Вот уже восемь дней ей было не по себе. Она точно знала, что должно случиться, не знала лишь, как и когда это произойдет. Она нервничала, и вот сегодня утром, заметив сидящего на поручнях парня, она испытала не страх, а облегчение. По крайней мере, нечего больше ждать.

Отчего это она воображала его темноволосым, крупным и страшноватым? Нет, держащий на коленях мотоциклетный шлем парень оказался стройным блондином с вполне симпатичным лицом. Он и обратился к ней весьма почтительно:

– Госпожа Тереза? Здравствуйте. Я по поводу вашей племянницы.

Тереза поклялась сыграть свою роль до конца. Сделав над собой усилие, она изобразила на лице удивление.

– Племянницы? А, вы о Жюльетте.

Если бы это касалось только ее, она бы вежливо приняла юношу, провела к себе и угостила оранжадом. Но Жюльетта особенно настаивала на том, чтобы она ни под каким предлогом не пускала его домой. Тереза с некоторым сожалением отбросила правила приличия и продолжила разговор, стоя на продуваемой ветром площадке.

– Что вам от нее нужно?

– Похоже, что она с неделю назад покинула Шом и оставила на автоответчике ваш адрес. Не скажете ли, как я могу с ней связаться?

– Она тут не живет, но каждый день мне звонит. Она сейчас нечасто выходит и никого не принимает. Мне кажется, она не совсем здорова. Если хотите что-то сообщить, я непременно ей передам.

Говоря с Терезой, юноша прикрывал глаза, а весь вид его выдавал одновременно усталость и уверенность в себе, что производило приятное впечатление.

– Все очень просто. Скажите, что Джонатан хотел бы с ней встретиться. Хотите, запишу имя? Джо-на-тан. И еще скажите, что ее условия приняты.

Тереза понимающе взглянула на него. Какое счастье быть в возрасте, когда любви ставятся условия с единственной целью благосклонно им подчиниться!

– В таком случае, – сказала Тереза с довольным видом человека, знающего больше, чем кажется, – она с радостью встретится с вами сегодня в семнадцать часов. Вы свободны?

– Семнадцать часов? Идет. А где?

– Она предлагает кафе «Грютли» около театра. Вы знаете Женеву?

– Да, да, я знаю, где это, – живо отозвался Джонатан. – Я непременно там буду.

Он немедленно и, как показалось Терезе, весьма любезно с ней распрощался.

Тереза одолела последние ступеньки, открыла дверь и поставила на пол пакеты. Потом присела прямо в передней и задумчиво улыбнулась.

Племянница всегда пробуждала в ней чувство нежности и страха одновременно. С самого ее детства Тереза относилась к дочке своей сводной сестры как к своему собственному ребенку, особенно после того, как осталась вдовой без детей. Она с болью наблюдала, как воспитывали малышку. Ее отцу было уже под шестьдесят, когда она появилась на свет. Бизнесмен, получивший в наследство небольшое состояние в виде доли в фирме морских перевозок, он сумел его приумножить. Богатый и эгоистичный, он не терпел дома никакого шума, запрещал девочке приглашать подруг и вечно ее отчитывал. Поначалу мать боялась ему перечить. Ей так не хотелось оставаться старой девой… Она еще не привыкла к тому, что под занавес оторвала столь завидного жениха. Потом, когда отношения супругов начали портиться, она принялась вымещать на девочке свое раздражение и мучить ее. Казалось, что у родителей больше нет ничего общего, кроме отвращения к маленькой Жюльетте и всему, что ждало ее впереди: молодости, движению, жизни. Девочка в ответ замкнулась в себе и принимала все совершенно бесстрастно. Она была так молчалива и заторможена, что напоминала умственно отсталого ребенка. Только Тереза различала таившуюся за вечным спокойствием бурю. На каникулы родители всегда посылали девочку к тетке, только бы от нее избавиться, а та терпением и лаской добилась от нее нескольких признаний. Уже в отрочестве она раза два или три поддержала племянницу и в более серьезных обстоятельствах.

Итак, она вовсе не удивилась звонку Жюльетты на прошлой неделе. У той не было никого на свете, к кому обратиться в трудную минуту. Жюльетта спросила, не могла бы она на несколько дней поселиться в пустой студии, которой Тереза владела в Каруже. Как всегда, Тереза согласилась, не задавая вопросов.

