Он не мог проехать мимо. Оказалось, что он не в состоянии этого сделать. Он должен был узнать… хоть что-то.

Митч выбрался из машины. Казалось, его вытащили невидимые руки.

Эти же призрачные руки не позволили ему хлопнуть дверцей, а потом подтолкнули вперед, заставив шагнуть на дорожку, ведущую к ее дому.

«Неплохой способ нарваться на пулю», — подумал он, вспомнив о Патрике.

Но невидимые руки продолжали увлекать его вперед, и он безропотно им повиновался.

Когда Митч услышал «Я здесь, на веранде», то одновременно удивился и обрадовался. Эбби! Охватившее его чувство облегчения было огромным и всеобъемлющим. Она не ранена! Она жива! Он понял, что узнал бы ее голос где угодно, даже если бы не слышал его этим утром, даже если бы услышал его в свой последний день на земле. Он совершенно точно знал, что, окажись он на смертном одре, если в этот миг зазвонит телефон и она произнесет «Привет!», одного этого слова будет достаточно. Он ее узнает!

Он не хотел вдумываться в то, что означает охватившая его радость.

Если бы это было в его силах, он вообще запретил бы ей означать хоть что-нибудь.

В конце концов, речь идет о женщине, вышедшей замуж за этого ублюдка, Патрика Шелленбергера.

Митч напомнил себе, что его собственные чувства в данный момент не означают ровным счетом ничего. Повинуясь ее приказу, он начал подниматься на крыльцо. Ее слова подразумевали «Иди сюда!». Он заверил себя, что его бурная эмоциональная реакция указывает только на то, что он все-таки не бесчувственный мерзавец, которым привык себя считать. Что даже он способен радоваться тому, что кому-то удалось уцелеть под ударом стихии.

«Ну да, конечно! — иронизировал над собой Митч, открывая ведущую на веранду дверь. — Еще бы! Вот именно это она и подразумевает. Если ты в это веришь, то ты просто полный идиот!»

Глядя на стоящего напротив мужчину, Эбби осознавала, что у нее в голове осталось всего две мысли. Одна: «Боже, как он прекрасен!» И вторая: «Я похожа на чучело».

Митч откашлялся.

— Ты сказала, что Патрик не твой муж. У тебя есть кто-то еще?

Она чуть не засмеялась.

— Нет. Насколько я знаю, ты женат.

— Разведен.

— А-а…

— У меня есть сын.

— Я слышала.

— Ему шесть лет.

— Мило.

«Это действительно мило», — думала она. Но ее горло сжалось от горя при мысли о детях, которых она когда-то мечтала иметь с этим мужчиной и которые так и не родились.

— А ты как?

— Что как? — переспросила она, сделав вид, что не поняла вопроса.

— У тебя… — Кажется, у него в горле тоже что-то застряло. Он откашлялся. — У тебя есть дети?

«Это просто нелепо, — думала Эбби. — Я не желаю играть в эту игру».

Несколько мгновений она упрямо молчала, но потом все же смягчилась.

— Нет.

Митч стоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать дальше.

Он поднял голову и посмотрел туда, где была теплица.

— Здесь прошел смерч.

— Похоже, что да, — сухо отозвалась она.

Он снова обернулся к ней.

— Эбби..

— Что?

Теперь наступила его очередь погрузиться в молчание.

— В этом месте положено сказать, что ты очень сожалеешь, — вырвалось у Эбби.

Судя по выражению его лица, эти слова удивили не только ее. Митч явно тоже этого не ожидал.

— В этом месте положено объяснить, почему ты меня бросил, Митч.

Минувший день был до отказа наполнен драматическими событиями. Человек, которому Эбби доверяла… или почти доверяла… поступил с ней низко и подло. Ее переживания были свежи, как открытая рана, а появление Митча высыпало на эту рану несколько ведер соли. Дамбу, которую она пыталась возвести на пути своих слов, прорвало, и уже ничто не могло сдержать обрушившегося на Митча потока чувств.

— Какого черта ты здесь делаешь, Митч! Зачем ты приехал? И как… объясни, бога ради… как ты оказался у меня дома в два часа ночи?

