Он тоже.

Значит, так. Сейчас домой, переодеться — и к Серэне. Без звонка. В виде сюрприза. В машину — и за город, туда, к «их» местечку. И весь день на пляже, хотя купальный сезон вроде бы кончился. Для всех. Не для них. Они молоды, здоровы, они спортсмены и будут плавать, бродить, а потом проведут ночь в комнатке их маленького отеля.

Просто утром придется встать пораньше, успеть отвезти домой Серэну и самому поспеть к десяти часам к «дому свиданий», где его будет ждать шофер. Остальных они подберут позже.

Кар попросил высадить его в сотне метров от дома (мало ли что бывает!).

Покинув машину и подождав, пока она скроется за углом, Кар заторопился. Он легко взбежал на свой третий этаж, па ходу доставая ключи.

И уже собирался вставить ключ в замок, когда увидел торчащую в замке бумажную трубочку. Кар нахмурился — что бы это могло значить, может быть, Серэна куда-то уехала? Но куда?

Торопливо открыв дверь, он развернул бумажку.

«Как только вернешься, немедленно позвони мне. И никому больше. Эдуард».

Слово «никому» было подчеркнуто.

Кар сразу же бросился к телефону, дрожащими пальцами набрал номер Серэны. Никто не отвечал. Еще, и еще, и еще. Ответа не было. Он набрал номер Эдуарда. Тот подошел сразу.

— Что случилось? — хриплым голосом спросил Кар.

— Приезжай, — только и сказал Эдуард, — разговор не для телефона. Жду.

— Где Серэна? — закричал Кар.

— Жду. Не задерживайся, — был ответ. Раздался щелчок отбоя.

Еще минуту Кар стоял с безмолвной трубкой в руке. Что-то холодное сдавило ему затылок. Стало трудно дышать.

Он пришел в себя, бросился к двери, побежал в гараж. К счастью, бак был полон, и вскоре он уже мчался к Эдуарду.

«Что могло случиться? — Мысли метались в голове. — Где Серэна? Не могла же она мне изменить! Это невозможно! Куда она уехала? Она наверняка оставила бы записку. Она, а не Эдуард. Может, ее снова арестовали? Да, да! Теперь все ясно, они таки добрались до нее. Вызывали, вызывали и в конце концов арестовали. Он неделю был оторван от мира, ни газет, ни радио, ни телевидения. Наверное, снова подняли дело, может быть, передали в суд. И Серэну вызвали свидетелем. Нет, если б она была свидетелем, ее бы не задержали в полиции. Она обвиняемая! Наверняка обвиняемая! А может, это он все выдумал? Надо взять себя в руки. Взять себя в руки, успокоиться. Мужчина он, в конце концов, или не мужчина! Солдат или не солдат!»

Он подъехал к дому Эдуарда, вышел из машины. Вылезая, заметил на заднем сиденье маленький букет белых цветов, тот, что он набрал утром в парке для Серэны. Минуту поколебался — взять с собой? Потом захлопнул дверцу, запер и направился к подъезду. Все это он делал медленно. Он хотел доказать самому себе, что не волнуется, что спокоен, что причин спешить нет.

Эдуард ждал его на пороге открытой двери.

Он молча провел его в комнату, указал на диван. На столе стояла бутылка виски, столь необычная для этого дома.

Эдуард неумело распечатал бутылку, налил полный стакан, подвинул к Кару. Потом, не садясь, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

— Серэна умерла…

Кар не шевельнулся. Словно холодная волна накатила на него сзади, поднялась к голове, стала горячей, твердой, сжала клещами затылок, потом отпустила, оставив боль.

Он медленно, не глядя, нащупал стакан и залпом осушил его, обжигая гортань.

Эдуард не стал ждать вопросов.

— Она покончила с собой. Во вторник. Я искал тебя. Думал, ты сразу появишься. Это было в газетах. Не читал? — В тоне Эдуарда звучало удивление.

— Ее убили? — Кар не узнал собственного голоса.

— Нет, — помедлив, ответил Эдуард, — в прямом смысле — нет. Она бросилась с десятого этажа университетского корпуса. Было много свидетелей.

— Ее хотели опять арестовать? — почти шепотом спросил Кар.

