Жизнь в усадьбе Турчаниновых текла как и в Саввинской слободе. Тихо, размеренно и скучновато. Без всякой охоты! И ничего такого трагического Весте ее интуиция не подсказывала, хотя любимый хозяин лежал пластом на кровати и мрачно сверлил взглядом потолок. Даже к завтраку и обеду не выходил.

Анна Турчанинова и, особенно, ее старшая дочь Варенька, явно влюбленная в Левитана, были противоположного мнения. Вечером Веста собственными ушами услышала, как Анна, склонившись над письмом, взволнованно шептала:

«Дорогой Антон Павлович! Умоляю, как только представиться возможность, приезжайте! Левитан совсем плох…»

Антон Чехов, как всегда, бросился вытаскивать друга из болота «мерихлюндии» и был поражен красотой старинного особняка с белыми колоннами и огромным заросшим садом. Красавица-хозяйка и ее милые дочери тоже не остались незамеченными. Впрочем, все это он подробно описал в «Доме с мезонином».

Главной его заботой был, разумеется, Левитан.

Веста, пристально наблюдала за странными манипуляциями доктора с какими-то лекарствами, вслушивалась в его тихие речи и не могла разгадать загадки. Каким таким волшебным способом он приводил в чувство ее любимого хозяина.

После визитов Чехова, к Левитану возвращалось его обычное самочувствие. «Болезни сердца», (заодно с «мерихлюндиями»!), куда-то испарялись. Художник опять становился веселым, бодрым и жизнерадостным.

Каким его Веста увидела в первый раз.

Дом Поленовых славился гостеприимством. По Москве ходили легенды о хлебосольстве и щедрости хозяев. Сам Василий Дмитриевич развлекал многочисленных гостей веселыми историями, которые с ним постоянно случались в поездках по Европе. Не отставала от него и хозяйка, Наталья Павловна. Будучи сама талантливой художницей и писательницей, она всегда умела поддержать разговор, легко разрешить любой спор об искусстве или политике. Отличная кулинарка, она своими разнообразными блюдами умела угодить любому гостю.

Левитана с Вестой торжественно пригласили на обед. В письменном виде. Они явились в строго назначенное время и были приняты самым радушным образом. Левитана усадили по правую руку от хозяина. Глаза его начали разбегаться от разнообразия блюд на столе. Весте отвели специальное место в углу гостиной около камина. Поставили перед ней вкуснейшее блюдо из цыплячьих потрохов. Наталья Павловна собственноручно повязала ей на шею салфетку. Веста была даже довольна, что она обедает отдельно от остальных гостей. Всегда злилась, если глазеют, когда она ест. Поглощение пищи, процесс интимный. И нечего поглядывать!

У Поленовых Веста чувствовала себя очень комфортно. С удовольствием бы осталась у них жить. Но Левитан был другого мнения. Наверняка, из-за сеансов «позирования». Василий Дмитриевич, после ухода Саврасова из Училища, взял под свое крыло Левитана. Стал вторым Учителем. Потому когда попросил Левитана позировал ему для новой картины, разумеется, тот не посмел отказаться. Хотя внутренне сопротивлялся. Перед сеансом Левитана обрядили в странные восточные одеяния. Нахлабучили на голову чалму и даже слегка подмазали лицо гримом. Получился самый натуральный «бедуин».

— Самый натуральный бедуин! — восторженно потирая руки, говорил Поленов. — И незачем ехать в пустыню!

Веста даже позавидовала!

Сама бы с удовольствием вырядилась «бедуином». Пару раз она даже вопросительно заглядывала в глаза жене Поленова, Наталье Павловне, но та, (надо отдать ей должное!), сразу поняв желание Весты, только, молча, прикладывала палец к губам.

Веста лежала на открытой террасе большого дома и медленно погружалась в утренний сон. С каждым днем сладостная дрема все плотнее окутывала ее своими ласковыми, нежными объятиями. На другом конце террасы хозяин писал очередную картину. Веста не заглядывала ему через плечо, (уже трудновато вставать на задние лапы, возраст не тот!), но знала, Левитан пишет «Март».

Март замечательный месяц. Таких всего два в году. Сентябрь и март. Март самый волнующий месяц в природе. Еще лежат синие сугробы и привычно поскрипывают полозья саней у крыльца соседнего дома. Но с крыш уже нависли длинные сосульки и с них мерно падают искрящиеся капли. Воздух свеж и чист.

