– Вы требовали у него объяснений?

– Нет. Я просто начала от него отдаляться, потом нашла место в Юра, и мы расстались без ссор.

– Вы знаете, чем занимаются его родители?

– Об этом я узнала позднее.

– Когда?

– Когда он попросил меня помочь ему во Вроцлаве.

– А отчего именно тогда вас заинтересовали его родители?

– Я и не интересовалась. Все выяснилось случайно, когда я захотела с ним связаться. Он оставил мне номер мобильного, который никогда не отвечал. Я решила поехать к нему домой, и оказалось, что он дал мне адрес своих родителей. Я увидела табличку с их именем, точнее, с именем его тестя. Я пошарила в интернете и поняла, кто он такой.

– И кто же?

– Большая шишка в производстве оружия. Один из главных отравителей окружающей среды, да еще и торговец смертью вдобавок. Из тех типов, которые возглавляют черные списки любого экологического движения.

– Но это не помешало вам выполнить задание Джонатана?

– Нет, – сказала Жюльетта задумчиво. – Странно, не так ли? Жюльетта часто думала об их первой встрече после неудачной акции у ядерной станции. Джонатан оказался в кафе вовсе не оттого, что потерял товарищей, – теперь она была в этом уверена. Он нарочно отстал от всех, чтобы не попасться под руку полиции. Он оказался просто трусом, неспособным пойти хоть на какой-то риск.

И все же именно в этот момент Жюльетте захотелось сказать о Джонатане что-нибудь хорошее. Она не понимала, зачем это ей надо, но чувствовала, что в этом деле их судьбы неотвратимо переплелись. Подтвердить преданность Джонатана значило в каком-то смысле заявить и о своей собственной.

– Конечно, – сказала она, – он никогда не мог решиться на бунт. И все же он был по-своему искренним. Уверена, что он не смог бы предать ту группу из Штатов.

Мужчина и женщина с удовольствием отметили эту фразу и объявили, что на сегодня разговор окончен.

Все эти допросы давно надоели Жюльетте, но они по крайней мере соответствовали ее состоянию, заставляя быстро соображать, предупреждать удары и всегда быть настороже, пытаясь втиснуть бешеную череду своих мыслей в прокрустово ложе вопросов ее тюремщиков и их реакции на ее ответы.

Днем бывало гораздо хуже. Мысли и память больше ничто не сдерживало, и поток воспоминаний, образов и мимолетных желаний хлестал через край. Она проводила время, слоняясь по своей комнате и дворику, ища, чем бы занять руки. Ей удалось распустить на нитки кусок полотна, валявшийся во дворе. Возбуждение не давало ей заснуть, но это ее не мучило. Она чувствовала себя быком перед корридой, прекрасно отдающим себе отчет в том, что ему предстоит. В темноте хлева ей уже чудились отливающие золотом цвета арены и крики публики, пришедшей поглазеть на то, как прольется ее кровь. Нетерпение Жюльетты росло по мере того, как допросы, она это знала, приближались к концу. На следующую ночь это предчувствие оправдалось.

– Как в точности описывал Джонатан акцию во Вроцлаве?

– Он сказал, что та самая группа из Штатов связалась с ним, потому что планировала акцию в Европе.

– Какую акцию?

– Похоже, этой ночью американка собиралась вести допрос сама.

– Он сказал, что планируется освободить лабораторных животных.

– Вы думали, что группа, с которой был связан Джонатан в Америке, заинтересована в освобождении животных?

– Я знала, что они выступают за прямые действия в защиту природы.

– Как он объяснил выбор цели?

– Никак, По правде говоря, я ни о чем и не спрашивала. Мне было просто приятно снова играть активную роль.

– Вам ничего не показалось странным в его описании всей операции?

– Нет. Он объяснил все, чего я не понимала.

– Например?

– Еще один след на полу, чтобы решили, что там орудовали двое. Так легче запутать людей на границе и сбить с толку следователей.

– А разгром в лаборатории?

– Джонатан говорил, что дело не только в том, чтобы освободить животных. В их состоянии несчастные твари все равно не могли уйти далеко. Надо наказать тех, кто способен на такую жестокость. Мне это очень понравилось.

Воцарилось молчание. Южноафриканец, державшийся немного сзади, встал рядом с американкой прямо напротив Жюльетты. Вокруг его подмышек рубаха пропиталась потом.

