступить нам, этот идиот капитан. У них нет на корабле механика-инженера, но ты и Вебер можете помочь ему. Если бы даже вы не могли исправить повреждений судна, вы, как компетентные люди, можете сказать, велики ли они. Так как дело идет о спасении или гибели, будь что будет, я пойду к Горацию Марстону, и он должен будет меня выслушать!

ГЛАВА VIII. К Южному полюсу

Отстранив стоявшего на дороге Джальди, Жерар выбежал из каюты на палубу. Капитан Марстон, поглощенный борьбой с разбушевавшейся стихией, не выразил никакого удивления при виде его.

— Капитан, — сказал Жерар, — я узнал, что вы потеряли уже двух матросов. Не находите ли вы, что в подобном случае несправедливо держать под замком четырех сильных и здоровых людей, тогда как вы могли бы воспользоваться их рабочими руками?

— О! — сказал пораженный доводом капитан. — Вы умеете исполнять работы на корабле?

— Если даже не умеем, то охотно научимся, чтобы помочь вам. Кроме того, не стану скрывать от вас, что мой брат и господин Вебер — прекрасные инженеры. Их услуги могут оказаться не лишними. Кажется, падая на ваш корабль, наш аэроплан причинил ему не меньше повреждений, чем себе?

— «Сом» так же поврежден, как и ваша машина! — отвечал флегматично англичанин.

— Доказательство, что не следует делать другим того, чего не желал бы себе! Сознайтесь, капитан, для вас же было бы лучше, если бы вы оставили нас в покое!

— Выстрелить в контрабандную машину — был мой долг!

— Контрабандную! Хорошо, что мой брат не слышит вас!

— Я употребил это слово в том смысле, которое мы ему придаем по-английски!

— Понимаю, — в смысле непрошено явившийся. Однако позвольте, капитан, мы с вами никак не сойдемся в одном: я не могу согласиться с вами, что воды, в которых вы находились, принадлежат англичанам, еще меньше могу допустить, чтобы небо могло принадлежать той или другой державе!

— Мой долг…

— Виноват, капитан! Мой долг — спросить вас, намерены ли вы держать нас в заключении в нашей каюте, вопреки всякому праву и справедливости, и дать нам в случае кораблекрушения утонуть, как крысам в трюме? Такое намерение кажется нам безумным, и мы требуем, чтобы вы дали нам возможность, в случае несчастья, спасаться, как мы можем!

Капитан был в нерешительности.

— Представьте себя в нашем положении! — продолжал Жерар. — Вы заперли нас, ссылаясь на право сильного, но я ни минуты не сомневаюсь, что вы считаете себя не вправе осудить нас на смерть!

— Если вы дадите мне слово, что не попытаетесь бежать…

— Вот этого уж мы никак не можем обещать. Напротив, прямо говорю вам, лишь только представится случай бежать с этого судна, мы им немедленно воспользуемся!

Капитан невольно улыбнулся при виде открытого, оживленного лица Жерара.

— Ну, чего же вы хотите?

— Разрешения свободно ходить по кораблю, и если возможно, помочь вам выпутаться из беды!

— Это маловероятно…

— Аварии так серьезны?

— Очень. Вы сломали винт и руль!

— Так мы идем на произвол судьбы?

— Куда глаза глядят…

— И вы не знаете, где мы находимся?

— Не знаю!