Это прозвучало как крик души. Это и было криком души, как и взгляд, которым он ей ответил.

Эбби отложила пистолет и вскочила на ноги.

— Как ты мог? — беспомощно воскликнула она. — Почему ты уехал?

И разразилась громкими безудержными рыданиями.

Митч за долю секунды преодолел разделявшее их расстояние и протянул к ней руки.

Прежде чем поцеловать Эбби, он вытер с ее щек слезы, пригладил ее растрепанные волосы и прошептал:

— Прости. Ты и представить себе не можешь, как я сожалею обо всем, что произошло.

Он повторил это бессчетное количество раз.

— Осторожно! — вдруг шепнула Эбби и отстранилась.

Она бережно обхватила пальцами крохотное тельце у себя на плече и извлекла его из-под волос. Митч широко раскрыл глаза, но даже в темноте Эбби заметила в этих глазах улыбку. Эбби обхватила Грейси второй рукой. Теперь попугайчик находился в надежном коконе ее пальцев и никого не мог укусить. Она подняла глаза на Митча и позволила ему снова себя обнять, уже вместе с птицей в руках. Он склонился и наконец-то ее поцеловал.

«Я совершаю ошибку», — говорил себе Митч, целуя Эбби со страстью, в которую он вкладывал всю свою тоску и все горе. До этого момента он даже не подозревал, что все еще испытывает эти чувства. «Смерч в любую секунду может стереть с лица земли и тебя, и твой дом, — говорила себе Эбби. — Любимые люди могут исчезнуть из твоей жизни. Никто не знает, что может случиться уже в следующую секунду. Если ты не воспользуешься этим моментом, он может уже никогда не повториться».

— Подожди! — снова отстранилась она, но только для того, чтобы посадить Грейси в клетку. — Я уже не девственница, — прошептала она, увлекая его за собой в дом.

— Я тоже не девственник, — ответил Митч, послушно идя за ней.

Семнадцать лет назад они были бы осторожны, нежны и ласковы.

Семнадцать лет спустя они очень спешили. Они очень боялись, что между ними снова что-нибудь встанет. Этого не должно было случиться. Когда они добрались до кровати, их подхватила буря эмоций и чувств. Они яростно толкались и дергали друг друга за одежду, как будто злились на жизнь, на судьбу, на себя. Они занимались любовью, как будто сражались, как будто выясняли, кто же все-таки виноват во всем, что с ними случилось, кто должен за все это заплатить, может ли хоть что-то компенсировать им их потерю и могут ли зарубцеваться все еще кровоточащие душевные раны.

Он через голову стянул с нее футболку. Она нащупала пряжку его ремня. Он рванул пуговицу и молнию на ее шортах, тут же скользнувших вниз. Она расстегнула его ремень, пуговицу на поясе джинсов и потянула вниз замок молнии. Затем просунула руки ему под рубашку и прижала ладони к его груди.

Резким движением он перевернул ее на спину.

Она впилась пальцами ему в затылок и заставила его опустить лицо к ее лицу и поцеловать ее.

Он ладонями раздвинул ее ноги. Он опустил руки под ее трусики и ниже, на бедра, между ног.

Он вошел в нее, и она приняла его в себя.

Они были агрессивны и неистовы. Эбби чувствовала, что в ее груди нарастает небывалое давление, которое наконец прорвалось криком, рвущимся как будто из самой глубины души. Из ее глаз хлынули слезы. Они продолжали заниматься любовью, а слезы продолжали течь. Ее тело сотрясали мучительные рыдания, а он еще крепче прижимал ее к себе. Его объятия причиняли ей боль, но вместо того, чтобы сопротивляться этой боли, она ее принимала и не пыталась его остановить. Он снова и снова повторял ее имя, но она очень боялась поверить в то, что не ошибается, что в его голосе действительно звучит мольба. Наконец все закончилось, но они продолжали прижиматься друг к другу, как будто покрывающий тела пот навечно соединил их воедино. Постепенно их руки разжались, it они выпустили друг друга из объятий.

Митч откатился на спину и уставился в потолок.

Эбби слегка отодвинулась от него и отвернулась лицом к стене.

Спустя несколько минут она спросила: