А на Кубе этот кодекс осуществляли. Вот и ехали тысячи школьников в лагеря на селе, своего рода «трудовые армии». В России такое было только во времена «военного коммунизма» 1919-1921 годов. От чего буквально через пару лет сами же большевики и отказались.

На Кубе радикальный эксперимент затянулся на десятилетия.

Корпуса «трудовых коммун» для молодежи торчат в полях до сих пор. Туристам проще всего увидеть один такой корпус, если ехать с курорта Варадеро на Плайя-Хирон. Есть такая однодневная экскурсия на южный, карибский берег острова, включающая посещение крокодиловой фермы и деревни индейцев на полуострове Сапата, а также мест боёв у залива Свиней, где на заре революции сошлись силы Фиделя и десант кубинских эмигрантов (по кубинской терминологии, «наёмников» и «червей»). Для того чтобы добраться туда из Варадеро, надо пересечь остров «по перпендикуляру», проехать через угодья тех самых сельхозпредприятий в провинции Матансас. И вот помимо апельсиновых рощ и «хрущёвок» за окном мелькают и какие-то странные для сельской местности корпуса, предназначение которых не может распознать даже бывший советский человек.

Чаще всего кубинский экскурсовод сам начинает рассказывать о том, что это такое. Красиво так рассказывает. Про «нового человека». И вряд ли скажет, что перед тобой — место, куда молодых людей отправляли вне зависимости от их собственного желания: «добровольно-принудительно» заставляли освоить пролетарскую специальность и подвергали многомесячной идеологической обработке.

Только ли дело в схожести кубинской чудо-травы «йерба буэна» и русской дикой мяты?

Шутки шутками, но был момент, когда в Гаване всерьёз подумывали объявить в своей отдельно взятой стране коммунизм. Именно коммунизм. В точном соответствии с утопическим принципом «от каждого по труду, каждому — по потребностям». Мне рассказывали об этом ветераны советской дипломатии. Они рассказывали, что кубинцы на полном серьёзе предлагали объявить свой остров своего рода экспериментальным коммунистическим заповедником. Естественно, за счет Советского Союза.

Возможно, эта версия — некоторое преувеличение. Вернее, реакция на то раздражение, которое копилось у советских дипломатов-патриотов. Им больно было видеть, как Центр, Москва, разбаловала Гавану прощением всех долгов и выдачей всё новых и новых кредитов. А на Родине, в Советском Союзе, окончательно загнивала деревня. А возрождение Нечерноземья РСФСР стало считаться уже таким немыслимым подвигом, что за локальные успехи стали давать правительственную медаль.

Но это будет потом. А субъективных первопричин, которые заставили Фиделя броситься в пучину марксизма-ленинизма, я, по моим ощущениям, выделю три.

Во-первых, влияние младшего брата Рауля. Он был тайным членом кубинской марксистско-ленинской партии ещё тогда, когда сам Фидель рассуждал категориями «национального освобождения», а от связей с коммунистами открещивался.

Во-вторых, влияние коммуниста-идеалиста Эрнесто «Че» Гевары[7]. Этот аргентинец буквально бредил идеей о «новом человеке». Это следы его влияния мелькают в полях сельхозпредприятия имени Ленина в провинции Матансас. Гевара всё пытался если не найти, так создать этого «нового человека» и на Кубе, и в партизанских джунглях Африки, откуда вернулся разочарованным, и среди безграмотных крестьян в горах Боливии, где и погиб. Фидель познакомился с ним в Мексике. Туда сам «Че» приехал из Гватемалы, где был свидетелем того, как руками ЦРУ было повержено левое правительство. Что, возможно, стало для него самой тяжёлой, «переломной» психологической травмой, после которой он, выходец из куда более степенной тогда Аргентины, и встал на путь безоговорочной и безоглядной борьбы с «империалистами», где главными пострадавшими, правда, оказывались не империалисты, а окружающие.

Не буду больше об этом. После того как я побывал в уникальном пантеоне в Санта-Кларе, где покоится прах его и десятков его товарищей по боливийскому походу, я не склонен давать ему лично какую-либо однозначную оценку. Системно я к коммунистам отношусь, наверное, уже понятно как. Но большинству из нас до Гевары-человека ещё расти и расти: таким он был рыцарем долга и так увлекал за собой. И, в конце концов, он смертью заплатил за свои идеалы. Много ли ещё таких людей? Единицы!

