— Господи, — выдохнул Чарли. — Это же когда умерла мама. Сразу после Нового года.
— У тебя было одеяло. И ты махал мне из окна. До свидания, Человек Дождя. До свидания, Человек Дождя. Вот так. Четверг.
Из глубины его памяти эхом пришел слабый отклик. Он увидел… он вспомнил… снег. И такой знакомый и уютный запах старого одеяла. И то, как он махал из окна, и то, как потом плакал. Горько плакал из-за Человека Дождя. Он ждал его, но Человек Дождя все не приходил. Он никогда больше не вернулся, и Чарли вырос и решил, что он его сам придумал.
Чарли посмотрел на Рэймонда, словно впервые увидел его. Да так оно и было. И он увидел на его лице черты другого, давно забытого лица восемиадцатилетнего юноши, черты, когда-то дорогие и любимые, теперь искаженные до абсурда слоем зубной пасты и отсутствием выражения.
— Ты закутывал меня, — прошептал Чарли, вспоминая, — в это одеяло. И пел мне.
Мгновение Рэймонд смотрел на Чарли, словно не понимая, о чем идет речь. Затем очень тихо, но почти совсем правильно он начал напевать:
подхватил Чарли.
— У-y-y, — тянул Рэймонд, неуклюже копируя фальцет Джона Леннона.
When I saw her standing there, — закончили они вместе.
Ты понимаешь, что я имею в виду.
И она была несравненна.
Так как же я могу танцевать с другой, Когда я видел ее, стоящей там?
Группа «The Beatles», песня «I saw her standing there», альбом «The taste of honey»…
Песня оборвалась. Чарли, все еще не пришедший в себя от изумления, молчал. Он смотрел на своего брата, проведшего двадцать четыре года в лечебнице, брата, которого он когда-то так любил всем своим детским сердцем, а потом забыл и превратил во что-то воображаемое.
— Мне нравилось, когда ты пел, — просто сказал он Рэймонду.
Рэймонд посмотрел в его глаза, и Чарли вдруг почувствовал, что он пробился к нему, что был момент истинного контакта и понимания… Но Рэймонд отвернулся к раковине, взял щетку и стал выдавливать на нее пасту. Контакт был утрачен, словно его и не было.
Чарли бережно положил фотографию на край ванны и повернул кран. Он заткнул пробкой сливное отверстие, и ванна начала наполняться.
— Нет, нет, нет, нет, нет! — Испуганный голос Рэймонда прерывался от какого-то непонятного, невыразимого ужаса.
Чарли быстро обернулся.
Рэймонд уставился на прибывающую воду, его глаза расширились от страха.
— Нет! Нет! — продолжал выкрикивать он.
— Успокойся, Рэй, — приказал Чарли. — Что «нет»?
— Потому что нет. — Рэймонд сцепил руки, его тело задергалось.
Чарли распознал все признаки надвигающейся паники. Нужно погасить припадок, пока Рэймонд не пошел вразнос.
— Что «потому что»? — настаивал он. — Рэй, скажи мне, что «потому что»?
— Потому… потому… потому… — блеял Рэймонд. Затем внезапно изменившимся голосом, низким и угрожающим, он прорычал: — Что ты делаешь?
Рэймонд испустил долгий, леденящий душу, отчаянный крик и прыгнул прямо в ванну, пытаясь руками остановить поток воды, в панике забыв о том, что можно закрыть кран. Струи воды били во все стороны, окатывая стены, потолок, Чарли, насквозь вымочив Рэймонда.
Мгновение Чарли стоял как парализованный, затем опомнился и попытался оттащить Рэймонда от крана.
Но Рэймонд внезапно стал невероятно силен. Он вырвался и схватил Чарли за рубашку. В его глазах сверкало бешенство.
Незнакомым, пугающим голосом он кричал:
— Нет! Нет! Это кипяток! Ты обожжешь его!
Рэймонд стал трясти Чарли с такой силой, что его рубаха начала трещать по швам.
Рэймонд встряхивал его снова и снова, пока голова Чарли не начала мотаться, как у тряпичной куклы, взад и вперед. И все это время он рычал изменившимся, исполненным ненависти голосом:
— Никогда! Никогда! Что ты делаешь? Ты хочешь убить своего брата? Я говорил тебе… я говорил тебе… я говорил тебе… я говорил…
Голос его слабел, рывки прекратились. Испуганно глядя на Чарли, он легко отпустил его рубаху. Его сотрясала мелкая дрожь, гнев полностью оставил его, и он выглядел как перепутанный ребенок.
