Она так и подскочила, когда в холле раздался звонок домофона.

– Не беспокойся, дорогая, я открою, – с необычайной услужливостью произнес Престон и в одно мгновение сорвался с места.

Как и предполагала Мадлен, это оказался консьерж, сообщивший о прибытии Рэнсома. Ей не оставалось ничего больше, как только бросить на ходу Престону:

– Скажи, что я буду готова через минуту! Спущусь вниз! – и быстро скрыться в ванной.

Когда она снова вышла, Престон с торжествующим видом сообщил:

– Он поднимется сюда.

– Сюда?!

– Да.

– Но зачем, Престон?

– Я пригласил его.

– Я не хочу видеть его в своем доме!

Престон недоуменно заморгал.

Только теперь Мадлен поняла, что ее реплика прозвучала несколько истерически. Она пояснила, стараясь говорить более спокойно:

– Не вижу в этом никакой необходимости. Зачем ему подниматься сюда?

В очередной раз чувствуя себя виноватым, Престон пробормотал:

– Боюсь, уже поздно. Он будет здесь прямо сейчас.

Мадлен прекрасно понимала, почему Престон пригласил Рэнсома подняться к ней наверх: хотел лишний paз показать ему, чья женщина Мадлен Баррингтон, кому она принадлежит, хотел утвердить свое право на нее, чтобы у Рэнсома не оставалось никаких сомнении на этот счет. Рэнсому потребовалась сотая доля секунды, чтобы оценить все происходящее в ее доме. Присутствие Престона в ее квартире в столь ранний час, его небрежно брошенные на стуле галстук и пиджак, две чашки с недопитым кофе на столике у окна…

На вежливое и слегка манерное приветствие Престона Рэнсом ответил коротким, безучастным кивком и спросил Мадлен:

– Всё? Мы можем идти?

– Да.

– Иди вперед, дорогая, – вмешался Престон. – Я сам закрою дверь.

Мадлен беспомощно посмотрела не него. Конечно, у Престона никогда не было ключа от ее квартиры, но она не хотела ставить его в неловкое положение, напоминая ему об этом вслух в присутствии Рэнсома.

– Думаю, будет лучше, если мы пойдем все вместе, – ответила Мадлен.

Кажется, ее ответ вполне понравился Престону, и он кивнул. Спускаясь вниз в кабине лифта, Мадлен и Рэнсом хранили гробовое молчание. Престон же не закрывал рта:

– Ты позвонишь мне, когда прилетишь, дорогая? И не забудь сообщить, когда будешь возвращаться, ладно? Надеюсь, ты ненадолго задержишься в этой ужасной стране. Ты ведь должна прилететь ко дню рождения своего отца, помни, дорогая.

Он все еще говорил, когда они вышли из дома.

– А вы, мистер Рэнсом, пожалуйста, смотрите за ней. Чтобы ничего – слышите? – ничего плохого с ней не произошло…

Рэнсом молча кивнул в ответ, подал чемодан Мадлен водителю лимузина, припаркованного рядом, и открыл дверцу, приглашая Мадлен сесть. Он едва взглянул на Престона и, посмотрев прямо в глаза Мадлен, язвительно улыбнулся:

– Пора прощаться.

Та бросила на него свирепый взгляд:

– Не хочешь оставить нас на минутку наедине?

– В самом центре Манхэттена?

– Садись в машину и жди меня, – отрезала она.

– Как вам будет угодно, миледи. – Рэнсом открыл дверцу с другой стороны и сел внутрь. Мадлен готова была поспорить, что он ехидно ухмыляется.

– Что ж, может, мне повезет, и какой-нибудь повстанец застрелит его, – пробормотала Мадлен себе под нос.

Престон улыбнулся, притягивая ее к себе.

Только ради Престона, желая поддержать его мужское достоинство, Мадлен настояла на этом прощании «наедине». Теперь же ей нужно было отвязаться от него побыстрее. И при этом, разумеется, ни слова о прошлой ночи. Стараясь держаться как обычно, сдержанно и спокойно, она произнесла:

– Ты еще не успеешь соскучиться, как я уже вернусь. Не волнуйся, все будет в порядке.

– Но я уже скучаю по тебе, дорогая! – вздохнул Престон. Его прощальный поцелуй, пожалуй, не был слишком страстным и долгим, но Мадлен все равно стало неловко: она помнила, что за ними наблюдал из окна машины Рэнсом.

– Пока! – бросила она Престону, выскальзывая из его объятий.

