— Не навестить ли нам Габриэль? — спросила я однажды во время нашей прогулки верхом.
— Пожалуй…
— Однако, если вы не горите желанием, я поеду одна.
Женевьева пожала плечами, но продолжала ехать рядом со мной.
— У нее скоро родится ребенок, — сказала она.
— И они с мужем будут очень счастливы, — ответила я.
— Но он вроде бы собирается появиться на свет раньше, чем положено, и все судачат по этому поводу.
— Все?! Ну, не преувеличивайте. А почему вы не говорите по-английски?
— Я устала говорить по-английски. Это такой трудный язык. — Девочка рассмеялась: — Очень удобный брак. Так говорят, я сама слышала.
— Все браки должны быть удобными.
Женевьева снова рассмеялась, потом сказала:
— До свидания, мадемуазель. Я не еду. Боюсь огорчить вас, если вдруг скажу что-то не очень деликатное…
Она пришпорила лошадь и повернула обратно. Я хотела было последовать за ней, потому что ей не разрешали ездить одной за пределами замка. Но она намного опередила меня и уже скрылась в маленькой роще.
Минуту спустя я услышала выстрел.
— Женевьева! — закричала я. Пустив лошадь галопом и подскакав к роще, я услышала ее стенания и снова закричала: — Женевьева, где вы? Что случилось?
Она всхлипывала где-то совсем рядом:
— О, мадемуазель… мадемуазель…
Я поскакала на звуки ее голоса и вскоре наткнулась на Женевьеву. Она лежала в траве, а ее лошадь покорно стояла рядом.
— Что случилось? — начала было я и вдруг увидела распростертого на земле графа и лежавшую рядом с ним лошадь. На его костюме для верховой езды проступали пятна крови.
— Его… его… убили, — произнесла Женевьева заплетающимся языком.
Я рванулась вперед и опустилась на колени рядом с лежащим графом. И тут меня охватил жуткий страх.
— Женевьева, быстро поезжайте за помощью. Ближе всего — Сен-Вайян. Пошлите кого-нибудь за доктором.
Следующие несколько минут прошли для меня как в тумане. Я слышала удаляющийся звук копыт лошади, на которой уехала Женевьева.
— Лотэр, — шептала я, впервые произнося вслух его необычное имя. — Этого не может быть, я не переживу этого, я могу вынести все что угодно, только не вашу смерть!
Я смотрела на короткие густые ресницы. Тяжелые веки были опущены, лишая света его жизнь и… мою тоже. Я взяла его руку и испытала дикую радость, почувствовав, как бьется его пульс, правда, довольно слабо.
— Он не умер… — прошептала я. — О, благодарю тебя, Всевышний, благодарю тебя. — Рыдая, я вдруг почувствовала, как меня охватило безумное счастье.
Я расстегнула пуговицы на его жилете. Если ему попали в грудь, — в чем я до сего момента была абсолютно уверена, — я должна увидеть пулевое отверстие. Но я не обнаружила никакой раны.
И тут я вдруг поняла, что произошло. В него не попали. На нем была кровь его лошади, которая бездыханно лежала рядом.
Я сняла свой жакет и, свернув его, подложила ему под голову. Мне показалось, что его смертельно бледное лицо начинает постепенно приобретать розовый оттенок и наконец чуть-чуть дрогнули веки. И тут я услышала свой голос:
— Он жив… жив… Благодарю тебя, Господи.
Я молилась, чтобы скорее подоспела помощь. Стоя на коленях, я неотрывно смотрела на его лицо, а губы еле слышно шептали молитву.
И вот тяжелые веки дрогнули, медленно поднялись, и наши глаза встретились. Я увидела слабую улыбку на его губах и невольно подалась вперед. Я чувствовала, как дрожат мои губы, — напряжение последних минут было невыносимым. Безумный страх сменился неожиданной, но пока еще очень слабой надеждой.
— Все будет в порядке, — прошептала я. Он закрыл глаза, а я продолжала стоять на коленях, ожидая помощи.
