— Да все я понимаю! — раздраженно прервала Николь. — Но неужели ты не могла отказаться?!
— И обидеть Нору?
— Ну, если ты предпочла обидеть меня и Маргарет, тогда, конечно...
— Я вовсе не хотела никого обижать! — вскрикнула Кэтрин, но оторваться от спасительного дивана не решилась. — Господи, Николь! Ну, это же ничего не значит.
— Не значит? — Николь до боли сжала кулаки. — Да ты теперь обязана ему по уши! Неужели ты действительно не понимаешь?!
Женщина сжала руками голову:
— Я ничем ему не обязана! Я не просила у него машину, я даже отказывалась от нее. Но, понимаешь, ему так хотелось угодить Норе...
Повернувшись к ней, Николь оперлась об узкий подоконник, и произнесла задумчиво:
— Нора... Всюду рядом с ним эта девочка...
— Если ты надеешься настроить ее против отца, — встревожилась Кэтрин. — Нет, Николь! Ничего не выйдет. Она слишком любит его.
— Неужели?
— Гораздо больше, чем Маргарет... Она никогда не захочет уйти от него с матерью.
— Если только...
Кэтрин подалась вперед:
— Что?
— Если только что-нибудь не разочарует ее в нем, — процедила Николь.
«Куда делся тот радостный свет, что был в ней, когда мы встретились? — с тоской подумала Кэтрин. — Неужели это я погасила его? Тем, что мое появление придало ее желанию отомстить реальные очертания... До этого она злилась на Рона, как ребенок, и только когда видела его. Эта обида не застилала ей свет... А теперь она ничего не хочет замечать, кроме Замка на горе».
— Не надо вмешивать в это дело Нору, — попросила Кэтрин, почти не надеясь быть услышанной. — Рон испортил твое детство...
Николь издала язвительный смешок:
— Испортил!
— Уничтожил, — поправилась Кэтрин. — Но это не значит, что в отместку должна страдать его дочь.
— Нет? — насмешливо переспросила Николь. — Неужели не значит? Ты уже так привязалась к этой девочке?
— Она ни в чем не виновата!
Николь поморщилась и, оторвавшись от подоконника, прошлась по комнате, касаясь кончиками пальцев росших в горшках цветов.
— Да успокойся ты... Неужели ты думаешь, что я причиню этой девочке зло? Если помнишь, я как раз и хотела дать им с Маргарет свободу...
— Но они не хотят освобождаться от Рона! — воскликнула Кэтрин, потом сама усомнилась: — Ну, Маргарет, может, и хочет... Но только не Нора! Она любит отца.
— Ты уже говорила это, — напомнила Николь. — Знаешь, я ведь тоже любила своего.
Собравшись с мыслями, Кэт рассудительно проговорила:
— Насколько я успела понять, Маргарет — истеричка. Если они с девочкой останутся вдвоем, болезнь Норы не пройдет никогда. Да Маргарет и не хочет этого! Она делает все, чтобы видения Норы продолжались. Даже сад не хочет привести в порядок.
Николь прищурилась:
— Ты же сама взахлеб рассказывала, как тебе понравился этот сад.
— Да, но...
— Кэтрин! — голос подруги зазвучал требовательно. — Да? Что?
— Ты, случаем, не влюбилась в Рона Коллиза?
Кэтрин ужаснулась:
— Я?! Да как ты могла подумать?
— Слишком уж горячо ты защищаешь этого мужчину...
— Неправда! Я не его защищаю, а Нору. Она ведь действительно ни в чем не виновата.
Николь согласно кивнула:
— Я тоже не хочу, чтобы эта девочка страдала. Но я не хочу и того, чтобы она выросла такой, как он.
«Веселым, щедрым и улыбчивым? — мелькнуло у Кэтрин в мыслях, когда она представила лицо Рона Коллиза. — И красивым... Нет. Нельзя так думать о нем! Этим я уже предаю Николь».
— О чем ты сейчас подумала? — быстро спросила подруга. — О ком?
— О... — Кэтрин запнулась и покраснела. — Я подумала о Майке. А что?
— У тебя глаза засветились... Когда ты так улыбаешься, Кэтрин, ты становишься очень красивой.
— Да что ты...
— Слушай, что я говорю! Я все-таки была любовницей художника, — добавила Николь с горечью. — Так что, если тебе захочется кого-то очаровать, ты чаще улыбайся. Вот так, как сейчас. Как будто про себя. Как Мона Лиза.
