Умоляю Ваше Величество соизволить перечитать проект, который я имел честь направить вам из Страсбурга. Сегодня, более чем когда-либо, я считаю, что он самый лучший и самый благотворный. Победы Вашего Величества делают его теперь легкоосуществимым. Он может хорошо примирить нас с тем, что я отправлял Вашему Величеству ранее, но я хотел бы вести дела с кем-то другим, а не с господином Штадионом[264]. Нужен человек, который пользуется доверием императора Германии. Мне хотелось бы, чтобы это был граф Кобенцль[265], который, как мне известно, склонен к союзу с Францией.

Я много раз видел господина Гаугвица[266]. Он получил известие о победе Вашего Величества с выражениями радости. Но он выдал мне секрет Берлинского двора, когда я объявил ему, что маршал Бернадотт должен был находиться на поле сражения. Корпус маршала Бернадотта их очень волновал. Они перевели в Силезию войска, которые до того стояли в Вестфалии. Я увидел по манере держать себя господина Гаугвица, что доминирующим чувством при их дворе является страх… Я буду счастлив, если Ваше Величество позволит мне договориться с этими людьми, я убежден, что это лучше любых других возможных гарантий обеспечит мир на континенте на века»[267].

За свои заслуги 5 июня 1806 года Талейран был одарен Наполеоном титулом князя Беневентского.

Отметим, что Беневенто (Benevento) — это итальянская провинция[268], долгое время принадлежавшая Ватикану, а в 1798 году завоеванная французами. Сначала она была уступлена Неаполю, затем Наполеон подарил ее Талейрану, получившему княжеский титул. Протесты папы при этом, естественно, в расчет приняты не были.

Одновременно с этим Талейран остался министром иностранных дел и одним из самых влиятельных людей в Европе. В самом деле, все, что происходило на внешнеполитической сцене, было отныне связано с именем Талейрана. Дело в том, что Наполеон вел бесконечные войны и они всегда завершались заключением соглашений, которые готовил и подписывал Талейран.

При этом, например, после блестящей победы под Аустерлицем именно Талейран, как следует из приведенного выше письма, настойчиво рекомендовал Наполеону примирение с Австрией. А потом он не одобрил жестокость условий заключенного 26 декабря 1805 года Пресбургского мира. Этот договор был ратифицирован 1 января 1806 года, и тогда он, с одной стороны, написал Наполеону:

Это день, когда французы, вернувшиеся к григорианскому календарю[269], словно вошли в новую эру[270].

С другой стороны, он в это же время полушутя-полусерьезно говорил: «Мне все время приходится вести переговоры не с Европой, а с Бонапартом!»[271]

Теперь попасть на прием к Талейрану было практически невозможно (так он был занят делами). Но и с Наполеоном его отношения начали меняться. В частности, он «начал делать Талейрану замечания, чего раньше никогда не случалось»[272].

Император и в самом деле вздумал руководить всем, даже тем, в чем не особенно разбирался.

Талейрану он раздраженно говорил:

— Что-то я не пойму, как вы работаете. Вы хотите все делать по-своему.

Собственно, так оно и было. Талейран знал, что нужно делать, а император теперь вдруг начал подозревать его якобы в слишком тесных контактах с некоторыми послами. Но разве не в этом состояли прямые обязанности министра иностранных дел?

Талейран продолжал льстить императору, но и его отношение к нему постепенно менялось. После того как Наполеон в 1806 году разгромил Пруссию, его министр вдруг заявил:

— Штыками можно добиться всего, кроме одного: на них нельзя сидеть.

Не был согласен Талейран и с введением Континентальной блокады, которая, по его мнению, наносила Франции не меньший ущерб, чем Англии, против которой она задумывалась. Многие товары (чай, кофе, сахар и т. д.) в стране исчезли, и это было на руку исключительно спекулянтам.

После победоносного сражения при Фридлан-де, имевшего место 14 июня 1807 года (в седьмую годовщину блестящей победы при Маренго), Талейран написал императору:

Сир!

Я узнал, наконец, некоторые подробности битвы при Фридланде; и я теперь имею достаточно оснований для того, чтобы занести ее в число величайших победу которые навечно войдут в историю. Однако я не стал бы рассматривать ее только лишь с точки зрения славы, я бы хотел видеть в ней предвестницу, гарантию мира, дарующую отдохновение, которое Ваше Величество может дать народам ценой стольких усилий, лишений и опасностей. Я бы хотел считать эту победу последней из тех, что Ваше Величество вынудили одержать. Этим-то она так дорога мне; ибо как бы она ни была красива, я должен признать, что она потеряет в моих глазах больше, чем я бы мог сказать, если Ваше Величество пойдет по пути новых сражений и будет подвергать себя опасностям, неизбежность которых меня особенно тревожит ввиду полного пренебрежения ими со стороны Вашего Величества[273].

Такой текст в подобных обстоятельствах выглядел явной дерзостью, несмотря на всю его вежливость и учтивость. Фактически, он означал одно: необходимо остановиться. И, естественно, он очень не понравился Наполеону, опьяненному очередной блистательной победой над противником.

Тем не менее практически всё, происходившее в мире в это время, было неразрывно связано с фигурой Талейрана. Многие события происходили по его воле или при непосредственном участии. Отдельной статьей проходили в деятельности министра русские дела, и, благодаря им, в июне 1807 года Талейран оказался в Тильзите, где Наполеон встретился с императором Александром для заключения мирного соглашения.

Оставаясь сторонником союза с Австрией, Талейран там честно выполнял поручения императора. В результате переговоры в Тильзите прошли успешно, и есть мнение, что «всю практическую работу с французской стороны вел Талейран»[274].

После этого Наполеон заявил, что между ним и Россией существует «прочная дружба» и что он имеет основания надеяться, что «союз будет постоянным»[275].

Подпись Талейрана стояла под двумя русско-французскими договорами: о мире и дружбе (с секретным разделом о присоединении России к Континентальной блокаде, направленной на изоляцию Англии) и о наступательно-оборонительном союзе. Оба они были помечены одной датой: 7 июля 1807 года.

Как известно, Талейран не только был сторонником союза с Австрией, но и серьезно опасался конфликтов с Англией. Тем не менее подписанные в Тильзите соглашения имели явную антианглийскую направленность. Как видим, уже в 1807 году «разрыв между убеждениями и действиями министра внешних сношений являлся несомненным»[276].

По идее, он должен был бы в знак протеста немедленно покинуть Тильзит, но он не хотел и не мог открыто ссориться с императором. Вернее, хотел, но пока не мог, ведь он был слишком умен и осторожен. И Талейран до последнего момента оставался в Тильзите, стараясь хоть как-то смягчить последствия заключенных с Россией соглашений. В частности, в Тильзите была значительно урезана территория разгромленной Пруссии, и Талейран вел переговоры с представителями прусского короля, для которого речь шла фактически о жизни и смерти его государства. Пруссия была представлена графом Августом Фридрихом Фердинандом фон Гольцем, посланником в Санкт-Петербурге, и генерал-фельдмаршалом Фридрихом фон Калькрейтом, стоявшим во главе прусских войск, оборонявших Данциг. Они не теряли надежды договориться с Талейраном. При этом Гольц писал в Вену: