Синело небо, и синел бесконечный океан. Прекрасное судно несло ее в будущее. Там у нее вырастут крылья!
Она сошла на берег в Плимуте, проехала через. Англию, на пару дней остановилась в Лондоне в «Савойе». Ее сразу узнали, но никто не задал ей ни одного вопроса. Оттуда она поехала в Амстердам, затем — в Клеве. У нее было чувство, что она должна попрощаться со всем, лежавшим позади. Она наняла автомобиль и медленно ехала по шоссе, ведущему к Войланду. Вышла, пошла пешком к знакомому холму. Но за два десятилетия деревья разрослись: замок отсюда уже не был виден. Тогда она пошла лесом. Точно вчера здесь гуляла — такой знакомой показалась ей дорога.
Навстречу, прямо через луга, ехал рысью какой-то всадник. Она быстро спряталась за ствол дуба. Кто бы это мог быть? Капитан фрегата, нынешний хозяин Войланда?
Послышался громкий зов. Всадник придержал свою лошадь, остановился и стал ждать. Из ольхового болота появился другой всадник и помчался легким галопом с соколом в руке. Эндри услышала его веселый смех: это был Ян — Ян в Войланде!
Дальше она не пошла. Не увидела ни парка, ни замкового рва, ни моста с бронзовыми оленями. Она повернула обратно на шоссе, нашла свой автомобиль и уехала.
Жребий брошен
Эндри Войланд написала кузену, что она в Европе и хотела бы его видеть. Получила телеграмму, откладывающую свидание, сначала из Вены, потом еще одну — из Праги. После этого. Ян написал, что ждет ее в Мюнхене. Однако на вокзале ее встретил не Ян, а Брискоу. Он доставил ее в отель. Эндри мало с ним говорила, так как была в дороге всю ночь, почти не спала и чувствовала себя усталой и расслабленной. Она прилегла и проспала часа два. Потом встала, позавтракала и велела передать мистеру Брискоу, что лишь вечером сможет с ним поговорить. Взяла экипаж, поехала в Нимфенбург, прошлась по парку. По возвращении она чувствовала себя очень освеженной. Медленно и старательно совершала свой туалет. Когда пришел бой с сообщением, что внизу ее ожидают господа, приказала, чтобы ее не беспокоили.
Затем снова постучали. В комнату вошел Ян.
— Приблудная Птичка, — воскликнул он, — что с тобой? Ты, значит, не больна? Ты заставила нас ждать целый день — меня и твоего американского жениха.
— Жениха? — спросила она.
— Ну, конечно, — усмехнулся он. — Ты же отлично знаешь — к чему эти секреты? Впрочем, ты должна была бы мне сказать это еще в Нью-Йорке. Тогда я избавился бы от этой гонки по Европе. С двадцатью врачами я вел переговоры и не знал, что все из-за тебя. Только теперь Брискоу мне разъяснил.
Она, не отвечая, полировала ногти. Он продолжал:
— Жаль, на самом деле, жаль! Я потратил много труда и охотно посмотрел бы, что выйдет. Конечно, так для тебя удобнее… Но скажи, Эндри, что ты рассказала Брискоу обо мне?
Она взглянула на него и ответила:
— Я сказала ему, что однажды была твоей любовницей.
Он прищелкнул языком и покрутил головой. Она хорошо видела, что это неприятно его задело.
— Н… да… — сказал он медленно. — необходимости в этом не было. Зачем всегда говорить правду?
— Тебе так неприятна эта правда? — спросила она.
— Нет, нет! — воскликнул он с горячностью. — Но это других не касается. А кроме того… У меня ощущение, будто я в чем-то перед тобой виноват. Ты ведь это знаешь.
— Да, это я знаю, — ответила Эндри.
— Вот видишь. Об этом не очень приятно вспоминать.
Он провел рукой по лбу, точно хотел стереть какие-то мысли. Вынул свой бумажник, открыл его и выложил на туалетный столик чек.
— Это я сегодня заработал, — продолжал он со смехом. — Брискоу воображает, что у меня есть на тебя притязания. Я пытался его разубедить — тщетно! Он настоял на том, чтобы выкупить тебя у меня. В конце концов я взял у него этот чек. Бог знает, на какую большую сумму. Я и не знал, Приблудная Птичка, сколько ты стоишь! Теперь, если ты выйдешь за Брискоу, тебе едва ли понадобятся эти деньги. Возьми их, однако, я ведь не могу оставить их себе.
Она подняла чек, поиграла им.
