– Найдет чего! – буркнул рябой и умолк.

Он подсел к окошку и стал осторожно поглядывать в узкий проулок, вдоль которого тянулась серая каменная стена. Потом он поманил к себе рыжебородого. Они примостились на нарах по обе стороны окошка и стали о чем-то тихо переговариваться. Когда окошко заслоняли яловые сапоги, старики отодвигались от него подальше, когда яловые сапоги удалялись, они вновь придвигались поближе.

– Как по-твоему, что с нами будет? – спросил Коля.

Девочка наморщила лоб.

– Не знаю. Меня, наверное, пошлют в Германию.

– Вот хорошо, если бы меня послали в лагерь! – вздохнул Коля. – Я был бы вместе с папой...

– Не пошлют, – с уверенностью сказала Мая, – ты же не пленный.

– А куда ж они меня денут?

– Подержат, подержат, а потом вернут к дяде.

Коля вспыхнул:

– А я от него все равно сбегу!..

– Куда убежишь?

– К Якушкину!.. А может, в Малиновку! – Он наклонился к ней и заговорщически прошептал: – Я такое слово знаю, меня сразу в партизаны возьмут.

– Какое? – с интересом спросила Мая.

– Такое! Сказать не могу! Тайна.

Рябой дед вдруг спросил:

– А кого ты в Малиновке знаешь?

– Многих знаю! – задиристо ответил Коля.

Опять эти деды лезут не в свое дело!

– Кого, например? – настаивал рябой.

– Ну, одну тетку, которая с краю живет.

– А как ее зовут?..

Коля подозрительно взглянул на рябого:

– А вы почему меня, дедушка, спрашиваете?

– Очень просто – я сам из Малиновки. У меня там все кумовья да свахи...

– Ну, а Полозневу знаете? – осторожно спросил Коля; он и сам не был уверен в том, правильно ли запомнил это имя.

Деды переглянулись. На их иссеченных морщинами лицах вдруг появилось какое-то новое выражение. Они смотрели на Колю с любопытством и в то же время с недоверием. «Кто же ты? – как бы говорили их взгляды. – Знаешь ли ты, о чем болтает твой язык?»

– Слышал о такой, – сказал Степан Лукич. – Только она из деревни давно ушла...

– Куда ушла? – встрепенулся Коля.

– Вот еще! Скажи ему куда! – угрюмо проронил старик. – Ушла, и все. А ты кем ей приходишься?

Коля промолчал.

– Ну, а еще кого в деревне знаешь? – продолжал допрос рябой.

– Никого больше не знаю, – огрызнулся Коля.

Он повернулся к любопытным дедам спиной и стал говорить с Маей. Она уже заплела косы и молча сидела, устало привалившись к грязной стене.

– На улице дождь, – мечтательно сказала она.

– А я люблю, когда дождик, – ответил Коля. – После него грибы растут.

Мая оживилась:

– Люблю ходить по лесу! Идешь, а под ногами земляника! Много-много. Ты ее собираешь, а тебе кажется, что из-за куста сейчас медведь выйдет!.. Ты медведей боишься?

– Чего их бояться, – усмехнулся Коля. – Я не то что медведей, я и волков не боюсь!.. Волку свистнешь, а он к тебе бежит, как собака...

Рябой засмеялся мелким смехом:

– А волка-то живого ты когда-нибудь видел?

– Видел!

– Какой он?

– Большой и серый!

– Сам ты серый! – ухмыльнулся дед. – У нас волки были рыжие. А последнего, если хочешь знать, убили в двадцать пятом году. Когда тебя еще на свете не было!

Коля засопел, не найдя что ответить на такое унижение. Но Мая вступилась за него:

– Вот уж и неправда, дедушка! И теперь у нас еще есть волки. И не рыжие, а серые. Одного из них я сама видела, мой брат с охоты привез.

– А что, Тимоша, – вдруг сказал рыжий дед рябому, – я тоже знал одного такого охотника, который серого убил. Учитель был такой, Геннадий Андреевич! Не слышал? Ну, тот, у которого еще лодка была своя. Он к нам часто приезжал.

Коля насторожился. К чему вдруг дед упомянул о Геннадии Андреевиче? Признаваться ли, что он его знает?!

– Да, помню, – отозвался Тимофей, – хороший мужик. Где он сейчас?

– Не знаю. Говорят, остался... А может быть, и ушел...

Коле очень хотелось сказать, что он знает, где сейчас Геннадий Андреевич, и этим показать свою осведомленность. Но за последние дни он научился молчать.

