— Ценность жемчужины зависит от ее величины, не так ли? — спросил Консель.
— Не только от величины, — отвечал я, — но и от формы, от того — чистой ли «воды» жемчужина, иными словами, от ее цвета; наконец, от «игры», то есть от того, блестит и иридирует ли камень перламутровым блеском, столь приятным для глаза. Особенно ценным считается жемчуг, представляющий собою шаровидный наплыв перламутра, иногда прикрепленный к раковине, но обычно образующийся внутри мягких тканей мантии, так называемый perles vierges. Жемчужины эти образуются в складках ткани моллюска и покоятся там свободно; они белого цвета и большей частью непрозрачные, но у некоторых жемчужин опаловые переливы цветов. Форма этих драгоценных жемчужин чаще всего сферическая или грушевидная. Сферические жемчужины идут на браслеты, грушевидные — на серьги. Этот сорт жемчуга самый ценный и продается поштучно. Жемчужины, прикрепленные к раковине и более неправильной формы, ценятся дешевле и продаются на вес. Наконец, низший сорт жемчуга — мелкий жемчуг, известный под названием «бисера», — продается мерками и идет главным образом на вышивки и церковные облачения.
— Сортировка жемчуга, по-видимому, работа трудная и канительная, — сказал канадец.
— Отнюдь нет, друг мой! Сортировка жемчуга производится посредством сита или решета. Имеется одиннадцать различных сит для отсеивания жемчужин. Жемчуг, который остается после просеивания в редком сите, имеющем от двадцати до восьмидесяти отверстий, считается первосортным. Жемчуг второго сорта остается на решетах, в которых от ста до восьмисот отверстий. Наконец, жемчуг третьего сорта остается на решетах, имеющих от девятисот до тысячи отверстий.
— Хитро придумано! — сказал Консель. — Я вижу, что сортировка и классификация жемчуга производится механически. Не скажет ли господин профессор, какой доход приносит эксплуатация промысловых районов морского жемчуга?
— Судя по книге Сирра, — отвечал я, — цейлонские жемчужные банки ежегодно приносят три миллиона акул!
— Франков! — заметил Консель.
— Да, да, франков! Три миллиона франков, — поправился я. — Но, кажется, теперь жемчужные промыслы не столь доходны, как в прежние времена. Хотя бы взять к примеру американские жемчужные промыслы. При Карле Пятом они приносили ежегодно четыре миллиона франков, а теперь едва ли дают две трети этой суммы. В общей сложности годовой доход с жемчужных промыслов можно исчислить в девять миллионов франков.
— Но я слыхал, — сказал Консель, — что некоторые знаменитые жемчужины оценивались очень высоко?
— Верно, мой друг! Говорят, что Цезарь подарил
Сервилии жемчужину, стоившую сто двадцать тысяч франков на наши деньги!
— А вот я слыхал, — сказал канадец, — что в древности одна дама пила жемчуг, растворенный в уксусе!
— Клеопатра! — заметил Консель.
— Напиток едва ли приятный на вкус! — прибавил Нед Ленд.
— Просто пренеприятный, друг Нед! — сказал Консель. — Зато рюмка такого раствора оценивалась в сто пятьдесят тысяч франков! Круглая сумма!
— Жаль, что эта дама не была моей женой, — сказал Нед Ленд, выразительно поглядывая на свои руки.
— Нед Ленд — супруг Клеопатры! — вскричал Консель.
— Я собирался жениться, Консель, — серьезно сказал канадец. — И не моя вина, что дело не сладилось. Я даже купил жемчужное ожерелье для Кэт Тендер, моей невесты. Но она, впрочем, вышла за другого. И что ж? Ожерелье стоило мне всего-навсего полтора доллара! Но, — поверьте мне на слово, господин профессор, — ни одна жемчужина из этого ожерелья не прошла бы сквозь сито с двадцатью отверстиями!
— Мой дорогой Нед! — отвечал я смеясь. — Это был искусственный жемчуг! Простые стеклянные шарики, наполненные жемчужной эссенцией.
— Все же эта эссенция должна дорого стоить, — возразил канадец.
— Эссенция ничего не стоит! Это не что иное, как серебристое вещество с чешуи рыбки-уклейки, растворенное в азотной кислоте. Даровое сырье!
— Поэтому-то, видно, Кэт Тендер и вышла за другого, — философски рассудил мистер Ленд.
