— Спасибо, — ответила она. — Вы посидите с ним, пока я займусь другими делами?

— Да, посижу, — кивнул Томас и опустился на стул, доставленный на последней повозке.

Глава 18

— Доброе утро, — приветствовала Фэйт Уильяма, когда он наконец проснулся. Больной проспал около восемнадцати часов. Наверное, поза, в которой он отдыхал, озадачила его. Он лежал на животе, ночная рубашка задрана до самой шеи так, что вся спина была обнажена. Фэйт протирала раны целительной травяной мазью, пока пациент был в забытьи.

Солнечный свет струился через остекление над головой, так что помещение приятно нагрелось. Накануне, пока Уильям дремал, Фэйт собрала необходимые ингредиенты и нарезала лечебные растения, а затем всю ночь готовила снадобья для Уильяма. Томас соорудил на полу лежбище для себя и тихонько похрапывал, пока она работала. Фэйт улеглась, когда стемнело настолько, что уже было не разглядеть, что она делает.

При первых лучах солнца, она продолжила свои занятия, и к середине утра уже имела, чем обрабатывать раны на теле Уильяма. Томас отправился в главный дом и вернулся оттуда с коробом еды и множеством вещей, которые, по мнению Фэйт, могли понадобиться. Добытчик с торжественной улыбкой предъявил ящичек апельсинов. В нем была записка от Эми, написанная на неровной бумаге, должно быть, гусиным пером. Еще одно предназначение гусей, подумала Фэйт.

Тристан отправился вчера в Саутгемптон так быстро, как только мог. Он мчался всю ночь, купил апельсины и сразу же вернулся. Бессонная ночь. Я же говорила, что Уильям очень любим. Что бы тебе не потребовалось, скажи Томасу. Если это возможно достать, мы сделаем это.

Фэйт прочитала записку Томасу, и слуга улыбнулся.

— Ага, он очень любим.

Она хотела воскликнуть «Тогда какого черта ему позволили гнить в постели?». Но она промолчала и, сев за стол, доставленный вместе с Уильямом, позавтракала.

Фэйт не могла не восхититься переменам, происшедшими в старой оранжерее. Предметы обихода на взгляд Фэйт были просто изумительны. Никакой пластмассы, никакой штамповки, только уникальные изделия, кропотливо изготовленные вручную. Травы, которые она разместила по всей комнате, божественно пахли. Она не забыла развесить веточки полыни по дверным проемам, чтобы отпугнуть насекомых.

Вчера она хотела попросить мужчин срубить засохшую виноградную лозу, но, повинуясь импульсу, полила ее. Виноград рос из умно сконструированного вазона, в котором, если полить с одного конца, вода растекалась по всей корневой системе. Время покажет, сохранилась ли жизнь в растении. Комната была заполнена паром от отвара в котелке, который она вскипятила на костре, разведенном для нее снаружи Томасом. На полке шкафа толпились объемистые мраморные ступки с пестиками.

Закончив совместный с Томасом завтрак, она попросила мужчину перевернуть Уильяма на живот, чтобы обработать раны.

Фэйт осторожно подняла ночную рубашку спящего Уильяма и начала обрабатывать изъязвленную спину мазью из черноголовки[29] и мыльнянки[30]. Такой же смесью она обрабатывала Эдди, когда бандажи оставляли на его теле пролежни.

Уильям ничуть не смутился своей наготы и прикосновений Фэйт.

— Ах, наконец-то, — он проснулся, почувствовав теплые руки на своей коже. Солнечный свет освещал помещение через листву деревьев. — Наконец-то я умер и попал на небеса.

Томас расхохотался.

— Дражайший Томас, — ухмыльнулся Уильям. — Он всегда смеется над моими шутками.

— Не думаю, что ваша смерть подходящий повод для смеха, — нахмурилась Фэйт.

— Я никогда не хотел умирать, — признался пациент. — Просто мне казалось, что таков божественный план.

— Ладно, — смягчилась Фэйт, — ваша взяла. Извините… — Он вздрогнул, когда она тронула наиболее болезненную рану. Теперь, когда вымытый Уильям был распростерт под солнечным светом, целительница разглядела повреждения в полном объеме. Она не знала, с чего началась эта болезнь, и без современного доктора и оборудования никогда не узнает. Но совершенно точно, что теперешняя проблема прежде всего в недостатке ухода и неправильном питании.

