Изменить стиль страницы

— Я хочу поговорить о Юриль Веран, той девушке, которую я вчера к вам приводил, — он «поднял» глаза и прямо посмотрел на своего господина.

— Поступила какая-то новая информация?

— Нет, — ему стало неуютно. Еще НИКОГДА он не собирался обсуждать приказы.

— Она хотела что-то кому-то передать? — одна бровь вопросительно поднялась.

— Нет, — снова ответил он, мысленно глубоко вздохнув, как перед прыжком в пропасть.

— Тогда что же? — обе брови поднялись, показывая удивление собеседника.

— Я… — он подавил дрожь в голосе, — я хотел понять, почему наказание для девушки было настолько строгим? Она же…

— Ты смеешь перечить мне? — правитель гневно посмотрел на своего главнокомандующего.

— Но она просто мечтательный ребенок, — в отчаянии почти на грани звука ответит он.

— Ты смеешь нарушать мои приказы? — громкий холодный голос, заставил его захлебнуться словами и четко ответить:

— Нет, повелитель!

— Ты повинуешься мне?

— Да, повелитель!

— Ты заставил сомневаться в себе, своими словами, — уже обычным голосом ответил правитель, — но я даю тебе шанс. Казнь переноситься на рассвет завтрашнего дня и будет происходить на малой площади в присутствии всех посвященных. И палачом будешь ты.

Ему показалось, что земля ушла у него из-под ног. Убить. Не ради самозащиты, не за дело. Забрать жизнь у того, кто больше всего на неё имел прав! Стать убийцей. Переступить через единственное, что являлось для него ценностью — принципы и мировоззрение, по которым он жил даже когда в душе поселялась всепоглощающая пустота, даже когда не понимал, а зачем он все-таки живет. Ему захотелось первый раз, за те четыреста лет, которые он помнил, закричать от отчаяния. Бить о стену кулаком, сбивая руку до кровавого месива, воя, как волк на луну. Упасть на колени, умоляя: «Не надо». Но привычка… заставила лишь выдать четкое:

— Да, повелитель!

* * *

Я не знала, сколько я проспала. Не знала даже какое время суток. Я просто проснулась и спокойно констатировала мое местоположение. Надо было что-то делать. Хоть что-то. Не идти же на плаху, как овца на убой. Хоть гордо поднятую голову надо обеспечить. Это, как минимум. Я встала (с трудом, каменный пол — это вам не мягкая перина), и спокойно подошла к двери. Постучала в неё, пытаясь таким образом призвать внимание Стражников. То что они там были не вызывало сомнений — приказы своего Правителя Стражи выполняли неукоснительно.

— Извините, можно вам задать вопрос? — тихо, но довольно четко спросила у них.

— Спрашивайте, — прозвучал холодный равнодушный голос.

— Сколько сейчас времени? — это главное, так как чувством времени владеют только эльфы. Да и то темные.

— Два часа после заката солнца, — холод голоса просто пробирал до самых костей. А вот я удивилась:

— А почему меня не ведут на плаху, тогда?

— Казнь перенесена на рассвет, — интересно, а главный злодей не знаком с главной пыткой тех же темных эльфов — сажать пленника в камеру с видом на орудия пыток, ибо наиболее страшит не боль и смерть, а их ожидание.

Я развернулась, прошлась немного по комнате. Сложила руки на груди, и вдруг почувствовала шуршание и небольшой дискомфорт в этой же области. Оттянула вырез и увидела до боли знакомый мне листок. Мысль о том, чтобы рассказать мастеру Лейрону о листке, снова постучалась в мою голову. Ведь он если, не сможет предотвратить мою смерть, то, по крайней мере, начнет задумываться, а то и «копать» под своего правителя. Камень, каким бы маленьким он не был, всегда создает круги на воде. Я снова вернулась к двери:

— Извините, а можно вас о кое-чем попросить?

— Все зависит от просьбы, — к мертвому голосу я уже начала привыкать.

— Я хотела бы поговорить с мастером Лейроном.

— Вашу просьбу передадут, — и тишина.

Мне оставалось только ждать.

* * *

Я не знаю, сколько прошло времени, может и совсем немного. До прихода мастера я сидела, как на иголках, быстро продумывая, что я буду говорить. Как назло, в голову ничего не приходило. Варианты были от рассказа на словах до просто просьбы прочить листок. Больше всего я боялась, что он меня откажется слушать.

Дверь еле слышно скрипнула, открываясь. В камеру вошел мастер.

— Мне доложили, что вы хотели меня видеть, — это было сказано спокойным голосом, но я уже привыкла смотреть на лицо — голос может соврать, глаза никогда. На его лице, как он не пытался скрыть, была маска обреченности. И это меня напугало. Зеленые глаза сияли болезненным светом, как будто наставника кто-то заживо резал. Боги и Духи! Что же с ним случилось?!

— Да, мастер. Мне очень нужно с вами поговорить, — я старалась говорить твердо, но слова застревали в горле.

— Я вас слушаю, — глухо ответил наставник.

— Я… я хотела вам объяснить, почему у правителя была такая реакция на мои слова, — выдохнув, все-таки смогла начать, тот разговор, от которого зависит далеко не только моя жизнь. Мастер удивленно посмотрел на меня, и чуть взволнованно спросил:

— И почему же?

Я достала листок (в этот момент мои руки дрожали и чуть не порвали злосчастную страницу), показало его наставнику:

— Я его нашла приблизительно где-то в триноле. Я сначала не обратила внимания, но потом в голове стала проясняться довольно занятная картина, — во рту стало слишком много слюны, я сглотнула, прервавшись. Мастер воспользовался эти и спросил:

— Какое это имеет значение к Элес?

— Самое прямое, — поспешила ответить я и быстро продолжила, — в тексте написано, что в городе магов, называемом Зарей, была произведена смена власти одним могущественным колдуном. При том, так как народу больше нравился их предыдущий правитель, магу пришлось наложить на жителей блок на волшебство. Более сильных колдунов он заклял на повиновение. А самого правителя так же сделал своим слугой, скорее всего, дабы всегда был на глазах.

— И что? — вопросительно поднял брови мастер Лейрон.

— А то, — продолжила я, — что если взглянуть поближе, то… как переводиться слово Элес со светлоэльфийского?

— … Заря, — немного удивленно ответил мастер.

— И идем дальше. Короля звали Ринлей, — на эти слова мастер, держащий в руках листок, утвердительно кивнул.

— Как переводиться соответственно правилам вышеупомянутого языка имя «Ринлей»?

— Рожденный на рассвете, — спокойно ответил мастер Лейрон.

— Вы до конца дочитали? — и, увидев еще один утвердительный кивок, спросила, — как переводиться на эльфийский имя «Погибший на закате»?

На секунду наставник задумался (да уж, я бы не удивилась, если бы он целый час вспоминал, в той книге сто-о-олько страниц было) и чуть растерянно и пораженно ответил:

— Лейрон.

— Вот видите, — очень тихо, будто боясь кого-то спугнуть, произнесла я, — Вы — правитель страны Элес, вы ничего не помните и служите своему тюремщику… и только вы можете все это прекратить.

На минуту повисло молчание, а потом…

— Кто вас привел к такому выводу? — сурово спросил наставник.

— Мастер? — удивилась я.

— Вы понимаете, что своими фантазиями, вы сами себе вырыли могилу? — его слова прозвучали для меня, как гром в чистом небе. Мастер мне не поверил. Он даже не попытался понять! Почему?

— Мастер, — я была настолько поражена, что могла произносить только это слово.

— Хватит, — обрубил мои попытки хоть что-то сказать наставник, — листок я уничтожу, а вам стоит подумать, что можно изменить в вашем положении. Хотя бы принять предложение и стать ученицей правителя.

На этом он резко развернулся и ушел.

… а я поняла, что все кончено…

Он находился в замешательстве. То, что рассказал девушка, было невероятно в своей логичности, и ему, с одной стороны, хотелось найти того, кто подложил девушке этот листок, а с другой начали появляться губительные сомнения, что Юриль права. Ведь просто так не стал бы правитель губить ребенка. Что же делать? Кому верить? Повелителю, которому он служил без малого четыреста лет, или девушке, которая была склонна к мечтательности и неизвестно, чем еще забита её голова. Но все-таки, все-таки, ВСЕ-ТАКИ! Не может быть смертная казнь без реальной почвы? Боги и Духи, за что ему все это?! Даже Тьма перестала приносить покоя? Он мимоходом заглянул в висящее на одном из стен зеркало. Зеленые. До прошлой ночи он как-то и не задумывался над цветом своих глаз. Он вообще в зеркало смотрелся только во время бритья.