— Но возвратимся к нашему разговору о драгоценных жемчужинах, — сказал я. — Не думаю, чтобы какой-нибудь монарх владел жемчужиной, равной жемчужине капитана Немо.
— Вот этой? — спросил Консель, указывая на великолепную жемчужину, хранившуюся под стеклом.
— Не ошибусь, оценив ее в два миллиона…
— Франков! — поспешил сказать Консель.
— Да, — сказал я, — в два миллиона франков! А капитану стоило только нагнуться, чтобы взять ее!
— Э-э! — вскричал Нед Ленд. — А почем знать, может и нам завтра, во время прогулки, попадется такая же?
— Б-ба! — произнес Консель.
— А почему же нет?
— А на что нам миллионы на борту «Наутилуса»?
— На борту, верно, не на что, — сказал Нед
Ленд, — но… в другом месте…
— Э-э! В другом месте! — сказал Консель, качая головой.
— В самом деле, — сказал я, — Нед Ленд прав. И если мы когда-нибудь привезем в Европу или Америку жемчужину стоимостью в несколько миллионов, это придаст большую достоверность и больший вес рассказу о наших приключениях.
— Я думаю! — сказал канадец.
— Неужто, — сказал Консель, возвращавшийся всегда к познавательной стороне вопроса, — ловля жемчуга опасное ремесло?
— О нет! — отвечал я с живостью. — Особенно, если приняты некоторые меры предосторожности.
— А что может быть опасного в этом ремесле? — сказал Нед Ленд. — Разве только хлебнешь лишний глоток соленой воды!
— Совершенно верно, Нед! А кстати, — сказал я, стараясь принять беспечный тон капитана Немо, — вы боитесь акул, Нед?
— Я? Гарпунер по профессии! — отвечал канадец. — Мое ремесло — плевать на них!
— Речь идет не о том, чтобы поймать акулу на крюк, втащить на палубу судна, отрубить ей хвост топором, вспороть брюхо, вырвать сердце и бросить его в море!
— Стало быть, речь идет…
— Вот именно!
— В воде?
— В воде!
— Черт возьми! А на что при мне мой гарпун? Видите ли, господин профессор, акулы довольно неуклюжие животные. Чтобы хапнуть вас, им надобно перевернуться на спину… Ну, а тем временем…
Нед Ленд произносил слово «хапнуть» с такой интонацией, что мороз пробегал по спине.
— Ну, а ты, Консель? Как ты насчет акул?
— Я, — сказал Консель, — буду говорить начистоту с господином профессором.
«В добрый час!» — подумал я.
— Ежели господин профессор решается идти на акул, — сказал Консель, — как же я, его верный слуга, не последовал бы за ним!
3. ЖЕМЧУЖИНА СТОИМОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ
На следующий день в четыре часа утра меня разбудил матрос, приставленный ко мне для услуг капитаном Немо. Я быстро встал, оделся и вышел в салон.
Капитан Немо ждал меня там.
— Господин Аронакс, — сказал он, — вы готовы?
— Я готов.
— Потрудитесь следовать за мной.
— А мои спутники, капитан?
— Они уже предупреждены и ждут нас.
— Мы наденем скафандры?
— Покамест нет. Я не хочу, чтобы «Наутилус» подходил слишком близко к здешним берегам, ведь мы еще довольно далеко от Манарского мелководья; но я приказал снарядить шлюпку, в которой мы и подплывем к самой отмели, а это значительно сократит нашу переправу. Водолазные аппараты уже перенесены в шлюпку, и мы наденем их перед самым погружением в воду.
Капитан Немо подвел меня к центральному трапу, ведущему на палубу. Нед и Консель, обрадованные предстоящей «веселой прогулкой», уже ожидали нас там. Пять матросов из команды «Наутилуса» с веслами наготове дожидались в шлюпке, спущенной на воду.
Еще не рассвело. Редкие звезды мерцали в просветах густых облаков, обложивших небо. Я искал глазами землю, но мог различить лишь туманную полоску, затянувшую три четверти горизонта, от юго-запада до северо-запада. «Наутилус», прошедший за ночь вдоль западного побережья Цейлона, находился теперь близ входа в бухту, или, вернее, в залив, образуемый берегами Цейлона и острова Манар. Там, под темными водами, таились рифы — неистощимые жемчужные поля, расстилавшиеся почти на двадцать миль в округе.