Изменить стиль страницы

С этими словами он сделал нам знак следовать за ним. Не в силах сдержать слезы, Маргарет отвернулась. Я направился было к ней, но она показала жестом, чтобы я не подходил, и прошептала:

— Нет, нет! Идите с остальными, вы можете быть нужны отцу. О! Это ужасно! Царица его так любила!..

Из-под пальцев, которыми она закрывала глаза, потекли слезы.

На кухне уже были приготовлены дрова. Мистер Трелони поднес к ним спичку. Через несколько секунд огонь охватил дерево и вверх взметнулись языки пламени. Когда огонь достаточно разгорелся, он бросил в него тело кота. Несколько секунд оно лежало темной массой посреди огня, и помещение наполнилось запахом паленой шерсти. Потом иссушенная плоть вспыхнула. Легко воспламеняющиеся вещества, которые использовались для бальзамирования, добавили огню силы, и пламя заревело. Несколько минут буйства огня, и мы вздохнули спокойно. Духа-хранителя царицы Теры больше не существовало!

Вернувшись в пещеру, мы увидели Маргарет, сидевшую в темноте. Она выключила электричество, и лишь слабый вечерний свет пробивался через узкие щели в стенах. Ее отец поспешил к ней и нежно обнял. Она склонила голову на его плечо и, кажется, успокоилась. Через минуту она обратилась ко мне:

— Малькольм, включите свет!

Я выполнил ее просьбу. Теперь стало видно, что пока нас не было, она плакала, но ее глаза уже успели высохнуть. Отец тоже это заметил и был рад. Строгим голосом он обратился к нам:

— Теперь нужно сделать самое главное. Нельзя ничего оставлять на последнюю минуту!

Маргарет, кажется, начала подозревать, что имеет в виду ее отец, потому что еле слышно спросила:

— Что вы теперь собираетесь сделать?

Мистер Трелони, похоже, тоже догадался, что она сейчас чувствует, и тихо ответил:

— Снять бинты с мумии царицы Теры!

Она поднесла свое лицо близко к нему и умоляюще прошептала:

— Отец, вы не сделаете этого! Вы же мужчины… И при дневном свете!

— Но почему, дорогая?

— Отец, подумайте, она ведь женщина! Одна! В таком месте! А вы хотите так поступить с ней! О, это просто жестоко! Жестоко!

Было видно, как она взволнована. Ее щеки горели огнем, а глаза наполнились слезами от возмущения. Отец не мог остаться равнодушным к переживаниям дочери; чтобы уменьшить боль, он обнял ее крепче и погладил по голове. Я решил выйти, но мистер Трелони сделал мне знак остаться. Мне показалось, что он хотел утешить дочь и, как большинство мужчин, не прочь был переложить этот труд на другого. Однако он начал с того, что воззвал к здравому смыслу:

— Не женщина, дорогая, мумия! Она мертва уже почти пять тысяч лет!

— Это ничего не меняет! Пол не зависит от количества лет! Женщина остается женщиной и после пяти тысяч веков! Вы же хотите, чтобы она проснулась! Если можно проснуться, значит, это не настоящая смерть! Вы же сами заставили меня поверить, что она оживет, когда откроется ларец!

— Это верно, моя дорогая, и я сам в это верю! Но если все это время она не была мертва, то находилась в состоянии, чрезвычайно напоминающем смерть. К тому же, вспомни, ее бальзамировали именно мужчины. Дорогая моя, в Древнем Египте не знали о равноправии полов, там не было женщин-врачей! И, кроме того, — продолжил он более спокойным голосом, видя, что она если и не соглашалась, то, по крайней мере, не возражала против его доводов, — все мы привычны к подобным вещам. Корбек и я раскрывали сотни мумий, и среди них женщин было не меньше, чем мужчин. Доктор Винчестер имел дело со столькими мужчинами и женщинами, что уже и не думает о разнице. Даже Росс, работая адвокатом…

Вдруг он замолчал.

— Вы тоже собирались в этом участвовать? — негодующе обратилась она ко мне.

Я не ответил. Мне показалось, что сейчас лучше промолчать, а мистер Трелони поспешно продолжил, и я заметил, что он обрадовался внезапной паузе, потому что упоминание об обязанностях адвоката сейчас было довольно сомнительным аргументом.