– Это в вашей школе Геннадий Андреевич учителем-то был? – вдруг обернулся к Коле рыжебородый дед. – Ну, чего молчишь? Говори!

Старики внимательно уставились на него, и Коля понял: весь этот разговор они завели не случайно и чего-то от него ждут.

– Ну, в нашей, – сказал он насупившись.

– Значит, ты его в лицо опознать можешь?

– Могу, – ответил он.

Старики вновь о чем-то долго шептались, потом Степан Лукич, кряхтя, отполз в самый дальний угол нар и поманил ребят к себе.

– Подьте сюда, – тихо приказал он.

По выражению его лица, сразу как-то помолодевшего, Коля понял, что старики пришли к какому-то важному решению. Он кивнул Мае, и они подсели к деду поближе. А в это время Тимофей продолжал пристально смотреть в окошко.

– Вы, ребята, на свободу хотите? – серьезно спросил Степан Лукич.

– Конечно, хотим, – ответили Коля и Мая.

– Придется, ребята, вам отсюда бежать, а то худо вам будет.

– Как – бежать? – спросил Коля, удивленно смотря на этого чудаковатого деда.

– Это можно. Если только не струсите!

– Не струсим! – оскорбился Коля.

Тимоша, не отводя глаз от окна, вдруг сделал резкое движение рукой:

– Подойди-ка сюда. Сумеешь протиснуться в отверстие?

Коля на коленях подполз к окошку и, привстав, примерился. Да, он свободно мог пролезть в него. А Мая тем более.

– Ну, а ты, Мая, не боишься? – спросил девочку Степан Лукич.

– Боюсь, но полезу, – вздохнула она.

– Вот что, ребята, – прошептал Степан Лукич. – Через полчаса полицаям привезут обед. Они поднимутся на второй этаж, а на посту останется лишь один часовой... Я начну колотить в дверь, требовать начальника. И вот тут самое главное!.. Как только часовой с проулка кинется к нашей двери – а для этого ему надо спуститься в подвал, – Тимоша разобьет стекло в окошке, и тут вы сразу же вылезайте. Но только не бегите, иначе вас заметят. Идите спокойно. А как завернете за угол на улицу, бросайтесь в проходной двор.

– Рядом с молочной! – сказал Коля.

– Точно. Вижу, город знаешь... Ныряйте туда, а там уж ног не жалейте.

Коля оживленно слушал, но вдруг его лицо помрачнело:

– Потом-то куда идти?..

– А что, у тебя никого нету? – спросил дед.

Коля подумал.

– Пойду к дяде Якушкину. Он спрячет.

– А ты куда? – спросил Степан Лукич Маю.

Девочка растерянно посмотрела на него:

– Мне пойти, дедушка, некуда. У меня дома нету.

– Где же твои родители?

– Отца арестовали, – сказала Мая, – а мама потерялась. Мы ехали в Воронеж. На одной станции она выскочила из теплушки и побежала за водой, как раз в это время поезд и тронулся...

– Как же ты оказалась в городе?

– Наш поезд разбомбило. Все, кто остался жив, разбрелись, и я вернулась...

– История! – проговорил Степан Лукич. – Действительно, куда же вам, ребята, деваться? Ну как, Тимоша, можно им довериться?

– А что, если их поймают? – с сомнением сказал рябой.

– Да, дело сложное, – тяжело вздохнул Степан Лукич. – Что ж, Тимофей, без риска тут не обойтись.

– С умом надо делать, – отозвался тот, – без ума-то и ребят погубим, и себя, да еще и других впутаем...

Степан Лукич внимательно посмотрел на ребят, как бы оценивая их силы. Колю бил озноб. Ему было и страшно и в то же время очень хотелось выбраться наконец из этого страшного подвала. Мая, наоборот, сидела с безучастно-спокойным лицом. Она как будто уже приготовилась к самому худшему, и ее ничто не страшило.

– Вижу я, что вы ребята хорошие, – сказал Степан Лукич, – но от вас зависит, прямо скажу, большое дело. Нам все равно погибать. Сегодня нас повезут на очную ставку с одним предателем. Мы даже не сможем сказать потом, кто он. К утру нас, наверное, расстреляют... Мая, ты отсядь! Я Коле что-то на ухо скажу... Тебе слушать не надо...

Мая отошла в другой конец подвала. Она не обиделась: значит, так надо, значит, она не должна знать того, что ей не хотят или не могут доверить.