Ей оказалось тем более приятно познакомиться с Джонатаном. Теперь смысл этого маленького происшествия прояснялся, и дело, судя по всему, шло к счастливому концу. Она только надеялась, что у Жюльетты хватит ума повести дело правильно. Да к тому же она поговорит с ней и еще раз напомнит о том, что жизнь коротка. Тереза дышала ровно, сердце больше не колотилось. Она сняла телефонную трубку и набрала номер племянницы.

Дворец Грютли около Новой площади и театра слыл местом сбора киноманов и всех тех, кто числился в Женеве интеллектуалами. Его левацкая и антиглобалистская атмосфера больше подошла бы Парижу 68-го, чем городу Реформации, но для Жюльетты главной притягательной его силой оставалось наличие трех выходов, иначе говоря, трех возможностей смыться.

Она дождалась четверти шестого и толкнула стеклянную дверь со стороны площади Племпале. Со своими прямыми волосами, падающими на плечи, слегка потертыми джинсами и свитером с высоким воротом она отлично соответствовала духу этого места. Здесь всегда было хоть отбавляй красивых девушек, одетых, правда, в какое-то подобие мешков. Жюльетта нервно подкрасилась, ожидая назначенного времени. В возбуждении она немного перебрала с помадой и тональным кремом. Войдя в зал, она издалека заметила Джонатана. Он сидел в одиночестве перед опустевшей чашечкой эспрессо и нервно подергивал ногой. Жюльетта удостоверилась, что в кафе только обычные посетители, не вызывающие подозрения.

Со времени последнего свидания с Джонатаном в Шоме Жюльетта не переставала поражаться собственной решительности и активности. Мир представал перед ней столь пронзительно и резко, что это и завораживало, и пугало ее. Она чувствовала себя ребенком на ярмарке. Мгновения полета и эйфории сменялись внезапным головокружением, словно она должна вот-вот упасть на далекую землю и разбиться. Это ее немного пугало, но ни за что на свете она не хотела, чтобы все кончилось.

Она покинула Шом, чтобы на всякий случай держаться подальше от Джонатана и его «заказчиков». Но самым главным было то, что заброшенная и застывшая в молчании деревня, так созвучная ее прежней тоске, стала теперь для нее совершенно непереносима. Ее страхи никуда не исчезли, но стали жить какой-то иной, неизвестной жизнью. Жюльетта была охвачена внутренней дрожью, ей беспрерывно хотелось шума, движения и суеты. Для всего этого есть места получше Женевы, но все-таки это столичный город. Жюльетта днем и ночью бродила по улицам, зная, что вокруг всегда будет народ, свет, машины. Она чувствовала себя одинокой и хрупкой, но в то же время непобедимой. Ничто не могло заставить ее отказаться от принятого решения.

Она сделала еще несколько шагов в сторону ресторана, и тут Джонатан заметил ее. Жюльетта подошла к его столику и присела на модерновый стул из стальных трубок.

– Извини, я чуть-чуть опоздала, – сказала она.

– Ничего, я сам только вошел.

Джонатан выдавил из себя улыбку, потом постарался снова придать себе безразличный и самоуверенный вид.

– Зачем весь этот балаган, объясни.

– Какой балаган? – спросила Жюльетта удивленно.

Он сделал рукой жест, который мог относиться как к бару, так и ко всему мирозданию.

– Ты убегаешь из Шома. Вся эта история с теткой, странные встречи…

– Осторожность никогда не помешает.

Джонатан опустил глаза. В разговорах со своими заказчиками он и вправду обсуждал возможные способы отнять у Жюльетты то, что она взяла во Вроцлаве: похищение, насилие ограбление дома… Все они, к немалому удивлению Джонатана были отброшены. Он даже не пытался скрыть, что разочарован.

Официантка из Эритреи, очаровательная, но облаченная в какую-то бесформенную хламиду и горные ботинки, подошла к ним принять заказ. Жюльетта попросила кофе, потом передумала и заказала газировку. Она и так была возбуждена. Мысли путались у нее в голове, она не помнила, о чем они говорили.