– Не забудь позвонить, когда будешь в Монтедоре! – повторил Престон.

– Хорошо, обещаю. – Мадлен посмотрела на открытую для нее дверцу машины. Водитель из приличия смотрел в другую сторону, дабы не смущать любовников.

Мадлен села в машину. Но минутное чувство облегчения от того, что она наконец-то простилась с Престоном, тотчас же было заглушено тревогой: она оказалась рядом с Рэнсомом. Он иронично посмотрел на нее поверх газеты, которую читал, уютно развалившись на широком мягком сиденье.

Твердо решив вести себя спокойно и не волноваться, Мадлен откинулась назад и поставила на сиденье, между собой и Рэнсомом, сумочку. Телохранитель постучал по стеклянной перегородке, отделявшей водителя от пассажиров, Мадлен обернулась, чтобы помахать рукой Престону. Машина тронулась с места, и уже через несколько минут они завернули за угол.

Господи, как же хотелось Мадлен в эту минуту любить Престона! Как бы она хотела забыть о присутствии рядом этого опасного человека, от одного только вида которого по всему ее телу точно пробегали искры электрического тока! Она вздохнула и уже в следующее мгновение совершенно забыла о Престоне.

– Итак, – лениво проговорил Рэнсом, переворачивая газетную страницу, – Престон, по-видимому, получил свое прошлой ночью?

Мадлен моментально разозлилась – от одного только его тона.

– Не твое дело!

– Эта ночь, как я вижу, улучшила его настроение в значительно большей степени, чем твое… – продолжал он. – Он всегда такой болтливый после бурной любовной ночи?

– А ты всегда суешь нос в чужие дела? Думаю, любовные отношения других тебя совершенно не должны касаться…

– А, так это у вас – любовные отношения? – Рэнсом с отсутствующим видом пожал плечами и снова уставился в газету. – Ну да, конечно, как мне сразу не пришли в голову? Ты ведь по крайней мере сказала ему свое имя.

Не в силах больше выносить идиотские замечания Рэнсома, Медлен огрызнулась:

– У тебя всегда такое отвратительное настроение, если накануне не было «бурной любовной ночи»?

Рэнсом оторвался от газеты, в глазах его вспыхнули злые огоньки.

– Почему ты решила, что у меня не было любовной ночи? Как раз была, и я провел ее просто великолепно. Рассказать поподробнее, мисс Баррингтон?

Мадлен раскрыла рот от удивления, потом, опомнившись, отвернулась и стала смотреть в окно.

– Не стоит, – сухо проронила она. И через несколько секунд неожиданно спросила: – Ты говорил ей обо мне?

– Ну как тебе сказать. Честно говоря, у нас оставалось не слишком-то много времени на разговоры. А если и оставалось, то говорили мы, конечно, не о вашей милости.

– М-м-м, – только и сумела выдавить из себя Мадлен. Она почувствовала, как закружилась голова: машина снова повернула за угол.

– Кроме того, – равнодушно продолжал Рэнсом, – не думаю, чтобы моей девочке было интересно выслушивать всякие глупые истории.

– Да-да, – рассеянно пролепетала Мадлен. Она дышала так, словно ее ударили в солнечное сплетение. Она снова посмотрела в окно, желая сейчас только одного – чтобы Рэнсом замолчал, чтобы снова начал читать газету и на какое-то время забыл о ее присутствии.

Через несколько мгновений она услышала, как шелестит газета. Повернувшись, Мадлен увидела, что он снова углубился в чтение – даже его лица теперь не было видно. Ничего не оставалось, как снова смотреть в окно. Чувствовала она себя ужасно глупо.

Ну разумеется, он спал с другими женщинами! Разве могло быть иначе? Почему же тогда она так изумилась его признанию? И почему известие о том, что прошлую ночь он провел с другой, причинило такую боль?

Закрыв глаза, Мадлен изо всех сил пыталась успокоиться. Странно – у нее было ощущение, будто кто-то присвоил себе то, что принадлежало ей одной. Она открыла глаза, но очертания предметов расплывались перед ней – опять кружилась голова. Мадлен зажмурилась и сжала зубы. Господи, она просто сходит с ума! А как безобразно себя ведет! Где ее гордость, приличия? От них не оставалось и следа, как только рядом появлялся этот человек. Нет, надо взять себя в руки и ни в коем случае не показывать, что ее волнуют его любовные истории. То-то бы он поднял ее на смех!