– Джонатан говорил вам, зачем нужно привезти колбу с красной наклейкой?

– Нет.

«Если станут бить, то прямо сейчас». Жюльетта выпрямила спину.

– Вы не пытались узнать, что там внутри?

– Нет.

Теперь заговорил южноафриканец. Жюльетте показалось, что это раздражает американку.

– А сейчас знаете?

Американка тревожилась не зря. Не сдержавшись, мужчина продемонстрировал, что они не очень уверенно себя чувствуют, добравшись до ключевой фразы всего разговора. Жюльетта расслабилась и откинулась на спинку стула.

– Джонатан дал понять, что вся операция является частью более обширного плана, что она лишь камень в грандиозном здании.

В тишине ночи стало слышно кваканье лягушек и шелест листьев. Где-то вдали послышался бой барабана.

– Связью между акцией во Вроцлаве и дальнейшими действиями могла быть только эта колба. Об этом догадаться нетрудно.

– С кем вы поделились этими выводами?

– Ни с кем.

– Кто просил вас сохранить колбу?

– Никто.

– Кто подал вам мысль использовать ее для шантажа?

– Я никого не шантажирую.

– Тогда отчего вы не передали ее тем, кто об этом просил?

– Вы хотели разрушить весь план? – злобно спросил южноафриканец, чуть-чуть подавшись вперед.

– Нет, я хотела участвовать в продолжении.

Жюльетта смотрела им в лицо, не мигая. Она приняла решение уже во Вроцлаве. Страница гложущей тоски была перевернута. К ней вернулось судорожное чувство счастья, которое она впервые ощутила на демонстрации «Зеленого мира» и безуспешно стремилась вернуть себе все эти годы одиночества. Нравится им это или нет, но она не уйдет в сторону. Никому сейчас не удастся отделаться от нее.

– Эта вещь и я сама неразделимы, – твердо сказала она. – Во Вроцлаве я на вас хорошо поработала. Я буду в игре и дальше. Никто ничего не знает, никто меня ни о чем не просил. Я сама все решила. И я пойду до конца.

За время ночных допросов между ней и ее тюремщиками установилась странная враждебная близость. Жюльетта стала понимать их отношение к ее словам. Какими бы они ни были тупыми, но теперь и они наверняка поняли, где ложь, а где правда.

Молчание затягивалось. Наконец, американка заговорила гораздо более спокойным тоном:

– Где она?

– Что?

– Эта колба.

Жюльетта знала, что они забрали и уж конечно тщательно обыскали ее вещи. Она не сомневалась, что в ее дом в Шоме тоже наведались после ее отъезда. Конечно же они обшарили ее студию, а может быть, и дом тетки.

– В надежном месте, – ответила она.

– Где?

– В Соединенных Штатах.

Из рассказов Джонатана следовало, что координация всех действий проводится в Соединенных Штатах. Жюльетта сделала вполне логичные выводы и переправила колбу именно туда. Поездка в Южную Африку оказалась для нее полной неожиданностью.

– Где конкретно в Соединенных Штатах? Кому вы ее передали?

Жюльетта заметила, что это признание повергло ее собеседников в панику. Они прокручивали в голове разнообразные варианты один хуже другого. В безумном мире радикальных движений каждому повсюду чудится предательство. Джонатан не раз говорил ей об этом. Жюльетта не сомневалась, что сумеет извлечь из этого пользу для себя, – надо лишь заморочить тюремщикам голову насчет ее контактов и истинных намерений.

– Не будем об этом. Те, у кого она находится, отдадут ее только мне либо в моем присутствии.

С самого начала разговора Жюльетта смотрела на крупные, покрытые черными волосами руки мужчины. Интересно, какое применение он им найдет: даст ей пощечину, ударит, задушит ее? Казалось, что руки с нетерпением ждут окончания этапа разговоров.

Последовавшее за ее словами молчание могло разрешиться как угодно. Жюльетта хорошо понимала проблему выбора. Они могли принять ее в группу и использовать ее преданность и решимость, а могли и вступить с ней в единоборство, которое еще неизвестно чем окончится. И тот и другой варианты, бесспорно, подразумевали риск, но в любом случае на кону стояла ее голова. Однако же, выведя из игры Жюльетту, они рисковали потерять все.