Но факт есть факт. Идеи «Че» Гевары о «новом человеке» среди кубинских революционеров нашли благодарных последователей. «Че» давно уже нет. А подсказанные им эксперименты на Кубе продолжаются уже многие десятилетия.

Наконец, третий субъективный фактор, который увлёк Кубу в пучину марксизма-ленинизма. Этот фактор — влияние на кубинское руководство первых советских советников. Как организовать не переворот, а по-настоящему народную революцию — в этом вопросе кубинские «бородачи» и сами кого угодно могли научить. И многих потом учили. А вот как сделать революцию необратимой — это им и подсказывали советские товарищи.

И это тот самый случай, когда писать следует именно так, как я это и делаю: товарищи не «русские», а именно «советские». Всё дело в том, что первая волна посланцев Москвы состояла из особых людей. Не русские, а «совиспанцы». Те самые дети гражданской войны в Испании, которых эвакуировали в СССР. И были люди искренне благодарные и преданные своей новой советской Родине и её странным тогда для кубинцев идеалам. Но именно эти идеалы «совиспанцы» и могли кубинцам растолковать как никто другой. Как было кубинцам не поверить, тем более что объясняли им на родном испанском?![8]

Не хочу ничего упрощать. Естественно, за дрейфом Кубы к СССР лежали не только особенности мировосприятия братьев Кастро и их аргентинского друга Эрнесто «Че» Гевары. Естественно, велась и большая геополитическая игра. Был пик холодной войны. Советскому Союзу совсем не лишним был «непотопляемый авианосец» у берегов США. А тут — Куба. Где «фашио» суверенитета так красиво смотрелся в обрамлении социалистического «лавра».

Именно на Кубе американцы с тех пор отрабатывают политику помещать неугодные режимы под санкции. В случае с Кубой таких санкций — целая изощрённая система. Тотальное эмбарго. Тотальная блокада. И готовность Москвы прийти на помощь в самый сложный момент — и есть главная объективная причина сближения с СССР. И главная причина желания Советскому Союзу подражать.

Подражать в государственном устройстве. Из всех соцстран только кубинцы и воспроизвели именно советскую систему образца 1922 года. С «пирамидой советов» и ЦИКом. Который не Центризбирком, а Центральный исполнительный комитет. На Кубе это Госсовет.

Подражать в экономике. Причём опять же с «младосоветскими» элементами вроде «трудовых армий».

И подражать в своего рода глобальном миссионерстве. В желании быть народом не богоносцем, но знаменосцем. В готовности снять с себя последнюю рубаху, но найти себе внешнего врага (чтобы бороться) и новых братьев (чтобы им помогать). Пусть даже у себя в стране жизнь становилась всё более стыдной. Пусть даже у кубинцев и не нашлось своего Бердяева, который указал бы на то, что это уже не от марксизма-ленинизма. Что это как раз характерная национальная русская черта. Как бы то ни было, советская социалистическая система на острове не просто воспроизведена, а возведена в квадрат, в куб, ещё и со всеми её, в том числе и русскими национальными особенностями.

Но есть и другая правда. Абсолютное большинство граждан многих соседних с Кубой стран живут не намного лучше. Та же нищета, то же недоедание. Хотя вроде бы — капитализм и формальная демократия. Взять хотя бы и мой любимый Уругвай.

Вот, например, есть такая «библия» западного делового и политического мира, лондонский журнал «Экономист». Журнал составляет разные «канонические» рейтинги. Один из рейтингов — таблица демократического развития. И по версии «Экономиста», Уругвай входит в тридцатку самых стабильных демократий мира. Что, кстати, вполне справедливо. Однако, по моим наблюдениям; ещё неизвестно, где на дорогах больше подержанных автомобилей: в кубинской Гаване или в уругвайском Монтевидео. Особенно радуются английские туристы, которые фотографируют давно исчезнувшие в Европе, но бережно сохраненные в Уругвае «Морисы» и «Триумфы». Но ведь никакого социализма или американской блокады в Уругвае не было.