Какую-то минуту он не был Рэймондом, он был своим отцом. Это обвиняющий голос Сэнфорда Бэббита рвался из его горла. И Чарли, открывший воду, был не Чарли, а Рэймондом, Рэймондом в тот ужасный день двадцать четыре года назад, когда «это» произошло. А в ванне, невидимый, но от этого не менее реальный, сидел маленький ребенок, Чарли, которому было всего два года. А вода была горячая, слишком горячая.
Теперь Чарли все это понял. Все это вспомнил. Восемнадцатилетний юноша, который хотел искупать маленького брата, но не знал, как регулировать воду. Который не имел понятия о том, что воду надо сначала пробовать. Аутист, который не имел никакого злого умысла, а хотел только воспроизвести действия своей матери Элеоноры, только что вознесшейся на небо. Элеонора сажала маленького Чарли в ванну. Открывала воду… Но вода была горячей, слишком горячей. Недостаточно горячей, чтобы обжечь его, но достаточно горячей, чтобы маленький Чарли закричал.
А отец, вбежав на крик и увидев все это, пришел в бешенство. Отец, который только что потерял жену, чей первый сын страдал аутизмом и был полностью оторван от реальности, чей второй сын был еще ребенком, ребенком, который плакал, потому что Человек Дождя пустил в ванну воду, слишком горячую для его нежной кожи.
И Рэймонд, чьим благословением и проклятием была феноменальная память, запомнил до последнего слова ужасные слова, которые выкрикивал в тот день его отец. И теперь, двадцать четыре года спустя, они всплыли из глубин его несчастного больного мозга при виде этой страшной картины — Чарли Бэббит и наполняющаяся водой ванна.
И Чарли, который всегда презирал неудачников, никогда никого не жалел, поняв все это, почувствовал острую жалость к брату. Он осторожно протянул руку и погладил Рэймонда по голове.
— Все в порядке, — ласково сказал он, — все в порядке. Я не обжегся. Со мной все в порядке.
От прикосновения Чарли Рэймонд окаменел. Нельзя его трогать. Ни в коем случае нельзя его трогать. Чарли поспешно отдернул руку.
— Ты обжегся, — сказал Рэймонд тихим, придушенным голосом. — И ты был… маленький ребенок. Обжегся. И я уехал… в мой дом. — Он отворачивался от Чарли, глядя поверх его плеча.
— Нет, Рэй, — с силой сказал Чарли, пытаясь поймать взгляд Рэймонда, пытаясь установить контакт. — Я не обжегся. Он был просто дерьмом. Посмотри на меня. Посмотри на меня. Пожалуйста. Это случилось, когда умерла мама. И поэтому этот ублюдок выгнал тебя.
Но Рэймонд все также глядел через плечо Чарли остановившимся взглядом.
Чарли обернулся и увидел, что вода продолжает течь. Пугающая струя воды, заполняющей ванну. Чарли бросился к крану и закрыл воду.
Когда он обернулся, то увидел, что Рэймонд стоит на коленях на мокром кафельном полу. Руки его были прижаты к груди, глаза пусто смотрели на кран, теперь закрытый.
— Рэй? Рэй? Я ее выключил. Все в порядке.
Но Рэймонд был словно в другом измерении. Вновь воскрешенная травма двадцатичетырехлетней давности оказалась слишком тяжелым испытанием, и он выключил себя так же, как Чарли — воду, погрузившись в ледяной мир своего безумия. Он дрожал, его зубы стучали, он раскачивался взад-вперед, взад-вперед, словно пытался согреться. Взгляд его застыл на кране.
— О Боже! — воскликнул Чарли, встревожившись. — Тебе холодно, Рэй? Одну секунду.
Он метнулся в спальню и огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, затем сорвал одеяло с кровати и бросился обратно в ванную комнату. Опустившись на колени рядом с Рэймондом, он бережно укутал его.
Когда Рэймонд почувствовал грубую, теплую шерстяную материю, укрывшую его со всех сторон, ему стало немного легче. Дрожь прекратилась. Затем, чуть позже, он перестал качаться. Но он по-прежнему не отрываясь смотрел на водопроводный кран, словно этот кран обладал какой-то недоброй магической силой, околдовавшей его. Через несколько секунд началось его бормотание. Бормотание. Бормотание. Бормотаниебормотаниебормотаниебормотание. Мантра безумия.