8
Граф отделался легким сотрясением и ушибами. В течение нескольких дней в замке, на виноградниках и в городке только и говорили об этом происшествии. Было проведено расследование, но обнаружить, кто стрелял в графа, так и не удалось, ибо в окрестностях нашлись бы сотни ружей, из которых могла быть выпущена эта пуля. Граф почти ничего не помнил. Единственное, что запечатлелось в его памяти: он скакал по роще, нагнулся, чтобы его не хлестнула по лицу ветка дерева… и он очнулся уже на носилках.
Все были уверены в том, что необходимость нагнуться спасла ему жизнь: пуля срикошетила от дерева и попала в голову лошади. Все произошло в одно мгновение — лошадь упала, а граф от удара о землю потерял сознание.
Все последующие дни я была на седьмом небе от счастья. Я знала, что графу нездоровится, но самое главное — он был жив.
Поскольку я всегда обладала здравым смыслом, то даже в эти дни, когда испытывала блаженное облегчение, не переставала размышлять о том, что же сулит нам будущее. Как я могла допустить, чтобы этот человек стал для меня столь необходимым? Сам он вряд ли проявлял ко мне такой же интерес, но если бы и проявил, то при его репутации всякая благоразумная женщина должна бы избегать его. А разве я не гордилась тем, что всегда была благоразумной женщиной?..
Я направилась в кондитерскую, расположенную на базарной площади, куда часто заходила во время своих послеобеденных прогулок выпить чашку кофе. Мадам Латьер, владелица кафе, поприветствовала меня и сразу же завела разговор на волнующую всех тему:
— Это просто счастье, мадемуазель. Я слышала, что месье граф почти не пострадал. Ангел-хранитель в тот день не оставил его.
— Да, ему очень повезло.
— Оказывается, наши леса не так уж безопасны. И никто не смог найти преступника?
Я покачала головой.
— Я велела своему Латьеру больше не ездить верхом по этим лесам. Мне совсем не хочется увидеть его на носилках. Хотя мой муж хороший человек и у него нет врагов в наших местах.
Я помешивала кофе, чувствуя себя не в своей тарелке. Хозяйка кондитерской рассеянно смахнула со скатерти крошки.
— Ах, господин граф. Он такой обходительный. Мой дедушка часто рассказывал о графе де ла Тале тех времен. Ни одна девушка в округе не могла чувствовать себя в безопасности… но если случалась… беда, он всегда подыскивал для девушки мужа, и, поверьте мне, никто никогда не страдал от этого. Поэтому у нас говорят, что здесь, в Гайяре, часто можно встретить людей, внешне похожих на обитателей замка. Такова уж природа человека.
— Как изменились виноградники за последние недели, — сказала я, желая переменить тему. — Мне сказали, что, если погода и дальше будет теплой и солнечной, урожай выдастся хорошим.
— Хороший урожай! — Она рассмеялась. — Компенсация господину графу за то, что с ним случилось в лесу, не так ли?
— Я надеюсь.
— А не считаете ли вы, мадемуазель, что все это было предупреждением? Ручаюсь, что некоторое время он не будет ездить верхом по этим лесам.
— Вероятно, нет, — выдавила я из себя и, допив кофе, поднялась.
— До свидания, мадемуазель, — разочарованно протянула мадам Латьер, она рассчитывала посплетничать со мной подольше.
На следующий день я не могла устоять перед соблазном проведать Габриэль. Она очень изменилась с тех пор, как я видела ее во время своего предыдущего визита. Выглядела какой-то взвинченной, но, когда я похвалила ее новый дом, который действительно выглядел очаровательным, осталась очень довольна.
— Все устроилось лучше, чем я смела надеяться, — сказала Габриэль.
— А как вы себя чувствуете? Все в порядке?
— Да, я встречалась с мадам Карре. Вы знаете, это местная акушерка. Она мною довольна, и теперь осталось только ждать. Мама, то есть мать Жака, всегда здесь и очень добра ко мне.
— Кого вы хотите — девочку или мальчика?
— Наверное, мальчика. Все предпочитают, чтобы первым родился мальчик.
Я представила себе, как он будет играть в саду — эдакий маленький крепыш. Интересно, проявятся ли у и него фамильные черты обитателей замка?
— А Жак?
Ее щеки залились румянцем.
— Он… он просто счастлив… очень счастлив.