— Наоборот, судя по тому, что писали газеты, обвинение с нее сняли и во время последнего вызова в полицию, накануне самоубийства, ей об этом сказали.

Так шел этот разговор. Кар говорил, еле шевеля губами, Эдуард — громко и зло. На кого он злился?

— Я расскажу тебе. — Эдуард поправил очки.

И он рассказал.

Судя по тому, что позднее писали газеты, Серэну в одиннадцать утра во вторник в очередной раз вызвали в полицию. Там ей сообщили, что прокуратура прекратила следствие по инциденту во время захода крейсера в город. Кстати, через два дня были выпущены на свободу и остальные арестованные по этому делу. Потом, покинув здание полицейского управления (судя по тому, что удалось установить Эдуарду), Серэна отправилась домой. И никуда не выходила до обеда. Затем куда-то уезжала на машине. Вернулась прямо в Университет, поднялась на десятый этаж университетского корпуса, постояла у окна и бросилась вниз…

Это было окно холла, где всегда много студентов, никто на нее особенного внимания не обращал. Поздоровался кто-то из знакомых, и все.

То, что случилось, оказалось для всех неожиданностью. Никто не успел помешать Серэне совершить ее страшный поступок.

Похороны состоялись в четверг. Пришли сотни студентов, все университетское начальство, очищенцы, члены многих других студенческих движений и организаций, просто горожане.

Неожиданно печальная церемония прошла спокойно, и стоявшим наготове полицейским вмешаться не пришлось. Хотя вначале в некоторых университетских газетах, в разговорах преобладало мнение, что Серэну затравили, оно было опровергнуто в официальном телеинтервью городского прокурора.

Он сообщил, что следствие было закончено еще несколько дней назад, и Серэну пригласили в Главное полицейское управление для того, чтобы объявить о закрытии дела, как, впрочем, и находившимся в заключении обвиняемым, только на два дня позже.

В этих условиях самоубийство Серэны становилось необъяснимым. Воинственно настроенные студенты, собиравшиеся устроить во время похорон демонстрацию, растерялись и в конечном счете отказались от своего намерения.

— Неужели ты не читал газет, не слушал радио? Или там, где ты был, ничего этого нет? — удивлялся Эдуард, внимательно глядя Кару в глаза. — Ведь об этом было не только в городской прессе, но и в центральной.

Кар молчал. Ему стало трудно дышать. Он снова налил стакан виски и выпил его.

— Где ее похоронили?

— На городском кладбище.

— Поехали. — Кар встал.

— А ничего?… — Эдуард кивнул в сторону наполовину опустевшей бутылки.

Кар не ответил, он медленно направился к двери, Эдуард последовал за ним.

Городское кладбище раскинулось на холме в южной части города. Здесь под сводами старых пальм высились простые кресты, белые надгробья, монументальные склепы и памятники. В центре стояла совсем дряхлая церковь.

По заросшим дорожкам никто не бродил.

Было тихо и хмуро в природе, осень подобралась совсем близко. Лишь листья пальм слегка покачивались под свежим ветром.

Они шли вдоль могильных рядов по песчаной дорожке.

В дальнем углу кладбища высился небольшой, покрытый увядшими цветами холм. Видна была простая белая плита — имя, год рождения, год смерти, рядом лежал флажок с эмблемой «Очищения».

Кар подошел и положил на плиту букетик белых цветов, что вез Серэне в подарок.

Они постояли. Потом Кар повернулся к своему спутнику.

— Ты оставь меня здесь. Я еще побуду. Я позвоню, — сказал он.

Эдуард кивнул, сжал Кару плечо и, не оглядываясь, пошел к выходу.

Кар стоял у могилы еще долго. Он никак не мог собраться с мыслями. Он чувствовал, как растет в нем отчаяние, как все рушится, как ускользает цель жизни, к которой он все это последнее время стремился, ради которой столько делал.

Как жить теперь?

Он не сразу заметил, как отчаяние постепенно уступает место ярости. Волна ярости захлестнула его с такой силой, что он застонал. Что ж, ярость — знакомое чувство, он не раз испытывал его «там», в бою. Но в бою! В разгар атаки, в момент рукопашной, когда рядом падал товарищ. То была ярость в дыму и крови. Кончался бой, и она уходила. И наступала пустота, и тоска, и неизменный вопрос — зачем все это, ради чего?