Впоследствии ученые нашли много доказательств, подтверждающих правдивость династического древа, составленного Пакалем и Кан-Баламом. В 1985 году Дэвид Стюарт идентифицировал именной иероглиф второго правителя династии. Этого человека исследователь назвал Каспером и выяснил, что тот взошел на трон в 435 году.

В конце 1950-х Генрих Берлин обнаружил конец «психопровода» на нижнем этаже Храма XVIII А, построенного в раннеклассический период. А следом Альберто Рус обнаружил лаз, ведущий в подвал храма. Его взору открылся склеп, напоминающий склеп Пакаля, но без саркофага. Здесь покоились останки молодого человека лет двадцати. Керамическая посуда, сложенная рядом, была датирована приблизительно 500-м г. н. э. Нефритовая маска, множество украшений и росписи на стенах склепа — все указывало на то, что усопший принадлежал знатному роду. Установить его личность пока не удалось, но похоронен он был как представитель высшего сословия: его скелет освободили от плоти и на кости нанесли слой киновари. Усопший находился в склепе не один: компанию ему составила женщина приблизительно 25 лет, причем в момент погребения молодого человека она была жива, что доказали криминалисты: отпечатки ее пальцев нашли почти на всех предметах, в том числе на штукатурке, которой она замазала входную дверь изнутри. Судя по всему, женщина навела в склепе порядок и улеглась рядом со скелетом в ожидании смерти — очевидно, она была одной из жен умершего.

Паленке. Рельеф на стене. Рис. Ф. Казервуда

Однако вернемся в эпоху рождения великого религиозного «реформатора» — Пакаля, а точнее, за четыре года до этого события — в 599 год. Власть над городом-государством принадлежала первой женщине-правителю Иш-Ио’ль-Ик’наль. В тот год город захватили враги, и один из членов династической фамилии (мы не знаем кто) был принесен в жертву. В текстах говорится о том, что «захватчики разграбили и осквернили храмы, многих жителей взяли в плен». Нападение произошло со стороны Калакмуля, и в последующие годы Паленке пережил еще несколько нападений Калакмуля, а также маленького города Помона, расположенного в 30 километрах восточнее Паленке. Николай Грубе считает, что это была обычная практика той эпохи: после столкновения крупных городов на поверженного противника налетали более мелкие города, которые были не прочь поживиться тем, что не унесли победители. В 603 году нападением на Паленке «похвастались» хроники Бонампака, а в 610 году, когда Пакалю исполнилось семь лет, город вновь подвергся нападению со стороны военного блока, объединившегося вокруг города Помона. Можно только представить, как маленького Пакаля его несчастная мать увела в густые джунгли к югу от растерзанного города.

Династическая история, поведанная Пакалем на стенах Храма надписей, выражена в хронологии катунов. Ситуацию тех лет он охарактеризовал в весьма необычной, нехарактерной для суховатых майяских текстов форме: «Потеряны боги, потеряны и цари». Такое подробное и эмоциональное описание событий тех лет обязано проблеме передачи династической власти: женщинам приходилось править городом, потому что мужчин убивали на полях битвы.

Решающий поворот событий произошел в 624 году. Как повествует монумент в Пьедрас-Неграс, воинам из этого города удалось пленить какого-то знатного человека из Паленке. Но после этого инцидента в течение целого столетия Паленке наслаждался тишиной и благоденствием. Зона влияния города значительно расширилась, хотя с юга и востока это влияние сдерживалось блоком городов Пьедрас-Неграс, Помона и Тонина; по другим направлениям Паленке продвинулся очень далеко. Иероглифический знак города стоит рядом с именными иероглифами правителей многих мест вплоть до Чьяпаса и даже Мексиканского залива. Около 650 года Паленке стал стабильным и успешным городом-царством, который больше не боялся своих врагов. Неудивительно, что наибольшая строительная активность Пакаля пришлась именно на эти годы.