К щекам Кэтрин опять прилила кровь:
— Ну, ты сравнила...
— А что? Джоконда, насколько я знаю, была обычной женщиной. Эта рука, ее писавшая, оказалась волшебной. Наверное, она и не подозревала.
— Может быть, тот твой портрет, который написал Джастин, тоже останется в веках, — робко предположила Кэтрин.
Усмехнувшись, Николь подхватила:
— И правнук Рона Коллиза обольет его в Лувре серной кислотой...
— Ужас какой!
— Все лучше, чем меня...
Кэтрин горячо заверила:
— До этого не дойдет, что ты!
Перестав улыбаться, Николь произнесла печально:
— Ты еще не знаешь, на что способен этот человек. Дай Бог, чтобы самого страшного не случилось, но я-то знаю, что от него всего можно ожидать...
17
Он сам начал тот разговор, Кэтрин, наверное, не решилась бы. Подкараулив ее на спуске, Рон махнул рукой и, сев в машину, весело подмигнул:
— Прокатите?
— Почему бы нет? — сердце Кэтрин заколотилось где-то в горле.
Этот человек заставлял ее изнывать от чувства вины. Не перед ним, перед Николь. И все потому, что Кэтрин никак не могла до конца поверить в то, что за симпатичной, приветливой маской скрывается чудовище...
Женщина ругала себя на чем свет стоит: второй раз наступить на грабли может только полная идиотка! Ее муж ведь тоже казался всем замечательным и даже красивым парнем, многие были уверены, что Кэтрин незаслуженно повезло — ведь такая дурнушка...
Напоминая себе об этом каждые пять минут, Кэт все же так и не сумела до сих пор вызвать в душе антипатию к Рону Коллизу. И когда он сел в ее машину (ее?!), она безотчетно улыбнулась именно так, как советовала Николь.
— Могу поспорить, Николь отругала вас, — заявил мужчина, не скрывая, что все это забавляет его.
Кэтрин отозвалась сдержано:
— Она считает, что такой подарок компрометирует меня.
— И вы тоже так считаете?
— Тоже. И мы с вами уже говорили об этом. Не помните?
— Я помню все, что касается вас, — ответил Рон так серьезно, что ей захотелось поежиться, как от озноба.
Ей тотчас вспомнилось предостережение Николь, что он постарается очаровать ее, но почему-то захотелось поскорее его забыть. Просто выкинуть из головы! Иначе, разве можно слушать то, что Рон скажет дальше?
— Например, как вы пели в нашем саду, когда попали в него впервые...
— Так вы тоже это слышали? — Кэтрин покраснела. — Ужасно глупо, у меня ведь нет голоса.
— Зато у вас доброе сердце.
Она усмехнулась:
— Думаю, этого маловато, чтобы стать певицей!
— Верно. Но этого достаточно, чтобы сделать счастливыми тех, кто рядом.
Подумав о Николь, она уныло спросила:
— И кого же я по-вашему уже осчастливила?
— Своего сына.
— О! Надеюсь.
— Мою дочь.
Кэтрин просияла:
— Нору? Вы, правда, так считаете?
Рон кивнул:
— Она просто светится в последнее время. Давно я не видел ее такой...
— А мне кажется, я достаточно строга с ней.
— Ну, не без этого! Вы же все-таки ее учительница, а не подружка. Но ей хорошо с вами, Кэтрин. Лучше, чем с кем бы то ни было... Вы не трясетесь над ней, как я, и вы еще не махнули на нее рукой, как...
Он оборвал себя, но Кэтрин без труда продолжила: «Как ее мать». Гувернантке стало так жаль девочку, что она едва не развернула машину, чтобы вернуться и просто обнять Нору еще раз.
— То, что вы познакомили ее со своим сыном — это очень здорово, Кэтрин. Вы продемонстрировали нашей девочке, что доверяете ей самое дорогое. А, значит, ставите ее на один уровень с собой.
— Разве может быть иначе?
— Да, но до сих пор все относились к Норе, как к слегка чокнутой, и она сама уже начала думать о себе также...
— Но вы же не считаете дочь чокнутой!
Темные брови мужчины сошлись на переносице:
— Я ведь не отдал ее в школу, Кэтрин. И она поняла — почему... Я виноват перед моей девочкой не меньше, чем остальные. А, может, и больше, ведь это я произвел ее на свет... такой.