Так как всем было известно, что леди Уинстей просит выступать на своих вечерах только самых талантливых исполнителей, сплетники были поражены и акции Гарриет поднялись еще на один пункт.

Когда Ферди захотел пригласить Гарриет во второй раз, ему пришлось с трудом пробиваться к ней. Это было совсем неудивительно, так как готовность улыбаться и отсутствие жеманности отличали ее от робких и благовоспитанных молодых девиц, столь часто посещающих Алмак. Как только поклонники, окружившие ее, поняли, что к ней пробивается Ферди, они расступились, давая проход своему большому и сильному другу.

— О, Ферди, — прошептала Гарриет, с сияющими глазами выходя танцевать, — здесь намного веселее, чем рассказывали сестры. Не понимаю, почему они так настойчиво уверяли меня, что здесь будет плохо. Я в восторге. Конечно, всем этим я обязана вам, — заключила она простодушно. Ферди ощутил беспокойство, пока она не добавила: — Если бы вы не пригласили меня на первый танец, сомневаюсь, что так много джентльменов пригласило бы меня.

Он успокоился и с удовольствием танцевал шотландский рил. После этого он проводил Гарриет в буфет, где захотел узнать ее мнение о гостях бала.

Однако Гарриет никого не выделила — она просто наслаждалась обществом такого множества приятных господ.

— Я совершенно ничего не понимаю, — пожаловалась ее мать по дороге домой. — Ни у Виктории, ни у Корали не было так много партнеров, как у тебя в самый первый выход в Алмак, а ведь они бесподобны. Вкус джентльменов, должно быть, изменился за прошлый год.

То, что этими словами она обнаружила свое пристрастие к старшим дочерям, столь похожим на нее внешностью и характером, осталось для нее незамеченным.

— Будьте благодарны мистеру Эндрюсу и его милым сестрам. Я многим обязана им, — скромно заметила Гарриет. — Я предвкушаю, как буду петь на музыкальном вечере у Эммы завтра, нет, сегодня, ведь уже так поздно, да?

— Ты должна петь? Я надеюсь, ты избавишь меня от необходимости сопровождать тебя. У меня всегда разыгрывается головная боль на таких вечерах, — леди Мейн обиженно посмотрела на дочь.

Привыкнув к пренебрежению родных во всем, Гарриет сообщила, что с ней будет леди Уинстей, и откинулась на подушки переживать заново успех своего первого появления в прославленном Алмаке. Очень возможно, что ее не отошлют к тете Кроскомб и не принудят к браку с мерзким лордом Помроем, если она сумеет привлечь внимание одного из джентльменов, встреченных сегодня на балу. Она не могла решить, кто понравился ей больше остальных. Ей следует спросить Ферди, потому что он наверняка знает.

Ферди был такой внимательный и предусмотрительный. Как, должно быть, завидовали ей другие девушки. То, что он ни с кем не танцевал, было непонятно ей, пока она не сообразила, что большинство этих созданий были крохотными и просто потерялись бы рядом с очень большим и несколько подавляющим Ферди. Если бы только они знали, какой чудесный и мягкий этот человек. Как он ей нравился — просто необыкновенно!

Для музыкального вечера Гарриет надела новое платье из белого блестящего шелка с зеленовато-серым оттенком. Маленькие пышные рукава были особенно красивы, а изящная вышивка белым шелком на роскошной ткани выглядела скромно, но восхитительно, как заявила Эмма, когда осмотрела Гарриет.

— Я подумала, что так как отделка в основном на лифе, то это платье подойдет для выступления, — объяснила Гарриет, поворачиваясь кругом. — Всегда приятно выступать, когда считаешь, что хорошо выглядишь, — радостно поведала она и повернулась поздороваться с сеньором Карвалло, седовласым смуглым джентльменом небольшого роста и довольно полным, но безукоризненно одетым. Он сразу подошел к фортепиано проверить его звучание и настройку. Казалось, он был удовлетворен.

Любители музыки из высшего общества неторопливо заполняли большую гостиную леди Уинстей, не обращая особого внимания на Гарриет. Устроившись на позолоченных стульях, они прослушали выступление арфистки. То, что она была необычайно искусна и исполняла любимые произведения, усиливало удовольствие.

Следующей должна была выступать талантливая Фелиция, леди Энтвисл, блестяще сыгравшая на фортепиано с мастерством профессионального музыканта.

После завершения ее скромной программы наступила очередь Гарриет. Хотя у нее сосало под ложечкой от волнения, она спокойно встала у фортепиано и, приготовившись, кивнула синьору Карвалло.

Чистые звуки ее красивого сопрано сразу завладели вниманием поклонников музыки. Первым она исполнила простое произведение Гайдна. По мнению Эммы никогда еще «Моя мама запретила мне завязывать волосы» не была лучше исполнена. Затем последовала «Я молча здесь горюю» из «Странника» на музыку Джорджианны, герцогини Девонширской, и слова Ричарда Бринсли Шеридана. Это произведение не принадлежало к любимым Эммы, но присутствующим оно нравилось, возможно из-за хорошего отношения к герцогине. Но Эмма признавала, что Гарриет спела безукоризненно. Два произведения Чарльза Дибдина — «Деревенские радости» и технически сложное «Прощание солдата» — завершали программу. Гарриет приготовилась вернуться на свое место под бурные аплодисменты.

Эмма поспешила к ней.

— Вы должны спеть еще одну песню, пожалуйста, дорогая Гарриет. Не разочаровывайте моих гостей, — попросила она с милой улыбкой.

Гарриет вопросительно обернулась к учителю.

— «Счастливое бегство», — тихо сказал он, назвав любимое произведение Дибдина. Он заиграл вступление, наступила тишина. Гарриет слегка сжала руки перед собой и подняла голову.

В конце комнаты Ферди гордо осматривал избранное общество людей с высочайшим музыкальным вкусом. Вызови он Гарриет Мейн из воздуха, он не мог бы сильнее ощущать себя ее создателем. Золотисто-рыжие локоны окаймляли лицо восхитительной миловидности, и никто не мог бы различить проклятые веснушки под пудрой, которую предложила Эмма.

Радостный голос Гарриет лился без видимых усилий, даря слушателям веселую песенку. Ферди решил, что мог бы получать удовольствие от музыкальных вечеров, будь они такого же ранга. После последней ноты тишина комнаты взорвалась шумными аплодисментами.

Закончив песню, Гарриет медленно, но решительно прошла мимо позолоченных стульев, занятых благодарными слушателями, которые требовали еще пения. Однако, отказавшись с вежливой решительностью петь еще, она пошла в конец комнаты с раскрасневшимся от похвал лицом.

То, что она была довольна восхищением, которое вызвало ее исполнение, было ясно Диане. Удовлетворенная усмешка мелькнула на ее лице, когда она увидела, как Гарриет здоровается с Ферди в дальнем конце гостиной. Гарриет просто светилась от восторга. Диана нашла бы еще один повод для удовлетворения, услышь она разговор между ними.

— Ферди, вы пришли, — Гарриет схватила его руку двумя руками. — Я так рада видеть вас, — добавила она с не свойственным для нее робким опусканием глаз.

— Я доволен, что пришел, могу сказать тебе об этом. Я и не представлял, чего бы лишился, пойди я вместо этого к «Уайсу». Ты пела чертовски хорошо, Гарриет.