– Очень просто, товарищ подполковник. Немцы его вывезти хотели. Погрузили уже... Вы, может, заметили – там, на углу, автобус стоит с драконами. Так вот, в этом самом автобусе... Ох, и махина! Едва вытащили...

– Интересно, – сказал Стремянной. – Неужели и вправду тот самый сундук? Не верится...

– Тот самый, товарищ подполковник. – Соловьев для убедительности даже приложил руку к сердцу. – Все признают. Да вы сами поглядите! Или сначала прикажете в казначейство?

Стремянной, словно советуясь, посмотрел на Громова и вышел из машины.

– Хорошо... Посмотрим, пожалуй, сначала на казначейство, а потом и на сундук, – сказал он. – Только побыстрее. Надо успеть еще до темноты осмотреть концлагерь.

Глава тридцать пятая

СНОВА КОВАНЫЙ СУНДУК

Казначейство гитлеровцы устроили в том же трехэтажном каменном доме, где до войны располагалось городское отделение Государственного банка.

Когда Стремянной и Громов вошли в операционный зал, первое, что они увидели, был большой письменный стол, заваленный грудами денег. Рядом стоял часовой, а вокруг – за соседними столами – штабные писари считали ассигнации и тут же заносили подсчитанные суммы в ведомости.

Над кассой висело еще не сорванное объявление бургомистра: «Господа налогоплательщики! Помните, ваш долг вносить налоги в установленные городским управлением сроки. Уклоняющиеся будут рассматриваться немецким командованием как саботажники, подлежащие отдаче под суд».

Соловьев бодро, слегка выпятив грудь, шагал впереди Стремянного. Он был очень доволен, что тот отозвался на его приглашение осмотреть казначейство. Что ни говори, а приятно показать начальству, как четко организовано у тебя дело и в каком безупречном порядке происходит учет трофеев.

– Деньжищ-то, деньжищ! – высоко подняв светлые брови и оглядев столы, сказал Морозов. – Сколько же их тут примерно? – спросил он у старого усатого писаря, очевидно из счетных работников.

Старик ловко управлялся с делом – ассигнации так и мелькали у него в руках, – и стопка туго перевязанных шпагатом пачек росла прямо на глазах.

– Да уж миллион семьсот тысяч, – усмехнулся писарь, обвязывая веревкой очередную пачку сотенных бумажек. – А вообще-то не очень много – всего миллионов пять-шесть будет.

– Нечего сказать – мало! – удивился Морозов. – Да это же целый бюджет!

Громов обошел вокруг стола, взял сотенную бумажку в руки и стал ее пристально рассматривать.

– А не кажется ли вам подозрительным, – обратился он к Стремянному, – что здесь так много совершенно новых, даже неизмятых денег?

– Что ты хочешь сказать, Артем Данилыч? – спросил Морозов и тоже взял одну из новеньких ассигнаций. – Думаешь, деньги фальшивые?

– Возможно.

– Думаешь, нарочно их сюда подбросили?

– Это надо проверить, – ответил Громов.

– Гм!.. – Морозов взял в руки несколько ассигнаций и, склонив голову набок, будто любуясь, стал их рассматривать.

– Что ж, устроим экспертизу, – предложил Стремянной. – Разумеется, так пускать их в обращение не следует.

– Никакой экспертизы не надо, – сказал Морозов. – И так ясно – деньги фальшивые.

– Почему ты так уверен, Сергей Филиппыч? – повернулся к нему Громов.

– Да уж уверен... Ну-ка, посмотри еще разок, да повнимательнее, и ты сейчас уверишься.

Громов вытащил из пачки одну ассигнацию и стал пристально ее разглядывать. Он вертел ее и так и этак, смотрел на свет, пробовал плотность бумаги пальцами. По его примеру Стремянной тоже взял одну сотенную, вытащил из кармана другую и стал тщательно сличать обе ассигнации. Так прошло несколько минут.

– Нет, – наконец сказал Громов. – Ничего не вижу. Деньги как деньги!..

– Ну, а ты, Стремянной, что скажешь?

– Да что сказать? Выдай мне этими деньгами зарплату – возьму без всяких сомнений.

– Эх вы, эксперты!.. Давайте-ка сюда! – Морозов отобрал у них ассигнации и сложил вместе. – Смотрите!.. Видите?.. Номера и серии на них одинаковые!.. На этой бумажке серия ВС 718223 и на другой тоже. Я просмотрел целую пачку новых денег – и все с одним номером...