А в 659 году хроники Паленке преподносят нам сюрприз — в одном из текстов встречается странная фраза: «Он пришел». Выяснилось, что речь шла о правителе Тикаля по имени Щит-Череп. Дело в том, что за два года до своего «пришествия» Щит-Череп, похоже, попросил в Паленке «политического убежища», так как Тикаль подвергся нападению со стороны Калакмуля. Ученые не сомневаются, что Тикаль и Паленке были дружественными городами, более того, вместе с Копаном они входили в альянс, в котором Тикаль главенствовал еще со времен своего союза с Теотиуаканом. В хрониках сообщается, что с прибытием Щита-Черепа Пакаль решился напасть на своего врага — Калакмуль и его союзников. Особенно досталось маленькому городку Помона: согласно письменам, Пакаль и Щит-Череп, захватив городок, «не пощадили никого».

Очевидно, что с появлением беглого союзного властителя начался период наивысшего расцвета Паленке как в военном, так и в культурно-религиозном плане. Сфера влияния государства расширялась, а при сыновьях Пакаля — Кан-Баламе и К’ан-Ой-Читаме, принявшем власть в 702 году, — достигла своего апогея.

Процедура ритуального обезглавливания пленных врагов. Фрагмент изображения на известняковом панно в городе Тонина. Мы видим идеал мужской красоты у древних майя: орлиный нос и покатый лоб. Предположительно показана казнь К’ан-Ой-Читама — правителя Паленке, попавшего в плен к воинам города Тонина

К’ан-Ой-Читам оказался неудачливым правителем: через девять лет после восшествия на престол, в 711 году, его взяли в плен воины городка Тонина и, продержав в плену несколько лет, принесли в жертву богам. И хотя в истории Паленке было еще много правителей, побед и построенных храмов, звезда города упорно катилась к закату; а начиная с IX в. всякие упоминания о Паленке прекратились.

Для исследователей, посвятивших себя изучению истории народа майя, последние десятилетия стали временем непрерывных открытий, и даже откровений. Проспавшие более тысячелетия цари майя, которые когда-то были для ученых абстрактными правителями «А» или «В» из погребения «номер такой-то», вдруг проснулись и заговорили. Благодаря чудесам дешифровального искусства статистические персонажи стали обретать имя, характер и свое место в истории; Америка узнала своих героев и обогатила свою персонализированную историю. История Месоамерики не сводится только к достижениям культуры и архитектуры, и соперничество между майяскими городами-государствами порой выливалось в военные конфликты, о чем поведали письмена, оставленные древним народом. А теперь попытаемся ответить на вопрос: как часто происходили эти конфликты и можно ли их назвать полномасштабными войнами?

Едва приступив к колонизации Юкатана, испанские конкистадоры столкнулись с майяскими воителями. К удивлению испанцев, сражаться им пришлось не с ордами «дикарей» с дубинками, а с вполне организованными, неплохо экипированными отрядами агрессивных и мотивированных воинов. В 1517 году, например, отряд Франсиско Эрнандеса де Кордобы столкнулся с войском майя. Татуированные и разукрашенные в боевую раскраску, с диким гиканьем, свистом и воплями, майя сначала осыпали незваных пришельцев острыми камнями и стрелами, а затем, перестроившись, пошли на испанцев врукопашную, используя копья, щиты и каменные ножи. Местные хроники повествуют, что буквально по всему Юкатану захватчики наталкивались на решительное сопротивление и несли ощутимые потери.

Испанские конкистадоры довольно быстро поняли, что имеют дело с народом воинственным, смелым и готовым себя защищать, что их военная тактика формировалась не одно столетие. Воины майя явно следовали традициям ведения боя, появившимся в горниле междоусобных конфликтов на протяжении многих лет, задолго до испанского вторжения. Много позже у Эрика Томпсона появилось убеждение, что воинственность майя «воспитали» агрессивные и влиятельные соседи, в частности, тольтеки; и, видимо, от них же на земли майя пришла кровавая традиция сакрального жертвоприношения плененных врагов. Но теперь мы знаем, что милитаризм в майяском обществе расцвел пышным цветом еще в классическую эпоху, а ритуальные кровопускания и вовсе составляли существенную сторону религиозной жизни майя. Таким образом, представление об этом народе как о тотально миролюбивом и солидарном обществе отвергнуто в последние десятилетия напрочь.