Веста, не открывая глаз, глубоко вздыхает. По человечьим меркам ей уже далеко за семьдесят. Суставы ломит к непогоде, зрение уже не то, да и особенного желания куда-то бежать, как раньше, кого-то преследовать, насыщаться все новыми и новыми впечатлениями, запахами и звуками уже тоже нет.

Веста давно смирилась даже с запахом масляных красок. Если б он внезапно исчез, испарился, всерьез бы озаботилась. Любимый Левитан и этот запах, отдающий керосином, давно уже стали содержанием ее большой собачьей жизни.

Веста, щурясь от яркого мартовского солнца, вздыхает. Позади огромная, полная тревог и волнений, страданий и бурных всплесков ликующей радости собачья жизнь. Ей повезло, ничего не скажешь. Постоянно рядом, (ну, почти постоянно! Если выкинуть из памяти все его многочисленные отлучки), был любимый хозяин. Друг, товарищ, первая и единственная любовь.

Веста щурится от солнца и улыбается. Сытная еда, теплый дом, любимый хозяин. Что еще нужно охотничьей собаке, чтоб встретить старость.

В марте всегда возникает странное, обманное ощущение, будто все еще впереди. Все еще возможно, достижимо. Именно об этом во все горло кричат с каждой ветки ошалевшие от наступившей весны птицы.

Картина Левитана «Март» была единодушно принята любителями и знатоками, как явление в пейзажной живописи. Художнику, действительно, удалось невозможное. Передать ощущение надвигающейся радости, близких и волнующих перемен.

Той поздней осенью ученики московского Училища живописи, ваяния и зодчества наблюдали необычную картину. Во дворе Училища рабочие сгружали с повозок бочки с посаженными в них березами и елями, целые кусты, горы мхов, различных размеров пни и коряги, горы веток. Командовал разгрузкой недавно назначенный руководителем пейзажной мастерской профессор Исаак Ильич Левитан.

Ему всего тридцать девять лет, но выглядит он значительно старше. Почти старик. Все в Училище знают, Левитан серьезно болен.

Когда на следующий день ученики пейзажной мастерской переступили порог аудитории, их взорам предстала фантастическая картина. Они оказались в настоящем лесу.

— Проходите! Начнем занятия! — весело командовал профессор.

Ученики расставляли мольберты и в легком недоумении переглядывались. Такого в Училище еще не бывало.

— Мой учитель, великий Саврасов постоянно говорил: «Любите природу! Только в ней источник подлинного вдохновения!».

Профессор на секунду замолчал и провел ладонью по лицу, будто хотел смахнуть невидимую паутину. Ему на мгновение показалось, он слышит знакомый, веселый лай. Почудилось, прямо здесь в аудитории, из-за кустов вот-вот покажется знакомая, улыбающаяся морда.

— Продолжим занятия! — твердым голосом продолжил он. — У нас очень мало времени!

Левитан пережил свою красавицу, охотничью собаку Весту на два года. Он прожил всего сорок лет. Фантастически мало для человека. Катастрофически мало для художника. Но он успел главное. Он создал целую галерею невероятно талантливых полотен. Отныне само понятие «русский реалистический пейзаж» будет неразрывно связано с его именем. Левитан и «У омута». Левитан и «Над вечным покоем», Левитан и «Золотая осень»…

Еще долгие годы в окрестностях Бабкино, что под Новым Иерусалимом на реке Истра, и в полях Саввинской слободы, и в заливных лугах Старого Плеса, местные жители будут вспоминать необычную парочку. Длинноволосого, бородатого художника с двустволкой наперевес и его огненно-рыжую охотничью собаку.

В воспоминаниях местных жителей, они будут носиться по полям и лугам, обгоняя друг друга, и радостный лай будет сливаться в восторженном дуэте с веселыми криками художника…

Неожиданно художник остановится, сорвет с головы широкополую шляпу, высоко подбросит ее в воздух и, вскинув ружье, выпалит по ней из обоих стволов. От двух ударов дроби шляпа взмоет еще выше и полетит далеко-далеко.… Туда, где заливные луга уже вплотную подходят к самой реке…