– Ай да Сергей Филиппыч! – воскликнул Громов. – Смотри, как просто, а?.. И ведь не догадаешься...

– Что же нам с этими деньгами делать? – озабоченно спросил Стремянной.

– Сжечь, понятно, – сказал Громов, – а несколько кредиток пошлем в Москву для изучения...

– Правильно!.. Капитан! – Стремянной подозвал к себе капитана Соловьева, который в эту минуту складывал плотно увязанные пачки денег в брезентовый мешок. – Проверьте деньги как можно тщательнее. Если есть настоящие, отделите их.

– А у нас это уже сделано, товарищ подполковник, – доложил Соловьев. – Начфин Барабаш с самого начала распорядился новые бумажки пересчитать отдельно. А как прикажете поступить с настоящими деньгами?

– Сколько их, кстати?

– Сто пятьдесят шесть тысяч.

– Сдайте их в нашу финансовую часть, товарищ Соловьев. Майору Барабашу.

– Слушаюсь, товарищ подполковник! Будет сделано.

– Ну, а теперь давайте поглядим на сундук, – сказал Стремянной и направился к двери, подав знак Соловьеву следовать за ним.

На этот раз им не пришлось ехать на машине.

Соловьев провел их какими-то проулками, дворами и огородами на соседнюю улицу. Несколько минут они шли мимо недавнего пожарища, среди обожженных, почерневших от пламени лип и берез. Перед ними беспорядочно громоздились обглоданные огнем балки, груды битого кирпича, искореженной утвари...

– Постойте, товарищи! – сказал Стремянной оглядываясь. – Куда это вы нас ведете? Ведь это, если не ошибаюсь, было здание сельскохозяйственного техникума. А теперь и не догадаешься сразу! Какой тут сад был до войны – красота!..

– А гитлеровцы что здесь устроили? – спросил Громов.

– Городское гестапо, – ответил Соловьев. – Место, понимаете сами, укромное, и участок большой...

Громов молча кивнул головой.

– Ну, а где же сундук? – спросил Стремянной.

– А мы его вон в ту проходную будку внесли, где охрана гестапо была. Я около него человека оставил.

– Ладно. Посмотрим, посмотрим...

Они пересекли сад и вошли в небольшой деревянный домик у самых ворот, выходящих на улицу.

Узенький коридорчик, фанерная перегородка с окошком, наглухо закрытым деревянным щитом, а за перегородкой – небольшая комната. В одном углу – железная печка, в другом – грубо сбитый, измазанный лиловыми чернилами стол.

Посредине комнаты стоял сундук. Присев на его край, боец в дубленом полушубке неторопливо скручивал козью ножку. При появлении Стремянного он встал.

– Ну-ка, ну-ка, покажите мне этот сундук, – весело сказал Стремянной. – А ведь в самом деле наш!.. Никак не ожидал, что еще придется его увидеть.

Он наклонился, внимательно осмотрел сундук, провел рукой по крышке, ощупывая железные полосы с частыми бугорками заклепок и целую россыпь затейливых рельефных бляшек, изображающих то звездочку, то ромашку, то морскую раковину.

А в это время Морозов деловито осматривал сундук. Не видя никаких признаков замка и замочной скважины, он только по затекам сургуча на стенках установил, в каком месте крышка отделяется от ящика.

– Не понимаю все-таки, как этот сундучище открывается? – спросил он.

– А вот сейчас увидите, – ответил Стремянной, продолжая ощупывать крышку и что-то на ней разыскивая. – Ага!.. Вот ковш... А вот и ручка... Большая Медведица...

– Какая еще медведица? – удивился Громов.

– Минуточку терпения!..

Стремянной нажал несколько заклепок, повернул какую-то ромашку налево, какую-то раковину направо и свободно поднял тяжелую крышку сундука.

– Наш! – сказал он торжествующе. – Но содержимое не наше.

Все заглянули в сундук. Он был доверху полон разнообразными ценными золотыми вещами, в лихорадке последних сборов кое-как засунутыми сюда.

– Так! – сказал Громов.

Соловьев нагнулся и вытащил газетный сверток, в котором оказалось двенадцать пар золотых часов, ручных и карманных, а затем и еще много самых разнообразных предметов; объединяло их между собой только одно качество – их ценность.