Покрыв спину мазью, она опустила обратно его ночную рубашку. Уильям попросил Томаса вытащить его на воздух, и Фэйт обрадовалась. Наконец-то у страдальца появилась энергия, чтобы пожелать покинуть кровать.

Оставшись одна, Фэйт взглянула на себя в зеркало, присланное Эми, и привела в порядок волосы. Она стянула их назад, но не слишком туго. Эми не забыла и чистое платье. Прошлой ночью Фейт смогла обтереться влажной губкой, а сегодня надеялась испробовать шампунь Бет на своих волосах.

— Голодны? — спросила Фэйт, когда Томас вернул больного в комнату.

— Да, — недоверчиво протянул Уильям, словно это было самое странное чувство, из испытанных им. Он вздрогнул когда, Томас укладывал его в постель, затем с утомленным видом откинулся на подушку. Но на истощенном лице появились краски.

Во-первых, свежевыжатый апельсиновый сок, приготовленный утром. Фэйт заставила Уильяма выпить все до капли. Из настоящего поильника для лежачих больных. Ручная ковка и ручная гравировка, восемнадцатый век, думала поклонница антиквариата, разглядывая прелестную вещицу.

Томас вышел наружу с небольшой кастрюлькой с маленькой ручкой и с кусочком вручную сбитого масла и приготовил яйцо, снесенное этим же утром. Фэйт порезала хлеб, все еще хранящий тепло печи и размяла его в яйце для Уильяма, щадя его слабые зубы. Он пока не мог разжевать пищу, но мог разжижать ее во рту.

С каждой ложкой он закрывал глаза и предавался вкусовому восприятию. Наблюдать, как он ест, стало для нее новым почти чувственным опытом. Уильям выглядел худым и изможденным, но она разглядела в нем мужчину, каким он когда-то был.

— Томас может вас побрить? — поинтересовалась она.

— Может ему заодно обрить и мою голову, — выдохнул гурман, когда Фэйт скармливала ему очередной кусочек хлеба.

Фэйт догадалась, что это из-за вшей.

— У меня есть семена петрушки, — предложила она. — Я могла бы обработать вашу голову их настоем, но, если вы предпочтете, чтобы Томас вас побрил, я не возражаю.

— Томас или прекрасная дама? — протянул он. — Над этим труднейшим выбором необходимо как следует поразмыслить.

Фэйт рассмеялась.

— Может мне не следует вас лечить. Вы можете оказаться опасным.

— И с каких пор женщинам не по вкусу опасные мужчины?

— Похоже, мистер Уильям, вы собираетесь стать настоящей проблемой, — улыбнулась Фейт, относя пустую тарелку к шкафу, где у нее стояла наготове большая фарфоровая чаша с теплой водой.

Пока она мыла посуду, Томас взял посудину, переданную Фэйт, прямое лезвие и брусочек мыла Бет. На мгновение Фэйт затаила дыхание, но навык, с которым Томас обращался с лезвием, и то, как Уильям с готовностью крутил головой, свидетельствовало, что они проделывали опасное действо многократно.

Томас осторожно стер с чисто выбритого лица остатки мыла.

— Надеюсь, что…

Уильям не докончил, услышав приближающийся лошадиный топот. Фэйт выглянула наружу и увидела высокого темного мужчину, сидящего верхом на коне так, словно был рожден в седле. Она сразу опознала во всаднике Тристана. Хотя она провела в его поместье уже несколько дней, прежде она видела хозяина только издалека.

— А вот и ваш племянник, — сообщила Фэйт, повернувшись к Уильяму.

Он внимательно смотрел на нее.

— Тристан, — пробормотал он и попытался сесть прямо, Фэйт подбежала помочь немощному. — Чертовски красив, не так ли? — пробурчал Уильям, когда Фэйт приблизилась к нему.

Возможно, это игра воображения, но ей послышались нотки ревности в дрогнувшем голосе.

— Только если нравятся мальчишки, — выдохнула она.

Уильям издал звук, похожий на смешок, и сел чуть прямее.

Войдя в оранжерею, Тристан Хоуторн, казалось, заполнил собой всю комнату, все шестьдесят футов в длину. Когда Фэйт впервые увидела рисунок Зои, ей почудилось, что он похож на Тайлера, но сейчас она убедилась, что ничего подобного. Тайлер был всего лишь миловидным городским парнишкой и совсем не из этой породы мужчин.