— Заленились. Я слышал, разбогатели? Виталин усмехнулся.
— Было! А теперь — едва-едва что осталось.
— Тэк-с… А все — карты, — сказал вдруг Пухлов и хитро прищурился.
Виталин удивился.
— Вы откуда знаете?
— Хе-хе-хе!.. Слухом земля полнится… Говорили-с.
— Да, и карты, — согласился Виталин. — Сначала везло, а потом…
Пухлов вздохнул и развел руками.
— Это — всегда так. У меня был один знакомый. Сорок тысяч выиграл, потом проиграл и их, и казенные деньги и застрелился.
— Тьфу! — отплюнулся Виталин и засмеялся. — У меня нет казенных денег.
— Чирков тоже играет?
— Тоже.
Пухлов потер руки и засмеялся.
— Ну, ну, скоро вы все у меня работать будете.
— Я и теперь пришел за делом, — сказал Виталин и стал ему предлагать купить свою будущую картину.
Он напишет игорный зал во время разгара игры. На первом плане стол, за которым идет раздача, а рядом, — за которым бьют.
— Батенька! — воскликнул Пухлов: — да это только Репину впору…
Виталин нахмурился.
— Я ведь ее начал только. Когда кончу, тогда говорите о ней. А теперь я лишь спрашиваю: вам писать, или для другого?
— А на выставке будет?
— Непременно!
— Тогда пишите, — согласился Пухлов. — Как набросаете планы, позовите меня. Я задаток дам.
— Ну, вот это дело! — сказал Виталин и, простившись, пошел домой.
Ему казалось, что этим малозначащим договором он застраховал себя от увлеченья. Вечером приехали Чирковы.
— Ну, душечка, ставьте столик! — прямо из передней объявила Марья Павловна.
Наталья Александровна оживилась.
— Сейчас!
— А я, прости, брат, сказал и Хвоину, и Прутикову, и Хлопову, — здороваясь признался Чирков. — Затеем игру! Веревкин с женой и деньгами… Хвоин тоже получил.
Виталин засмеялся.
— Что же играть, так играть!.. А про клуб не забыл?
— Как же! — спохватился Чирков. — Приходи завтра и прямо — в кассу. Там ты уже записан. Пятьдесят копеек дашь и иди! Вот там, батенька, игра!..
— Сейчас чай подадут, а пока, если хотите, сядем! — предложила Наталья Александровна.
Виталин взглянул на жену и не узнал ее. Лицо ее раскраснелось, глаза горели, и она, видимо, волновалась.
— Играть, так играть! — согласился весело и Чирков. В это время раздался оглушительный звонок, и в передней послышался зычный голос Хлопова.
— А! Монте-Карло!.. Кто за банкомета?.. Зашли мои птенцы, Хвоин с Прутиковым, и говорят: игра у Виталина. Я не игрок, а посмотреть занятно.
— Соблазнишься!
— Ну, это врете!
— Тебе начинать, — сказал Виталин Чиркову. Чирков взял карты.
Потом пришли все остальные гости. Игра оживилась. Марья Павловна и Наталья Александровна горячились больше всех, а лица их то бледнели от проигрыша, то вспыхивали радостью при выигрыше.
— Вот это — игра! — восклицал Хлопов, выпивая четвертую бутылку пива. — Сколько в банке-то?
— Тридцать шесть рублей! — ответил Хвоин.
— И ты по банку?
— По банку!
— За всю картину? Ну, игрок! Хвоин покраснел и пробурчал:
— Это уж мое дело!
— Известно, твое, — добродушно ответил Хлопов. Они играли до самого утра…
— А в субботу к нам, — пригласила Наталья Александровна.
— Ваши гости! — ответили Хвоин и Прутиков.
XIX
Виталин пообедал и в шесть часов вечера подошел к стеклянному, закрытому с четырех сторон, подъезду на углу Фонтанки и Графского переулка. Швейцар распахнул перед ним дверь. Он поднялся в огромную переднюю, заставленную вешалками, и сразу почувствовал комфорт, солидность и богатство окружающей обстановки. С широкой лестницы спускались генерал и почтенной наружности старец. Мимо Виталина прошел доктор, которого генерал назвал профессором. Совершенно иное, чем в клубе, куда его свел Кострыгин…
Виталин подошел к конторке, за которой стоял молодой человек с торчащими ушами, назвал себя и, получив за пятьдесят копеек пропускной билетик, поднялся по широкой лестнице во второй этаж. До него, уже издали, доносился смутный гул голосов. Он вошел в огромный зал, в котором стояло с десяток громадных восьмисторонних столов. У каждого стола толпились игроки; иные переходили от стола к столу, другие растерянно ходили по залу.