— Дитя мое, ты и. сама будешь рядом с нами. Разве мы стали бы делать что-нибудь, что могло бы навредить или обидеть тебя? Ну же! Будь благоразумной! Мы занимаемся этим не ради удовольствия! Мы серьезные люди, занятые важным делом, которое может приоткрыть тайны мудрости древних и бесконечно увеличить знания человечества, заставить взглянуть на мир по-новому. Этот эксперимент, — его голос набирал силу, — может закончиться смертью любого из нас… всех нас! Мы же помним, какие ужасные вещи происходили раньше, и знаем, что и нас могут ожидать страшные опасности, и возможно, никто из присутствующих здесь уже никогда снова не увидит солнечный свет. Поверь, дитя мое, никто из нас не будет совершать необдуманных поступков, мы все очень ответственно относимся к этому делу. К тому же, что бы ни чувствовала ты или кто-либо из нас, для успешного завершения дела необходимо раскрыть ее. Я уверен, что в любом случае потребуется снять бинты еще до того, как она из трупа, наделенного духом и астральным телом, превратится в живого человека. Если все ее инструкции будут выполнены, а в момент воскресения на ней останутся бинты, ее саркофаг станет для нее могилой и она может умереть, как умирает погребенный заживо! Но сейчас, когда она добровольно отказалась от своей астральной силы, мы не должны испытывать никаких сомнений.

Лицо Маргарет прояснилось.

— Хорошо, отец! — сказала она, поцеловав его. — Но все равно, все это ужасное унижение царицы… женщины.

Я направился к лестнице, когда она окликнула меня:

— Куда вы?

Я вернулся к ней и взял ее за руку.

— Я приду, когда бинты будут сняты!

Она внимательно посмотрела на меня. Ее губы тронула улыбка, когда она сказала:

— Может, вам тоже стоит остаться? Вам как адвокату это, пожалуй пригодится!

Когда ее глаза встретились с моими, она уже широко улыбалась, но через секунду ее лицо сделалось серьезным и побледнело. Едва слышным голосом она произнесла:

— Отец прав! Это очень опасное дело, нельзя относиться к этому несерьезно. Но все равно… нет, именно по этой причине вам лучше быть там, Малькольм! В будущем вы будете жалеть, если сегодня ночью не останетесь со всеми!

От ее слов сердце замерло у меня в груди, но я ничего не сказал. Страх уже и так заполнил этот дом.

В это время мистер Трелони с помощью мистера Корбека и доктора Винчестера уже снял крышку каменного саркофага, в котором лежала мумия царицы. Она была очень большой. Длина и ширина мумии казались невероятными. К тому же она была такой тяжелой, что даже нам, четверым мужчинам, с трудом удалось приподнять ее, чтобы вынуть из саркофага. Следуя указаниям мистера Трелони, мы положили ее на специально подготовленный стол.

Тогда (и это был единственный раз) меня охватил настоящий ужас. Там, освещенное ярким светом, перед нами лежало материальное воплощение смерти, отвратительное и удивительно реальное. Верхние бинты, изодранные и ветхие, в некоторых местах потемнели от пыли, а кое-где, истершись, стали светлыми. Они выглядели измятыми как будто от неаккуратного обращения. Их неровные края походили на бахрому. Рисунки на них сохранились не полностью, лак потрескался. Невероятные размеры фигуры объяснялись тем, что бинты были намотаны в много слоев. Но под всем этим проглядывало человеческое тело, которое казалось еще более жутким оттого, что было скрыто от глаз. Перед нами была сама смерть, и ничто другое. Романтика ушла, фантазий не осталось. Двое старших мужчин, которым уже не раз приходилось заниматься подобной работой, не теряли самообладания, а доктор Винчестер, кажется, старался воспринимать происходящее с профессиональной точки зрения, как будто находился у операционного стола. Но я был подавлен и жалок. К тому же мне было стыдно, и мне не давала покоя мертвенная бледность Маргарет.

Наконец мы приступили к работе. Опыт с кошачьей мумией немного подготовил меня, но на этот раз работы было больше, и она требовала несоизмеримо большего внимания. Еще одним отличием было то, что вдобавок к постоянному ощущению присутствия смерти невозможно было забыть, что мы имеем дело с человеческим телом, и это требовало к себе особого отношения. Для бальзамирования кота применялись более грубые материалы и вещества, но здесь, когда были сняты верхние бинты, стало видно, что все сделано намного тщательнее и аккуратнее. Похоже, использовались только лучшие смолы и ароматические вещества. Впрочем, общее впечатление от процесса было точно таким же, как и в первый раз: то же облако рыжей пыли, тот же резкий запах битума, тот же отвратительный звук рвущихся бинтов. А их было несметное количество. С каждым снятым слоем мое волнение все возрастало. Сам я не принимал непосредственного участия в этом процессе. Маргарет посмотрела на меня благодарно, когда я отступил от стола. Мы взялись за руки и крепко сжали их. Каждый последующий слой бинтов был изготовлен из более дорогого материала; по мере их снятия запах все меньше напоминал битум и становился все острее. Это, по-моему, каким-то образом подействовало на всех нас, но не помешало заниматься делом; работа не прерывалась. На некоторых из нижних бинтов были символы или рисунки. Некоторые из них были выполнены бледно-зеленой краской, а некоторые — раскрашены в разные цвета, но основным цветом был зеленый. Мистер Трелони и мистер Корбек то и дело обращали наше внимание на какой-нибудь особо примечательный рисунок, прежде чем положить очередной кусок ткани на груду, выросшую уже до невероятных размеров.