— Итак, ты меня продал, Ян? — сказала она медленно.
— Продал! — воскликнул он. — Разве можно продать то, что тебе не принадлежит?
Она минуту помолчала, затем сказала:
— Иди, Ян. Через четверть часа я буду внизу.
Он заходил, ворча что-то, взад и вперед по комнате.
В конце концов, открыл дверь и вышел.
Мужчины вскочили, когда она подошла к столу, и поклонились ей. Недовольство кузена, казалось, исчезло. Смеясь, он пошел ей навстречу, поцеловал руку.
— Ты очень бледна, Эндри, — воскликнул он, — выглядишь, ей-богу, как королева!
Это было ей приятно. Она знала, что его слова искренни, и чувствовала, что он прав.
Затем Брискоу взял ее руку. Его глаза сияли:
— Ваш кузен сказал правду, мисс Войланд.
Они уселись. Кельнер подал коктейли, и они чокнулись.
Брискоу говорил мало. Один Ян поддерживал беседу. Она смотрела на него — как молодо он выглядит, совсем как тогда в Войланде! Она едва прислушивалась к его словам. Думала о прошлом, о времени детства.
О том, как он выехал верхом на старой Лене и нашел Эндри у Люстербаха с ее гусями! Он называл ее, как и все, Приблудной Птичкой, утверждал, что ее нашли на капустной гряде среди жаб и лягушек и передали в полицию. Тотчас же он сочинил стишок на эту тему. Она и Катюша должны были выучить его наизусть. Эндри припомнила:
Раз, два, три! Полицией Найден маленький ребенок, Где же он пропадал? Никто не хочет этого знать. Как же его назвать? Приблудной Птичкой! Кто же будет стирать пеленки, Я или ты? Корова ли мельника?
Осел ли мельника? Это — ты!
И всегда ей выпадало быть «ослом мельника», веселым, готовым все нести, что только кузен на него ни наложит. Иногда она получала сахар, иногда он ласкал ее. Но чаще на ее долю выпадали затрещины и тумаки, брань и насмешки, как и подобает доброму ослу. Не прошло и трех часов после их знакомства, как он ее спросил:
— Скажи-ка, Приблудная Птичка, а ты не пачкаешь в комнате?
Большой ангорский кот прошел через столовую, потеребил мех на ее платье и привстал, прося. Она дала ему кусочек мяса. В это время Ян рассказывал о Мексике и нефтяных полях Брискоу.
Эндри не прислушивалась к разговору. Она думала о кошках в Войланде. Многих, одичавших на полях, она застрелила из подаренного Яном ружья. По три марки платила бабушка за каждую. Шкуры получал кучер Юпп, Старая Гриетт, ключница, шила ему из них куртку. Помогает от ломоты — утверждал он.
Однажды Ян, приехав на Троицу, заявил, что надо соорудить кошачий орган. Люди раньше уже пытались это устроить, но у них ничего не вышло, и великая идея забылась. Если теперь удастся, то получится прекрасный музыкальный инструмент. С ним можно будет объехать весь свет и заработать страшно много денег.
Стременной Питтье должен был дать мешки, дворецкий, длинный Клаас, — валерьянки для заманивания кошек. Ян построил ловушку, и ни одна кошка соседнего крестьянина не могла устоять от искушения. Каждое утро находили парочку в ловушке с валерьяной.
— Смотри, Приблудная Птичка, как они торопятся, — смеялся Ян, — все желают участвовать в кошачьем органе.
Он отправился к бабушке и попросил сыграть и написать ему буквами ноты и слова «Largo» Генделя.
Бабушка с большим трудом поняла, что ему надо. Достала оперу Генделя «Ксеркс», выписала арию и слова. Но Ян переделал их по-своему:
Какой прелестный звук, Восхитительней, Чище, утешительней Нежного мяуканья!
— Это мы должны выучить, — заявил Ян Эндри и Катюше и заставил их разучивать мелодию «Largo» и свои слова. Он построил ящик на ножках с проволочной решеткой. Туда заперли кошек, привязав каждую так, чтобы хвост торчал наружу. Руки и Яна, и Эндри, и Катюши были исцарапаны и изодраны. Ян изготовил заманчивую афишу.
«В первый раз в мире!!! Знаменитый кошачий орган! Под управлением дирижера Яна Олислягерса при участии Юппа, Приблудной Птички и Катюши.» Все коты и кошки получили имена, которые тоже фигурировали на афише. Театр устроили в сарае. С бабушки взяли за вход 10 марок, прислуга платила по пять пфеннигов.