Виталин остановился подле одного из столов и начал присматриваться к игре. Играли в то же экартэ.
Один из играющих метал ответный банк; прометал четыре сдачи и бросил; его сменил другой и, приготовив карты, тоже начал метать ответ.
Через толпу играющих к столу протиснулся высокий брюнет, прогнал одного из сидящих за столом, занял его место и тоже начал метать ответный банк.
Виталин сразу ничего не понял. Он увидел только, что здесь ведется едва ли не самая крупная игра, что здесь, так сказать, «игорная биржа». За столом, у самого камина, Виталин увидел тысячную игру. На столе почти не было золота, и целыми пачками лежали сторублевые бумажки.
Рыжий еврей подошел и сказал:
— Двенадцать бумажек в круг! — И на него никто не обратил внимания, словно это обычная ставка.
— Вот здесь — игра, — услышал он за собой голос Чиркова и обернулся. Чирков наскоро поздоровался с ним и ловко кинул на стол десятирублевик.
— Ставь скорее, — сказал он, — здесь раздача! Виталин бросил двадцать пять рублей. Банкомет дал один куш, и Виталин выиграл. Выиграл и Чирков.
— Говорю, раздача! — повторил он оживленно. — Вчера, говорят, он двадцать восемь тысяч раздал.
Виталин играл до позднего вечера, брал и отдавал, ходил от стола к столу и впивал в себя насыщенный ажиотажем воздух.
Потом, за ужином, Чирков объяснил ему условия игры.
Те, сидящие за столом, по очереди дают ответы. Если захочет вмешаться посторонний, то он может согнать сидящего за местом, отмеченным кружком, и метать в свою очередь. Комплекты все большие и потому редко кто держит банк один. Чаще составляется компания из двух, трех, даже четырех человек.
Виталин ушел смущенный. Он выиграл пустяки, но в первый раз он видел игру, где тысячи оборачиваются, как десятки рублей, и где можно в вечер наиграть и пять, и шесть, и двадцать тысяч!..
Он вернулся домой и рассказал жене свои впечатленья. Она сидела в постели и слушала его, полуоткрыв рот, расширив глаза.
— Двадцать, тридцать тысяч! — повторяла она тихо.
— Да, там игра! — вздохнул Виталин.
— Если бы я была мужчиной…
— Я и сам попробую счастья!..
XX
Но счастье изменило ему. Черт делал свое дело и вел его к гибели, постоянно разжигая страсть. Обреченный на проигрыш, Виталин проигрывал деньги с фееричной быстротой. Сначала ему будто везло, потом вдруг словно открывался шлюз; раз, два, три — и он поднимался от стола без призрачного выигрыша и без своих денег.
Идя домой, он размышлял и для него становилось очевидным, что, прекрати он игру после второй метки, или откажись он от компании с Верстовским, а возьми Безанкулова — он был бы с выигрышем. Эти мысли мучили его жгучим раскаяньем и в то же время поддерживали надежду на следующий раз.
Он стал угрюм и сосредоточен, но однажды, в минуту малодушной откровенности, он рассказал жене эпизоды последних игр.
— Пятнадцатого числа я, Наташа, заложил в банк семь рублей и снял шестьсот! Уйти бы, и — все! Но черт дернул меня проехать в этот Купеческий; там я дал ответ и в четыре удара отдал все и своих триста! А на другой день наиграл четыреста и тоже проиграл; потом пятьсот и — тоже! Каждый вечер я бывал в выигрыше, и все ничего! А теперь — бьют и бьют!
Помянув черта, он был более чем когда-либо близок к истине.
Наталья Александровна слушала его, затаив дыханье, и потом вдруг разразилась слезами и упреками. Лучше бы он не говорил ей этого! У него была тысяча, больше, а теперь он тащит из дома последние деньги! Если он такой дурак, что не может удержаться, он лучше бы бросил игру и занялся картиною. Пухлов приходил два раза. Вон, Чирков рассказывает, что каждый вечер он может уйти с выигрышем, а не уходит. Так надо бросить! Неужели сладка та, прежняя, ужасная жизнь?!..